Неоконченный портрет - Агата Кристи

Мириам вздохнула.

— Я ревновала тебя к нему. Не хотела замечать его достоинств. Я так хочу тебе счастья, родная.

— Мамочка, я счастлива, счастлива… — И немного помолчав, Селия добавила: — Желать мне больше в самом деле нечего — разве только ребенка. Мне бы хотелось мальчика… или девочку.

Она думала, мать поддержит ее в этом желании, но Мириам насупилась.

— Не знаю, благоразумно ли это будет с твоей стороны. Ты так сильно любишь Дермота, а дети — они встают между тобой и мужчиной. Считается, что дети должны сближать, но это не так… нет, не так.

— Но вы же с папой…

Мириам вздохнула.

— Было тяжело. Разрываться… вечно разрываться — тяжело.

— Но вы же с отцом были очень счастливы…

— Да, но с каким трудом давалось это… Кучей всего пришлось поступиться. Отказываться от многого ради детей — это его иногда раздражало. Он всех вас любил, но самыми счастливыми мы были, когда вдвоем с ним уезжали ненадолго куда-нибудь отдохнуть… Никогда надолго не оставляй своего мужа одного, Селия. Помни: мужчина быстро забывает…

— Отец никогда бы ни на кого не посмотрел, кроме тебя.

Мать отвечала задумчиво:

— Да, наверное. Но я всегда была начеку. Была у нас горничная — крупная статная девица — женщина того типа, который, как нередко я слышала, нравился твоему отцу. Как-то раз она подавала ему молоток и гвозди и, подавая, положила свою руку на его. Я это заметила. А твой отец едва обратил внимание — просто посмотрел удивленно. По-моему, он вообще об этом не думал — решил вероятно, что вышло случайно: мужчины ведь так наивны… Но я девицу сразу же прогнала. Дала ей прекрасную рекомендацию и сказала, что она мне не подходит.

Селия была потрясена.

— Но отец никогда бы…

— Вероятно, нет. Но я не стала рисковать. Всякого навидалась в жизни предостаточно… Жена заболела — и ее место занимает гувернантка или компаньонка, — словом, какая-нибудь молоденькая девушка. Селия, обещай, что будешь с большой осмотрительностью подбирать гувернантку для Джуди.

Селия засмеялась и поцеловала мать.

— Не стану держать рослых красоток, — пообещала она, — только тощих, старых и очкастых.

2.

Мириам умерла, когда Джуди было восемь лет. Селия уехала за границу. Дермот взял на Пасху десятидневный отпуск и уговорил Селию поехать с ним в Италию. Уезжать из Англии Селии не очень хотелось. Врач говорил, что со здоровьем у матушки плохо. Мириам держала компаньонку, которая за ней присматривала, а Селия приезжала проведать мать каждые две-три недели.

Но Мириам и слышать не хотела о том, чтобы Селия осталась с ней и отпустила Дермота одного Она приехала в Лондон и остановилась у кузины Лотти (уже вдовы); Джуди с гувернанткой тоже туда перебрались.

В Комо пришла телеграмма: Селию просили вернуться. Она уехала первым же поездом. Дермот хотел поехать с ней, но Селия уговорила его остаться и догулять отпуск. Ему нужен свежий воздух и смена обстановки.

Она сидела в вагоне-ресторане, а за окнами мелькала Франция, и вдруг странная уверенность холодком пробежала по ее телу.

Она подумала:

«Я больше ее не увижу. Она умерла…»

Приехав, Селия узнала, что Мириам умерла — примерно в тот час, когда ее посетило предчувствие.

3.

Ее мама… ее храбрая мамулечка…

Лежит неподвижная, чужая — вся в цветах, белая, с холодным безмятежным лицом…

Ее мать, то веселая, то впадавшая в меланхолию, поразительно быстро менявшая мнения, неизменная в своей любви и готовности встать на защиту…

Селия думала: «Я теперь одна».

Дермот и Джуди такие чужие…

Она думала: «Пойти больше не к кому…»

Ее охватила паника… затем раскаяние…

Последние годы все ее помыслы были только о Дермоте и Джуди… Как же мало думала она о матери… мать просто была тут… всегда тут… в глубине всего…

Селия видела насквозь, а мать видела насквозь ее…

Крошечным ребенком она поняла, что ее мать — чудесная женщина и нет никого лучше нее…

Такой мать и оставалась для нее всю жизнь…

А теперь мамы нет…

Жизнь Селии лишилась опоры…

Ее мамулечка…

Глава семнадцатая

Беда

1.

Дермот хотел, чтобы было как лучше. Он не переносил неприятностей и несчастий, но старался проявить доброту. Он написал из Парижа, предлагая, чтобы Селия приехала к нему на день-другой и немножко взбодрилась.

Возможно, это было проявлением доброты, а возможно, он просто боялся возвращаться в дом, где царил траур…

Но ему…

Он приехал в их загородный дом к ужину. Селия лежала на кровати. Она с великим нетерпением ждала его приезда. Напряжение, связанное с похоронами, прошло, и ей хотелось поскорее изменить мрачную атмосферу, чтобы не расстраивать Джуди. Малышка Джуди, такая юная, такая веселенькая и вечно занятая своими делами. Джуди поплакала по бабушке и вскоре всё забыла. Дети и должны забывать.

Скоро приедет Дермот, и Селия сможет расслабиться.

С волнением она думала: «Как чудесно, что есть у меня Дермот! Не будь его, мне тоже хотелось бы умереть…

А Дермот нервничал. Именно потому, что он нервничал, он, войдя в комнату и вопросил:

— Ну, как вы тут? Веселые и радостные?

В другое время Селия сразу бы поняла, почему он повел себя так легкомысленно. Но в ту минуту у нее было такое чувство, будто он наотмашь ударил ее по лицу.

Она прямо вся сжалась и залилась слезами.

Дермот начал извиняться и оправдываться.

Потом Селия заснула, продолжая держать его за руку, — он с облегчением выдернул руку, как только увидел, что она в самом деле спит.

Выйдя из комнаты, он зашел в детскую к Джуди.

Та весело помахала ему ложкой. Она пила молоко из чашки.

— Привет, папочка. Во что поиграем?

Времени даром Джуди не теряла.

— Только не шуметь, — сказал Дермот, — мама спит.

Джуди понимающе кивнула.

— Давай поиграем в Старую деву.

Они принялись играть в Старую деву.

2.

Жизнь шла своим чередом. Хотя и не совсем своим.

Селия занималась обычными делами. Внешне горя своего она не показывала. Но в ней словно кончился завод. Как часы, которые забыли завести. И Джуди, и Дермот почувствовали перемену, и она им не нравилась.

Недели через две Дермоту захотелось позвать кое-кого в гости и Селия, не сдержавшись, крикнула:

— Ах нет, только не сейчас. Я просто не смогу целый день занимать разговорами совсем незнакомую женщину.

Потом она тут же раскаялась и сказала Дермоту, что вела себя глупо. Конечно же, он должен пригласить друзей. И они приехали, но вышло всё не особенно удачно.

Через несколько дней пришло письмо от Элли. То, что в нем было написано, ошеломило и глубоко опечалило Селию.

Моя дорогая Селия (писала Элли), наверное, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня (а то ты услышишь скорее всего искаженный вариант): Том ушел к девице, которую мы встретили на пароходе, когда возвращались домой. Для меня это большое горе и потрясение. Мы ведь были так счастливы. И детей Том любил. Похоже на страшный сон. Я совершенно убита. Понятия не имею, что делать. Том был безупречным мужем — мы даже никогда не ссорились.

Беда подруги очень огорчила Селию.

— Как много на свете печального, — сказала она Дермоту.

— Муженек ее, должно быть, порядочная скотина, — ответил Дермот. — Знаешь, Селия, ты, кажется, иной раз считаешь меня эгоистом, но могло бы ведь быть и так, что тебе пришлось бы сносить вещи, куда более неприятные. Я-то, во всяком случае, супруг добродетельный, верный и честный, правда?

Сказано это было с комической интонацией в голосе. Селия поцеловала его и расхохоталась.

Три недели спустя, взяв с собой Джуди, она поехала домой. Надо было разобрать вещи. При одной мысли об этом она приходила в ужас. Но больше заняться этим было некому.

Дом без мамы, без приветливой и радушной ее улыбки, представить было невозможно. Если б только Дермот мог поехать с ней.

Дермот по-своему пытался ее успокоить.

— Вот увидишь, тебе это даже понравится, Селия. Ты найдешь кучу старых вещей, о которых и думать забыла. И в это время года в тех краях просто прекрасно. Обстановку тебе сменить полезно. А вот мне придется целыми днями корпеть в конторе.

Разве этого ждала Селия? Он упорно не замечал ее душевных терзаний. Шарахался от них в сторону, как напуганный конь.

Селия закричала — впервые со злостью:

— Ты так говоришь, будто я еду отдыхать.

Он не смотрел на нее.

— Пожалуй, — сказал он, — так оно и будет…

Селия подумала: «Нет, он не добрый… нет…»

Она почувствовала себя бесконечно одинокой. Она испугалась…