Страницы Миллбурнского клуба, 5 - Слава Бродский

При этом очень важно осознать, что уровень интеллекта сам по себе слабо связан с уровнем отклонения от рационального мышления – ошибки делают и студенты (на которых в основном эксперименты и проводились), и ученые, и лица, принимающие самые серьезные политические и экономические решения, и т.д. Давно известно, например, что людям свойственно оценивать себя выше, чем в среднем, что, как правило, объясняется не только самолюбованием, но и слабым пониманием того, а что же есть «среднее». Но, как показал в 1991 году Б. Гилович, 94% (!) университетских профессоров (которых трудно упрекнуть в том, что концепция среднего уровня им не знакома) также оценивают уровень своих научных достижений выше, чем у своих коллег (см. [6]).

Ошибки сознания таковы, что часто приводят к самообману, даже когда никакой выгоды (в рациональном смысле) от этого нет (что также проверено экспериментально [11]). Осознание того, что человеческое поведение в подавляющем большинстве случаев далеко не рационально, настолько важно, что привело, по сути, к пересмотру таких формализованных наук, как экономика, теория игр, теория принятия решений и др., которые базируются на аксиомах рационального выбора (см. [9, 12]). Интенсивное и профессиональное обсуждение проблемы не только когнитивных искажений как таковых, но и способов их преодоления производится регулярно в блоге lesswrong.com, где можно найти множество ссылок. Есть, однако, одно утешающее обстоятельство: чем более человек интеллигентен, тем, в целом, лучше он осознает границы своей компетентности – особенно когда есть возможность «учиться на ошибках», что экспериментально доказано в [10]. И, соответственно, чем ниже уровень компетентности, тем выше самонадеянность, причем обучение помогает очень мало. Запомним это важное наблюдение.

Противопоставление на одной оси эмоционального и рационального, строго говоря, не соответствует обычной процедуре установления какой-то шкалы измерения. Противоположность эмоциональному есть не рациональное, а «бесчувственное», так же как рациональному – иррациональное. Поэтому горизонтальная ось не имеет направления, а отражает разные модальности. Если какой-то вид деятельности находится, скажем, близко к середине на этой оси (как «психология» на рис. 1), это означает, что он ориентирован на обе модальности примерно в равной степени (см. часть 3).

Очень важно осознать, что и рациональное, и эмоциональное присутствуют в любой человеческой деятельности, и их классификация по этой оси может вызывать очевидные трудности. Самый «эмоционально раскрепощенный» поэт может, к примеру, использовать очень рациональную тактику завоевания успеха у публики (то есть быть «инструментально рациональным»; так вел себя, скажем, Игорь Северянин). Совершенно абстрактные результаты в математике могут вдруг вызвать бурю общественных эмоций (как в случае с Григорием Перельманом). Поэтому термин «направление культурного воздействия» на рис. 1 надо понимать в следующем смысле: движение в сторону рациональности подразумевает «построение непротиворечивой картины мира», а в сторону эмоциональности – пробуждение эмоционального сочувствия у людей («потребителей культуры»). И в том, и в другом случае личность творца культуры, ее неизбежные эмоциональные и рациональные аспекты остаются за кадром; речь идет не о том, кто творит, а о тех, кто «потребляет». Тут, в свою очередь, тоже могут возникнуть неясности – кто, например, «потребляет» современную топологическую теорему, кроме нескольких математиков во всем мире? Кто является «потребителями» уравнений Максвелла – физики в университетах или все человечество, использующее электричество?

Определения и измерения

Вертикальная ось на рис. 1 имеет направленность: чем более строги определения и чем более точны процедуры измерения, тем ближе какая-то область деятельности в целом к культуре-2, и, соответственно, чем менее ясно то и другое – тем ближе к культуре‑1. Вообще говоря, определения и измерения – это разные вещи, и объединять их в одну шкалу, на первый взгляд, неверно. Я могу привести лишь один аргумент в пользу такого объединения, но для этого надо сначала уточнить, что такое измерение вообще.

Обычно выделяют четыре основных типа шкал измерения по С. Стивенсу (несмотря на определенную уязвимость в некоторых аспектах [13], эти шкалы достаточно точно передают основную идею измерения):

а) качественная (шкала эквивалентности), когда объекты лишь просто различаются между собой, и этого достаточно для измерения: пол, раса, страна, профессия и т.д.;

б) ранговая (шкала порядка), когда важно не просто различие объектов, но и их упорядочение друг относительно друга: места спортсменов после соревнования; упорядочение продуктов по степени привлекательности и т.д.;

в) балльная (шкала интервалов) отличается от ранговой тем, что разница оценок между объектами имеет количественный смысл – например, измеряя прибыль, можно утверждать, что разница между прибылью –100 и 200 (равная 300) больше, чем разница между прибылью 500 и 550 (50), в 6 раз (300/50=6). Для рангов такая процедура смысла не имеет. Популярная шкала интервалов – температура по Цельсию или Фаренгейту (но не по Кельвину) и вообще все величины, допускающие отрицательные значения;

г) относительная (шкала отношений) отличается от балльной тем, что деление оценок друг на друга имеет смысл – таково большинство «количественных показателей», таких как доход, национальный продукт, возраст и пр. Главная особенность этой шкалы – наличие «естественного нуля» и, соответственно, отсутствие отрицательных значений. Именно поэтому можно сказать, что температура 500 по Кельвину в два раза выше, чем 250, но нельзя сказать то же самое, если измерение сделано по Цельсию (так как подобную фразу нельзя проинтерпретировать для «минус три», когда, например, одно значение – 30, а второе +10). Очень часто в обиходе под словом «измерение» вообще понимается только шкала отношений (в технике она абсолютно доминирует), но это, конечно, большое упрощение.

Как видим, чем выше уровень шкалы (от а до г), тем больше известно об измеряемом явлении. Если что-то измерено в относительной шкале – все остальные атрибуты других шкал также приложимы (можно сравнивать разности оценок, можно ранжировать объекты, можно различать их между собой), но не наоборот. Чем лучше что-то измерено (чем ближе к относительной шкале), тем глубже данный процесс понят. Очень часто весь прогресс и заключался, собственно, в том, что осваивались все более совершенные способы измерения – например, от первых представлений о наличии электростатики, возникающей после трения кусочков янтаря друг о друга (шкала эквивалентности – эффект либо есть, либо нет), до точного измерения силы тока в амперах (шкала отношений). Современная система измерений, кодифицированная в СИ, – продукт как минимум трехвековой работы ученых, и она еще не завершена. Основная причина сложности измерений, помимо чисто научной (например, точно сказать, что такое один килограмм), заключается в том, что мало ввести какую-то шкалу – требуется, чтобы с этим согласились остальные. Именно поэтому уходят десятилетия и даже века на то, чтобы добиться унификации, даже в нескольких (всего в семи!) базовых единицах измерения СИ. И то, при всех очевидных выгодах метрической системы, унификация не полна – в США, скажем, все еще ею не пользуются. Эти трудности намного возрастают по мере удаления объектов измерения от тех самых семи основных свойств.

Теперь можно вкратце охарактеризовать вертикальное направление шкалы на рис. 1.

Во-первых, это означает все более широкое использование относительных шкал в культуре-2 по сравнению с культурой-1. Действительно, в искусствоведении, например, в лучшем случае ограничиваются перечислением авторов (как отличных друг от друга) и их произведений, наименованием художественных школ (реализм, структурализм, импрессионизм, и т.д.), то есть шкалой эквивалентности. Модное в советский период упорядочение типа «социалистический реализм выше критического реализма, который выше романтизма, который выше классицизма» и т.п., ибо именно в этом заключается все более правильное отражение реалий жизни (то есть переход к ранговой шкале), вроде бы ушел в прошлое (хотя, возможно, в современной России возникнет и новый порядок – по критерию «патриотичности» литературы). Какие-то более точные измерения чего бы то ни было – большая редкость, хотя уже довольно давно развивается целое направление эмпирической эстетики, существует соответствующее международное общество и с 1983 года выпускается очень интересный журнал Empirical Studies of the Art. Единственная в своем роде попытка объективного ранжирования «персонажей искусств и наук», предпринятая Ч. Мюрреем [25], очень впечатляет, но принадлежит не столько к сфере искусствоведения, сколько к метаисследованиям в области культуры. Совершенно понятно, что предлагаемые эмпирические шкалы, связанные с искусством, очень далеки от унификации или хотя бы минимальной согласованности и остаются обычно достоянием лишь их авторов (как, например, предложенные мной методики анализа стихотворений [14] или качества запоминания прочитанных текстов ([15], 16]).