Четвертый Рим - В. Галечьян

Зычный глас подстегнул Луция, который, ловко избежав вторичного соприкосновения с грузчиком, выскочил из подвала и опрометью помчался прочь.

«За свои кровные, — думал он на бегу, пока быстрые ноги уносили его от ужасного гнева столовских работников, — за свои кровные хотел купить чуток продовольствия, вежливо, честно, открыто, и за все про все вынужден драпать, спасая живот и голову. Что же это жизнь такая несуразная, когда даже самую естественную и простую в цивилизованном мире вещь приходится делать с полным напряжением сил и безо всякого толка. Если бы я, например, решился продовольствие с кухни украсть и с этой целью повертелся бы внизу и был застукан, и то я уверен, что ко мне отнеслись бы лучше. Нет, что ни говори, а на Руси проще украсть, чем купить».

В таком, можно сказать философском, раздумье Луций пробежал несколько пролетов лестницы, убедился, что погони за ним нет, и поднялся к себе. Близкий отъезд в качестве сопровождающего Пузанского поставил его в привилегированное положение по сравнению с другими студиусами, и никто из педелей уже не вмешивался в его жизненное расписание. Неудачный поход на кухню поставил его в сложную позицию, поскольку единственным местом, где можно было купить еду просто за деньги, остался рынок. Место, о котором всуе никто не говорил. О рынке ходили легенды. Говорили, что на нем в самом деле есть все: от белого хлеба до черноморских баклажанов, которых никто никогда не видел. Но место это было почти табуировано бесчисленными опасностями, которые ожидали храбреца, вздумавшего двинуться туда в тщетной надежде отовариться.

Уже давно выражение «приехал с рынка» было уподоблено в мрачном этимологическом ряду таким, как «сыграть в ящик» или «дать дуба». Если опасности, которые подстерегали живую душу при попытке проникнуть на своих двоих на территорию рынка еще как-то можно было предвидеть и избежать, то обратную дорогу с продуктами можно было сравнить только со знаменитой тропой паломников через горный Тибет и Лхасу, где каждый метр пути был усыпан костями. Однако Луций не представлял себе, как появится перед Пузанским без продуктов.

Луций, конечно, был не такой дурак, чтобы идти на рынок в одиночку. Поэтому он на доске объявлений нашел номер аудитории, в которой занимался выпускной класс Эола, и стал поджидать его у дверей. К его счастью, скоро прозвенел звонок, и из дверей неторопливо выплыли бородатые старшекурсники, ведя вальяжные беседы друг с другом и с преподавателем, которым оказалась прекрасная Ева.

Эол со своим другом-чернорубашечником вышел последним. На этот раз они были в длинных желтых балахонах, доходящих до щиколотки. Юноши непрерывно перебирали четки из гальки, а толстенькие косички, свешивающиеся с бритых наголо, почерневших от солнца голов, смешно подпрыгивали в такт движениям.

Еще более удивительным, чем внешний вид выпускников, оказался ответ Эола, последовавший на просьбу Луция:

— Совершенный не ест мяса, рыбу, яйца, не употребляет алкоголя, кофе, чая и соблюдает еще два основных принципа: не занимается денежными махинациями и не вступает в половые отношения вне брака.

А гигант Квинт Гортензий с совершенно серьезным видом добавил:

— Вдоль железнодорожного полотна всегда растет много травы и полевых цветов, а это, как известно, лучшая пища на свете.

Озадаченный Луций не решился комментировать столь достойные советы и проводил неспешно удалившихся последователей то ли Кришны, то ли Шивы полным недоумения взглядом.

10. ФИГУРЫ РЕЧИ (продолжение)

Вернувшись в столь блистательно покинутую аудиторию, Луций глубоко задумался. До сих пор он как-то не подозревал, что добыть продукты можно только с риском для жизни. То есть он знал, что, например, уличные гибнут при попытках нападения на склады, но к себе такую ситуацию не примерял, а поход на рынок был намного опаснее рядового налета.

Раздумья Луция ничуть не мешали заурядным рассуждениям магнитофона о фигурах речи:

— Построение фразы, при котором слова, не будучи связаны между собой, спешно несутся одно за другим, рисует то состояние тревоги, при котором человека что-то одновременно удержив-толк-ает…

Лектор настолько точно описал его состояние, что Луций невольно усмехнулся. Ему действительно хотелось броситься на розыски девочки, и это горячее желание буквально выталкивало с места, но одновременно сомнения в том, что залетные с одобрением отнесутся к цели его визита, удерживало юношу.

«Почему он не взял у девочки никаких координат?» — терзал себя Луций, а магнитофон в это время как бы подстраивался к юноше.

— Человек, связавший члены бегущих, лишил бы их быстроты движения. Точно так же и чувство, которому мешают союзы и прочие прибавки…

«…его подавляемое чувство, — согласился с диктором Луций, — которому мешают союзы и группировки…»

— …негодует на эту помеху, — продолжил декларирующий — она лишает его свободы, не позволяет нестись как снаряду, выброшенному орудием…

«…сразу во всех направлениях», — мог бы добавить к магнитофонному тексту Луций, для которого сидение за столом превратилось в нестерпимую муку.

— Ступенчатость приводит к последующему слову не раньше, чем поднялись к предшествующему. Особую прелесть заключает в себе частота повторений предшествующего слова, являющегося чертой, характерной для этой фигуры. Весь монолог Нерона и последующий его диалог с префектом направлен на определение врага и меры наказания.

Префект:Но главари убиты нечестивые.Нерон:А чернь, которая с огнем осмелиласьНапасть на мой дворец…Кары избежит она?

В градации, называемой климаксом (от греческого — лестница), искусственность более очевидна и подчеркнута, а потому эту фигуру следует реже применять. Она также является фигурой пространности состава слов, повторяя сказанное и перед тем, как перейти к последующему, останавливаясь снова на предшествующем.

Наиболее удачным видом фигур надо считать исоколон, когда начало и концы фраз находятся в соответствии между собой, то есть колоны приблизительно сходны по составу слов, оканчиваются одинаковыми падежами и имеют созвучные окончания.

Из равных колонов образуется и так называемый три-колон (трехколонная конструкция), в которой, однако же, не требуется, чтобы созвучия приходились непременно на заключительные слова. Но такая фигура может состоять и из четырех и более членов. Образуется она иногда и из отдельных слов.

Многоколонная конструкция представилась Луцию отчего-то не в виде сочетаний слов, а уходящей широкой галереей вроде какой-нибудь римской колоннады. В ярко-синем небе пели неизвестные птицы южной страны, большие, плоские и длинные, узкие, как осока, но совсем не колючие листья вечнозеленых деревьев свешивались через перила балюстрады. Лина в своем белом платье с длинным шлейфом, который она придерживала свободной рукой, шествовала на этом сказочном фоне под руку с Луцием к восходящему солнцу.

Изображение в мозгу юноши мгновенно переключилось, как в видеоклипе. Возлюбленные уже поднимались по мраморной лестнице. Лина отпустила платье, и его шлейф, словно туманом, окутывал все остающееся за ними. И только вступив в коридор, Луций узнал лицей. Испытанное потрясение от прозаического путешествия потрясло Луция, и он пришел в себя.

11. РЫНОК

Дверь отворилась без стука. На пороге стоял мальчик и молча, не шевелясь, смотрел на Луция. На мальчике был черный картуз с длинным, полузакрывающим лицо козырьком, черный узкий пиджак, из тех, о которых Луций только слышал, но не видел никогда. Расклешенные белые брюки довершали наряд. В руках у мальчика была тросточка с бронзовой замысловатой рукояткой, изображающей голову змеи с широко раскрытой пастью. Глаза мальчика смеялись, а непокорные каштановые волосы лезли на лоб и виски.

— Все студенты — бездельники, если они похожи на тебя, — строго отчеканил мальчик и сделал шаг вперед.

Чуть выпяченные вперед губки и надменный носик мальчика что-то напоминали Луцию, но что?

— Нет, в самом деле, — продолжил мальчик и сел без приглашения так, что весь поместился на стуле вместе с длинными ножками, которые он умудрился подвернуть под себя. — Вы мне не только не рады, но смотрите с таким выражением, будто перед вами бутылка с уксусом или лимон. Того ли я ожидала?

И при слове «ожидала», столь неуместном в устах расфранченного подростка, Луций ее узнал.

— Лина! — выдохнул юноша и замолк. Он столько собирался сказать девочке при встрече, но дыхание вышло из груди и было не произнести ни слова.