Четвертый Рим - В. Галечьян

— Я все думала, как к тебе попасть, — затараторила Лина, сдергивая с головы картуз и радостно смеясь. — Не всех же ваших идиотов по больницам рассаживать. Как тот рыжий, живой? — поинтересовалась она небрежно.

— Трудно сказать, — тяжело ворочая языком, проговорил Луций. — Пока еще его в лицее не видать.

Лина между тем, не замечая состояния юноши, с любопытством осматривалась. От ее внимательного взгляда не ускользнули приготовления Луция к отъезду.

— Признайся, — полушутя обратилась она к Луцию, — ты решил сбежать от меня?

Луций вновь попытался поведать о своих чувствах, но язык ни за что не хотел повиноваться, и в очередной раз ему пришлось смириться с невозможностью высказаться.

— Мне надо в Петербург, — чужим голосом ответил он.

— Кажется, у меня там нашлись родители.

— В Петербург! — закричала Лина. — Выходит, ты уезжаешь. И мне ничего не сказал. Ну и черт с тобой. Знала бы — ни за что к тебе не пришла!

Она вскочила со стула и, подхватив картуз, гордо направилась к двери. Луций бросился следом, но вновь отчего-то сдержал себя, не желая подчиняться капризам взбалмошной девчонки.

— Я столько ждал тебя, — наконец произнес он тихо.

— А теперь ты уходишь, когда так нужна мне, — и замолк, словно испугавшись собственных слов.

Однако как ни тихо были произнесены слова, Лина услышала их, резко крутанула попкой и повернулась с порога к юноше.

— Какая тебе помощь нужна? — спросила она недоверчиво, но все же словно нехотя вернулась назад. — По-моему, — добавила она, пристально глядя на юношу, — ты не нуждаешься ни в какой помощи. Ты все придумываешь, чтобы меня удержать! Признавайся, признавайся! Если честно скажешь, я тебя прощу.

— Говорю тебе абсолютно честно, — устало сказал Луций, чувствуя полную безнадежность борьбы с собственным языком и переходя к изложению фактов из какой-то другой, сразу показавшейся ненастоящей жизни. — Мне нужно попасть на рынок, чтобы купить продукты на дорогу. Ты сама понимаешь, что одному мне там несдобровать. Да я, признаться, и не знаю ни одного рынка. Ты же на улице чувствуешь себя как дома. Дай мне пару ребят для охраны, в лицее мне не удалось найти никого, а лучше сама сходи со мной…

Луций еще продолжал говорить какие-то другие правильные слова, но на самом деле ему просто хотелось идти с Линой все равно куда, только бы надолго, навсегда…

— В Санкт-Петербург, — задумчиво протянула Лина, — и надолго?

— За границей жизнь дорогая, — засмеялся Луций. — Я не думаю, что у лицея хватит средств долго нас содержать. Едет собственно наш профессор, а мы с братом при нем.

— И тебе нужно закупить продукты. А деньги-то есть?

— Да. Пятнадцать миллионов.

— Ближайший рынок на бывшем стадионе у Москвы-реки. На метро туда не попасть. Ну да ладно. Что-нибудь придумаем.

На протяжении всего пути, а шли они какими-то тропками и закоулками через сады и проходные дворы, Луций так и не смог понять, есть у них провожатые или нет. Он оглядывался по сторонам, зная, что представляет легкую добычу для любой местной шайки, но никого за собой не обнаруживал. Впрочем, Луций скорее делал вид, что беспокоится, поскольку нельзя же было неотрывно пялиться на Лину.

Уже на подходах к стадиону, когда показались опоры разбитого моста, а точнее эстакады, перекинутой через Ленинские горы, стали впереди появляться разрозненные группы людей, в основном оборванцев, идущих в одном направлении. Группы эти как-то укрупнялись, в них вливались другие люди, видимо, того же клана и с шутками и прибаутками все тянулись в одном направлении. Идущие особняком Луций и Лина невольно привлекали к себе внимание. Особенно Лина, в ее сверкающем кожаном пиджачке и картузике набекрень. На нее оборачивались, ухмылялись или просто меряли глазами, но близко никто не подходил. Они прошли под воротами, ведущими к стадиону, и вышли на усеянную осколками булыжника и кусками вывороченной мостовой улицу, которая вела уже к трибунам стадиона.

В это время один из идущих впереди бродяг, одетый в рваный балдахин и деревянные опорки, обернулся, увидел идущую позади Лину и Луция и замедлил шаг. Его слегка шатало, злобные глазки перебегали с кожаного пиджачка на оттопыренные ассигнациями карманы Луция.

— Эй, — негромко окликнул он своих сотоварищей, менее оборванных, но столь же шатающихся и грязных, — вы только взгляните, други, какие редкие птички летают за нами!

Приятели оглянулись и тоже стали замедляться. Пьяной гурьбой оборванцы растеклись по обеим сторонам тротуара, оставив проход, и стали ждать. Когда Луций и Лина, чуть замедлив шаги, поравнялись с ними, оборванец вышел из толпы и, растопырив руки, позвал:

— Ути, ути, ути!

«Ну, попали», — тоскливо подумал Луций, потому что следующий поступок Лины уже не вызвал у него удивления.

Девочка спокойно сунула руку во внутренний карман, достала маленький красный газовый баллончик и пустила струю газа в лицо бандита.

«Сейчас измолотят», — подумал Луций, но ноги сами поднесли его поближе к девочке, чтобы защитить ее хотя бы в первое мгновение.

Однако, к его удивлению, оборванцы вдруг рассеялись как бы сами собой, оставив вокруг них пустое пространство. Только стоявший перед Линой присел на корточки, закрыв лицо руками, и почему-то между пальцев у него проступила кровь.

Подошел полный широкоплечий и улыбчивый человек, посмотрел на оборванца, который медленно, как бы от его взгляда, заваливался на бок, потрепал Лину по плечу, поправил на ней сбившийся картузик и отошел куда-то в сторону.

Лина крепко взяла Луция под руку, прижалась к нему и попросила:

— Смотри, чтобы нас не растащило, а деньги отдай Володьке на сохранение и расчет. Он сам все возьмет.

И тут Луций заметил, что вокруг них стоят четверо могучих мужиков, появившихся только что. Один из них протянул здоровенную руку, захватил все ассигнации и небрежно бросил в карман.

— Вы внутрь не входите, — посоветовал он Лине, не обращая на Луция более никакого внимания, — погуляйте лучше по периметру, пирожков пожуйте. А я через минут пятнадцать приду.

В сопровождении троих оставшихся бойцов Луций и Лина пошли по периметру кипящего людьми котла, стараясь не слишком забираться в глубь рынка. Впечатление было такое, будто люди собрались не для купли-продажи, а для совершения воинственного религиозного действа. То и дело рядом возникали местные конфликты с мордобоем и бряцанием металлических предметов, но быстро утихали. Чуть глубже в огороженном кругу кавказцы играли в кости, азартно крича и похлопывая себя по толстым бедрам. Громадные пачки денег лежали перед каждым из них, но почему-то никто не приходил их забирать.

— Подайте бабушке на пропитание, — вдруг пересекла Луцию дорогу толстая старушка с костылем и, получив рублишко от Лины, с благословениями удалилась.

Временами из толпы выныривали подозрительные личности с недобрыми взглядами, но, обнаружив вокруг ребят охранение, так же мгновенно исчезали. Чем торгуют на рынке, из-за круговерти народа разобрать было трудно. Жуя пирожки, ребята с интересом смотрели на мгновенно меняющиеся лики толпы, пока из нее вдруг не выскочил обвешанный кульками и сумками Володька.

— Держи десять лимонов сдачи, — деловито передал он пук ассигнаций Луцию, — да спрячь поглубже, а то и оглянуться не успеешь. Продукты мы тебе доставим прямо в лицей, пехай себе налегке.

— Давай устроим пир, — прижалась девочка к Луцию, — вдвоем: я и ты. Я уверена, что Володька лишканул миллиона на два-три.

— Давай, — с облегчением отозвался Луций, делая первый шаг в сторону от страшного рынка. Однако чувство тревоги не покидало его до самого лицея.

После того как охранники внесли в комнату всю закупленную еду и, отблагодаренные, исчезли, Луций, Василий и Лина уселись за уставленный яствами стол. Однако, намазывая бутерброд маслом и ливерной колбасой, девочка вдруг бросила нож на пол и, обхватив Луция за плечи, горько зарыдала.

— Как я его, — прошептала она. — Газом прямо в глаза, а потом ему еще голову разбили. Он же тоже человек, только дикий, мне его жалко. Сейчас валяется где-нибудь на помойке полумертвый или в больнице для бедняков безо всякой помощи.

— Он бы тебя не пожалел, — осторожно отозвался Луций. — Разорвал бы на части вместе с товарищами.

— Ну и что. Он же глупый и несчастный. Наверно, с рождения ласки не видал, вот и живет волком. Сколько их, с виду зверь зверем, а внутри совсем несчастные.

— Не плачь, — попросил Лину Василий и сам зарыдал.

Луций, поднявшись со своего места, словно навис над Линой с Василием, одновременно желая приласкать девочку и не зная, что делать со своими руками. Наконец он решился и прижал Лину к себе. Девочка доверчиво ответила на ласку и положила голову на плечо Луция. Они надолго застыли, прижавшись друг к другу.