Не верь зеркалам - Антон Чижъ

может быть? Она знала, что старые мастера иногда оставляли в мебели в потайной нише записку с автографом. Как подпись. Кто сделал это зеркало, знать Варваре не хотелось. Во всяком случае, сейчас. Когда было срочное дело.

39

Профессор имел странную привычку: пить водку с Варварой. Отмечая блестящую защиту диплома, он открыл, что его студентка мастерски опрокидывает рюмку. И был очарован. Каждый раз, когда Варвара приходила в гости, Тульев направлялся к холодильнику, где хранилась запотевшая бутылка. От водки Варвара не получала никакого удовольствия: чистая техника, которой научил дед и довел до совершенства брат. Отказать учителю она не могла. Всегда, кроме сегодня. На такой жаре водка была хуже глупости студентов. Варвара вежливо отказалась.

Тульев пребывал в размякшем состоянии. Чего за ним не водилось. Варвара была тоже не в лучшей форме. А потому не могла тратить остаток сил на дипломатию.

– Андрей Юрьевич, вы помните актерский курс выпуска 1982 года?

Послышался протяжный вздох профессора.

– Как не помнить… Он мог стать лучшим курсом за многие годы…

– Что-то пошло не так?

Он печально улыбнулся.

– Вам не идут эти модные выражения, дитя мое… Оставьте их интернету. Все пошло не так. А если говорить напрямик – на курс обрушились такие несчастья, будто его прокляли. Хотя марксизм отрицает проклятие как пережиток религиозных предрассудков.

– Расскажите, – мягко попросила она.

Профессор отрицательно покачал головой.

– Ни к чему ворошить… Не будем будить призраков…

Они сидели за столом, накрытым закуской в советском стиле: плавленый сырок «Дружба», «Докторская» колбаса и соленые огурцы. Ну и «Столовый» хлеб. Посреди изобилия покрылась инеем бутылка «Московской». От Варвары требовался поступок. Иначе Тульева не пронять.

– Выпью с вами, если поделитесь воспоминаниями.

Тульев глянул на дерзкую аспирантку, взвесил «за» и «против» и разлил. Варваре было налито под самый край. Только настоящий мастер не обронит ни капли.

– Три рюмки, – потребовал он.

Три рюмки. На жаре. Хрупкой девушке. А почему бы и нет? Терять нечего.

– Две, – попробовала облегчить участь Варвара.

– Торг не уместен, – последовал неизбежный ответ.

Она поднял рюмку.

– За что пьем?

– Первый тост за дамой, – профессор в пекло был галантен.

– За вечную любовь, – сказала Варвара.

– Уверены?

– Абсолютно.

– Принимается!

Они выпили. Профессор наслаждался зрелищем пьющей аспирантки. И поторопился налить снова. Второй тост был за погибель капитализма и ренессанс настоящего искусства. Третий снова перешел Варваре. Она провозгласила: «За красоту!» Профессор не возражал. Хотя Варвара пить умела, но после третьей рюмки поняла, что ей вообще ничего не страшно. Ну просто нет в мире того, что может испугать девушку в таком состоянии.

– Ваш черед исполнить договор, – заявила она, жуя сырок, обернутый колбасой. Счастье, что дед не видит.

– Ну, раз вы так настаиваете, дитя мое, – Тульев потянулся, будто готовился нырнуть в прошлое. – Итак, на дворе 1981 год. Напомню, что творилось тогда. На троне товарищ Брежнев, который годился только на анекдоты. В стране дефицит всего. Снабжают продуктами только Москву и Ленинград. Финские джинсы продают из-под полы, стоят они как зарплата инженера. Наши войска в Афганистане, в прошлом, 80-м, американцы бойкотировали московскую Олимпиаду. Рейган объявил звездные войны. Все ждут ядерной войны. И вот в такой момент Париж приглашает лучших студентов творческих вузов Ленинграда на две недели ознакомиться с французской культурой. Конечно, в состав делегации входят дети партийных чиновников. Из нашего ИТИ берут двух лучших студенток актерского курса. Почему? Во-первых, они тоже дочери партийных деятелей. Но что важнее: они бешено, чудовищно талантливы. А французы хотят посмотреть театральный отрывок в исполнении советских студенток. Значит, надо послать лучших. Так сошлось…

– Как их фамилии? – спросила Варвара, борясь с тремя рюмками внутри себя.

– Они вам ничего не скажут, но, пожалуйста: Рита Алябина и Ольга Мрачевская… Ольга была очень хороша как будущая актриса, это все видели, но Рита… – Тульев замолчал, будто утонул в колодце памяти. – Рита была гениальной… Ничего подобного у нас не видели много лет. Все были уверены, что из нее вырастет звезда невероятной величины… Уже на третьем курсе она получила приглашения на просмотры в БДТ и Александринский театр, тогда имени Пушкина. Невероятно! У Риты был исключительной глубины трагический талант. В своем возрасте, младше вас, дитя мое, она так играла отрывок из Ибсена, что мурашки по коже…

– Играла фру Алвинг?

– У вас чутье настоящего театроведа, – согласился профессор. – У нее простой студенческий отрывок для зачета по мастерству, а весь институт сбегался, чтобы посмотреть… Рита была…

Тульев замолчал. Кажется, чувства молодого аспиранта к студентке Алябиной были живы до сих пор. Неужели это та самая вечная любовь, о которой поют песни, но ее никто не видел? Из-за этой любви он больше не женился? Даже осмелев без границ, Варвара не решилась спросить. Она слишком уважала учителя, чтобы бередить рану.

– Рита была гением, который приходит в мир раз в столетие, – наконец продолжил он. – И уходит слишком быстро…

– Андрей Юрьевич, что с ней случилось?

– Большая подлость, – ответил он. – За два дня до поездки Риту вызвали в райком комсомола и сообщили, что исключают из состава группы. Причину не назвали, но отец по своим каналам выяснил: Риту выкинули из списка за то, что она позволила себе высказываться о войне в Афганистане. Комсомолка не имела на это права. Хуже того: Рита клялась, что не говорила ничего подобного. Или не заметила, как сболтнула лишнего.

– Кто-то донес?

Профессор кивнул.

– Вам не знакомо то время… На каждом курсе были осведомители, которые докладывали куда следует. Кто из студентов занимается доносами, хранилось в глубокой тайне. Об этом не знал даже ректор. На Риту донес кто-то с курса…

– Что случилось потом? – просила Варвара, чувствуя, что трезвеет. Стало зябко.

– То, чего никто не мог ожидать, – ответил Тульев. – В знак протеста, потому, что ей не поверили, оболгали, Рита покончила с собой.

– Как это случилось?

Тульев глянул подозрительно.

– Зачем вам эта грязь, дитя мое?

– Пожалуйста, профессор, – попросила она.

– Что ж, извольте… В день, когда группа улетала в Париж, Рита легла в ванну и вылила туда же банку соляной кислоты. Не знала, что обрекает себя на жуткие муки, – Тульев помотал головой, словно отгонял кошмар.

– Откуда в доме взялась банка соляной кислоты?

– Все-таки вы из своего времени… Стирального порошка не было, соляную кислоту добавляли в воду по капелькам, чтобы стирать белье. Отец Риты был партийным руководителем крупного химического завода… Но это не все беды… Оля Мрачевская, как только сошла в Париже, попросила политического убежища. Группу вернули в Ленинград ближайшим рейсом. И тут начался такой скандал, который потом постарались забыть. Институт проверяли снизу доверху, курс чудом удалось отстоять от расформирования… В общем, всем досталось… Я удовлетворил ваше любопытство, дитя мое?

Варвара отважно откусила соленый огурец.

– После Алябиной и Мрачевской звездой курса стала Добронина?

– Да, вы правы… Таисия была способной, но на фоне Риты и даже Оли – обычная средняя