Расследованием установлено… - Георгий Молотков

— Из ваших слов вытекает, что Сухачев выслал эти предметы по своей инициативе?

— Я этого не сказал. Может быть, кто-либо из отдела и звонил ему. Но в принципе не исключается, что сделано это не для службы, а для себя.

— Скажите, а была ли у судового отдела производственная необходимость приобрести эти предметы?

Ваулин молча вынул сигарету, долго искал по карманам зажигалку, щелкнул ею, закурил и, выдохнув струю дыма, сказал:

— В принципе мы бы от этого не отказались. Такие вещи всегда в дефиците. Да еще и в импортном исполнении.

— А можно использовать эти вещи лично для себя?

— Что касается инструментов и сантехники — спору нет. Ну а портативный сварочный аппарат для автомобилиста или владельца дачного участка просто клад.

— По вашему мнению, предметы, обнаруженные при таможенном досмотре, направлялись Сухачевым не для судового отдела, а для себя. Правильно я вас понял?

— Я этого не утверждаю, я говорю лишь о такой возможности.

Следователь понял, что Ваулин не изменит избранной тактики: «возможно», «не исключается», «я ничего не знаю», и перевел допрос на другую тему:

— Что вы можете рассказать о Сухачеве?

— Откровенно говоря, я его мало знаю: то он в плавании, то в отпуске, то в заграничной командировке… Каких-либо серьезных провалов с ним не было. Бесспорно, инженер грамотный, судовое хозяйство знает… А так, человек в себе. Еще много надо воспитывать наши технические кадры…

— Что вы понимаете под «человеком в себе»? — перебил Ваулина следователь.

— То есть главное для него — хорошая зарплата, еще лучше — загранка. Ну а работа — на втором плане… Хотя, повторяю, никаких претензий к Сухачеву не имею.

Верный своей тактике, Ваулин и здесь по существу уклонился от конкретного ответа на поставленный вопрос. Опять с одной стороны — одно, с другой — другое. Волкову стало ясно, что Ваулин не помощник следствию в установлении истины. Внимательно ознакомившись с протоколом, Ваулин подписал его, крепко пожал руку следователю, взглянул на часы, как бы жалея о загубленном времени, и покинул кабинет.

* * *

Из потока самых разнообразных сведений, которые как ручейки стекались в коричневые папки томов уголовного дела, возбужденного по факту задержания контрабанды на борту сухогруза, наверное, стоит выбрать два заслуживающих внимания факта.

Во-первых, стало известно, что руководство верфи «Гунарсен» категорически отрицает передачу на борт сухогруза по просьбе Сухачева какого-то бы ни было оборудования и инструментов и не числит никакой задолженности за пароходством ни за сантехнику, ни за инструменты, ни за сварочный аппарат.

Когда на очередном допросе Волков сообщил об этом Сухачеву, тот сначала долго молчал, а потом вдруг быстро-быстро заговорил:

— Значит, выходит, я вор, я украл эти проклятые инструменты и сварочный аппарат. Так, что ли? Так и судите меня за то, что я украл, украл, украл!

Во-вторых, конечно, представляли большой интерес результаты обыска, проведенного в квартире Сухачева.

Обыск решили делать утром, чтобы не травмировать дочь Сухачева Ирину, которая учится в первую смену и до двух часов дня домой не вернется.

Судя по всему, Наталья Ипполитовна Сухачева предполагала, что муж должен вернуться в Ленинград, но не знала, что вчера он был задержан по прибытии теплохода в порт. Она была искренне поражена случившимся и беспрерывно повторяла: «Что же это такое? Что же это такое?» Волков постарался как можно мягче объяснить ей, что ее муж задержан в связи с тем, что подозревается в совершении преступления, на что она ответила, что не верит этому. «Этого не может быть, не может быть!» — всхлипывала она, и стоило больших усилий хоть немного успокоить ее.

В точном соответствии с законом обыск проводился в присутствии понятых, которые, так же как и оперативные работники, были буквально поражены тем, что было обнаружено при обыске.

Казалось, что обыск проводился не в малогабаритной квартире в Купчине, а где-то за границей.

Пожалуй, только батареи центрального отопления были советского производства, а все остальное, вплоть до оборудования ванны и туалета, было изготовлено за рубежом. Бросались в глаза фирменные обозначения. Так, на раковине ванны и унитазе блестели названия концерна «Вяртсиля», на ручке душа — знак фирмы «Орас-колор». Стиральную машину украшала скромная этикетка «Мейд ин Ингланд». Кухонная машина о набором всевозможных насадок была западногерманского производства. В комнатах, как в радиомагазине, различные системы: стереомагнитола фирмы «Сони», радиоприемники, кассетный магнитофон, автомагнитола, просто магнитофон — и все это производства Японии, Франции, Западной Германии. Около полутора сотен кассет, полтора десятка микрокалькуляторов, восемь нейлоновых курток всех цветов радуги, дубленки, и мужские и женские, пять сберегательных книжек на общую сумму свыше пяти тысяч рублей, восемь больших блоков жевательной резинки, пять спальных мешков, самые различные запасные части для автомашины и многое-многое другое.

У лейтенанта, который писал протокол обнаруженного при обыске, устала рука, он поминутно встряхивал ею, понятые посматривали на часы, а следователь диктовал:

— Бензопила марки «Куллох» — одна, шерсть различных расцветок — восемнадцать мотков, девятнадцать бутылок со спиртными напитками иностранного производства…

Ясно, что даже при ведении самого скромного образа жизни невозможно было купить все это даже на ту, весьма неплохую зарплату, которую получал Сухачев.

Было решено все эти вещи поместить в маленькую комнату, закрыть ее и опечатать сургучной печатью. Впоследствии каждая из этих вещей была внимательно осмотрена и затем представлёна экспертам-товароведам, которые в своем заключении определили ее название, предприятие-изготовитель и стоимость как в иностранной валюте, так и в рублях.

…Таким образом, последствия преступления были совершенно реальны. В камере хранения вещественных доказательств сверкала эмалью новая портативная сварочная машина ТИГ-10, поблескивали никелем инструменты фирмы «Блэк энд Дэккер», отливали синевой сантехнические изделия фирмы «Орас». Да и результаты обыска у Сухачева тоже наводили на мысль о справедливости русской поговорки: «Трудами праведными не наживешь палат каменных!»

И вместе с тем происхождение и контрабанды и обнаруженного в квартире Сухачевых было пока совершенно необъяснимым. Безусловно, Сухачев занимался корыстными злоупотреблениями, но как, каким образом, с помощью кого, было, увы, неизвестно.

Во всяком случае, представлялось бесспорным то, что у Сухачева в Ленинграде был соучастник, который принимал лично или через посредников от капитанов судов вещи, направленные Сухачевым.

А о том, что такие передачи были, свидетельствовали показания допрошенных капитанов судов. Основная сложность их допросов состояла в том, что они, как правило, находились в плавании и надо было приноравливаться к расписанию рейсов, чтобы получить возможность встретиться с ними. Несколько раз Волков летал в Архангельск и Одессу, где пришвартовывались суда пароходства. К сожалению, капитаны тоже были не до конца откровенными, именно поэтому они «не помнили» существенные детали, которые так важны были для расследования. Например, на вопрос, кто получал имущество, переданное Сухачевым, следовал обычно ответ: «Какой-то работник судового отдела». — «Что за имущество?» — «Два ящика». Следователь понимал, что это не случайно, — капитаны знали, что их действия были, мягко выражаясь, не совсем правильными…

Во всей этой истории самым уязвимым местом был вопрос о том, за счет каких источников Сухачев имел возможность направлять в Ленинград «посылки». К счастью, удалось получить все документы, которые хранились в Гунарсене в рабочем кабинете Сухачева.

Параллельно шли допросы свидетелей, в основном работников судового отдела и экипажей судов, которые, к сожалению, мало продвигали следствие к намеченной цели.

Позиция Сухачева продолжала оставаться неизменной: знать не знаю, ведать не ведаю.

— А какие у вас отношения с Ваулиным? — спросил как-то раз его следователь.

— С кем? — переспросил Сухачев, хотя он бесспорно хорошо расслышал эту фамилию.

— С Романом Михайловичем Ваулиным, начальником судового отдела, — повторил следователь.

— С Ваулиным, — опять протянул Сухачев. — Какие могут быть отношения? Нормальные. Он — начальник. Я — подчиненный. Вот такие отношения.

— Конфликты между вами были?

— Конфликты? — опять переспросил Сухачев. — Конфликтов не было. Он ведь работает здесь, а я там.

— А разве он к вам не приезжал на верфь «Гунарсен»?

— Раза два был, знакомился с работой. Да и вообще особых замечаний по моей работе ни у кого не было.