Цикл - Джереми Роберт Джонсон

еще не полностью потеряли Марисоль. Люси хотела утешить ее, облегчить пребывание в больном, зараженном теле.

– Если будем давить тебе на шею, это поможет?

– Думаю, да. И не останавливайся, хорошо? Мне так плохо. Почему мне так больно? – Девочка заплакала. Она посмотрела на Стива: тот стоял спиной к двери и смотрел в никуда. – Ты думаешь, то, что они мне показали, – правда? А вдруг нет, Стив?

Он заговорил ровным тоном, не смотря на нее.

– Это правда. Они знали про ожерелье. Я купил его для жены в день, когда узнал, что получил работу в IMTECH.

Люси собралась сказать Стиву, как ей жаль, но потом увидела выражение лица мужчины и поняла, что никакие слова сейчас ему не помогут. Она снова обратила внимание на Марисоль.

– Они знают, где мы сейчас находимся?

– Не могу сказать. Связь была странной. Хуже, чем раньше. Злее. И я все равно не знаю, где мы находимся. Я даже не отсюда. Я была с подругой Джейлин в торговом центре в Куве, мы ждали парня, с которым познакомились онлайн. Он обещал заплатить каждой по две тысячи за участие в музыкальном клипе, но так и не появился, а потом я очнулась в какой-то лаборатории, и теперь… – Лицо Марисоль сморщилось. Появились новые слезы. – Я просто хочу домой. Мне так плохо. Директор детдома взбесится, если я скоро не вернусь. Они выгонят меня, точно. Ты мне поможешь?

Люси сказала ей правду:

– Я не знаю. Но мне жаль, что с тобой это случилось.

– Тебе жаль? Жаль?! – Голос Марисоль снова упал в низкий регистр, а слова застряли в горле.

Люси сказала:

– Тони, можешь еще раз нажать?

Тони показала кровоточащий большой палец.

– Эм… Нет. Место укуса жжет. К черту все. Давай завяжем ей глаза и заткнем рот кляпом.

Марисоль снова заговорила:

– Пожалуйста, кто-нибудь. Они возвращаются. Все внутри горит. Оно движется…

Брюэр встал за девушкой.

– Я нажму.

– Только не пальцами, ладно? Не дай ей себя укусить.

Брюэр медленно протянул дрожащую руку, будто боялся, что уплотнение на задней части шеи Марисоль вырвется и атакует его. Он уже собирался прикоснуться к ней, как вдруг шарахнулся в сторону.

– Оно… бьется. Будто вместе с пульсом. И синее дерьмо из центра сочится. Я… Что это такое? Я не буду к нему голыми руками прикасаться. Что-нибудь осталось для уборки? Когда нас лечили, чем пользовались?

Брюэр вышел из комнаты. Марисоль сказала:

– Может, кто-нибудь из вас, ублюдки, пожалуйста, нажмет мне на шею? Я чувствую, они возвращаются. Дышат у меня в голове. Давят на внутренности. Я больше не могу.

Брюэр вернулся, натягивая фиолетовую латексную перчатку, и при щелчке в воздух поднялось небольшое облачко порошка.

– Нажму сильно, чтобы они долго не возвращались. И не стони. Неправильно это. – Брюэр

вытянул руку в перчатке. – Это ты, Марисоль? Ты выдавливаешь эту штуку из себя?

– Нет. Клянусь… Нажмите на нее, пожалуйста, они…

Марисоль завертела головой, выпучив глаза.

– Оно выпирает, будто хочет, чтобы я к нему прикоснулся.

Стив, который мыслями все еще находился в комнате, где пытали и убивали его семью, сказал:

– Она обучила его. Ему нужен стимул. Больше ему ничего не надо – еда, драки, секс. Дофамин, серотонин, окситоцин. Он живет ради химической награды, как и мы. Может, ему это нужно для размножения. Вот и все. Прикоснись к этой гребаной штуке. Уже ничего не важно.

Поэтому Брюэр сделал так, как сказал Стив: его лицо исказилось от отвращения, палец слегка погладил внешний пульсирующей край, где Оракул выходил из разорванной и кровоточащей шеи Марисоль.

Глаза Марисоль закатились. Она снова застонала, не в силах противиться чисто биологической реакции, не сдерживаемая никакими мыслями, и Люси подумала, сможет ли когда-нибудь испытать подобное блаженство – освободиться от себя – как Марисоль, но тут ее мысль прервал второй звук. Пронзительный визг быстро нарастал, и все в комнате отшатнулись от девочки и закрыли уши руками.

– Что это? – крикнул Иуда.

– Выходное отверстие, – сказал Стив. – Но оно не должно так постоянно и громко шуметь. Что-то сломалось.

Что-то сломалось.

Что, правда, Стив? Серьезно? А что сейчас вообще не сломалось?

Люси не понимала, что сейчас в голове у Стива – то же, что было у нее, или еще хуже? Она надеялась, что второе, потому что Стив приложил руку к созданию катастрофы, а значит, настоящего дна Люси еще не видела.

Она посмотрела на Стива, на то, как у него отвисла челюсть, на его бледно-пепельное лицо, и осознала, что по сравнению с ним у нее еще все нормально.

Мгновением позже Марисоль начала ерзать на стуле, ударяя ногами по бетонному полу. Вены на шее напряглись, зубы скрежетали друг о друга, и Люси показалось, что их хруст слышно даже поверх непрекращающегося визга из ее шеи. Марисоль кричала сквозь стиснутые зубы, пока звук не превратился в низкий рокот, идущий изнутри. Она снова ударила ногой по земле и сумела опрокинуть стул, и только тогда, когда Брюэр и Тони отскочили в сторону, а Марисоль упала назад и ударилась головой о землю с отвратительным треском, все звуки и крики внезапно прекратились.

Остатки тонкой шляпы из фольги слетели с головы Марисоль.

Заплывший синевой глаз открылся. Радужки больше не было видно.

Ее челюсть разжалась, и она зашлась в грудном кашле, забрызгав лицо каплями темной крови и иссиня-черной мерцающей жидкостью, которая покатилась по щекам.

Люси, Брюэр, Иуда, Тони и Стив наблюдали за ней, но никто не решился подойти ближе.

Люси вспомнила, как впервые услышала голос Марисоль.

«Почему я не могу умереть?»

Она надеялась, что это желание наконец исполнилось.

Затем Марисоль снова открыла глаза и заговорила:

– Ошибка пользовательского интерфейса четыре шесть два. Инициация аварийного протокола.

Люси сказала:

– Стив, что это значит?

– Не знаю. Я не занимался программированием. Может, ничего не значит. Многие функции не проходили тестирование.

Голова Марисоль быстро повернулась к Люси: широко распахнутые глаза, мерзкая улыбка с кровавыми прожилками, роботизированный злобный голос:

– Это значит, что всё на исходе. Означает приход новой меня. Означает, что старая я стерта. Означает, что мы идем. Нас много. Мы тебя видим. Мы видим тебя насквозь. Ты следующая…

Затем что-то вспыхнуло в груди Марисоль, ее челюсть распахнулась, она закашлялась, и поток иссиня-черного масла хлынул из ее рта на пол. Потом Марисоль снова обмякла, и Люси поняла, что Оракул вернул ее в сознание, чтобы она могла испытать смерть своего тела, и от этого зверства Люси ощутила яркое, пылающее чувство глубоко внутри и поняла, что должна убить