Утраченные звезды - Степан Янченко

Закончились Времена года, и Катя без отдыха заиграла сонату другого гения музыки. Петр с осторожностью открыл дверь, разулся и на цыпочках прошел в зал и сел на диван, продолжая слушать музыку. Предвечернее солнце светило в широкое окно, наполняя комнату тихим розоватым свечением и, казалось, что это ярко светилась музыка.

Кроме Кати, дома не было ни Татьяны, ни Саши, и Катя наслаждалась своей игрой в одиночестве. Музыка, видно, импонировала чувству ее одиночества или, напротив, одиночество избавлялось от своего собственного ощущения музыкой. Катя не слышала отца и, должно быть, по-прежнему думала о своем одиночестве в детской комнате и музицировала для себя. А отец слушал ее и думал о том, как ей приятно поиграть для себя и как радостно ей понимать того, кто подарил ей свою музыку и сблизил этим подарком людей во времени, соединил два века в любви к красоте.

Катя перестала играть и посидела в тишине, все еще находясь во власти музыки, потом вышла из детской комнаты и, увидев молчаливого задумавшегося отца, на мгновение растерялась, но затем шагнула к нему, опустилась подле него на корточки, воскликнула с тревогой:

— Папа? Почему такой грустный, опять что-нибудь случилось?

Он улыбнулся, положил руку на ее голову, ласково и любовно поглядел ей в глаза с глубокой синевой, как у матери, и, успокаивая, сказал:

— Нет, доченька, ничего не случилось, все хорошо, я просто заслушался, как ты играешь, превосходно играешь, молодец, А взгрустнул оттого, что редко вы с матерью последнее время играете, что жизнь так от нас повернули, что не до музыки стало.

Она положила свою голову ему на колено, и этот ее жест говорил больше, чем любые слова, если бы она их сказала, а он погладил ее голову и сказал этим больше, чем сказал бы словами, и такими близкими они стали друг другу в этот момент.

Вскоре пришли мать и сын, они пришли в хорошем настроении и принесли в квартиру веселое оживление. Саша был доволен спортивными соревнованиями в школе и тем, что встретил маму и перехватил у нее сумку с продуктами. А мать была довольна помощью сына, так как у нее сегодня была полная сумка. За ужином Петр, подчеркивая изменения в их жизни, сказал:

— Давай-ка, мать, теперь я буду продукты приносить, я ведь прихожу домой из магазина, а наш магазин богат продуктовым ассортиментом, — и все отметили, что он употребил слова из лексикона торговых работников, и он это заметил, и все вместе посмеялись на нового работника торговли.

— Правда-правда, что это я буду приходить из магазина с пустыми руками. Вы мне сделаете заказ, а я все накуплю, и продукты в нашем магазине дешевле, чем в других, и дешевле рыночных, — даже нотки гордости в его голосе послышались за наш магазин, но он умолчал о том, какое поручение дала ему директриса, и какое оно значение имеет для цен в магазине.

— А тебя не заподозрят, что ты что-то выносишь из магазина, — будто в духе времени рыночных реформ, когда все и ото всюду стремятся выносить, — насторожилась Татьяна. Дети, конечно, не поняли, отчего мать насторожилась, они еще не знали многого в жизни, а Петр понял жену и успокоил ее.

— Во-первых, я буду на глазах у всех покупать продукты, а во-вторых, на все покупки работники забирают в сумки кассовые чеки, кто заподозрит, пусть проверит.

— А я сегодня почти весь день помогала соседям из трехкомнатной квартиры на третьем этаже, где бабушка Елена Ивановна Шумеева, — сказала Татьяна.

— Что там случилось? — спросил Петр. — Или Иван что по пьянке набузил?

— Нет, молодые в челночном рейсе, а бабушка одна и заболела, ночь перемогалась, а утром приползла ко мне, попросила вызвать скорую, и та увезла ее на операцию — аппендицит.

У бабушки под присмотром правнучка трехлетняя. Вот я и осталась при ребенке, потом вспомнила, что у девочки есть еще бабушка, дочь Елены Ивановна — Марья тоже Ивановна, но живет отдельно. Пошли мы с Людочкой искать вторую бабушку. Квартиру нашли — на замке. Соседи сказали, что Марья Ивановна тоже торгует на рынке. Пошли искать на рынок, Марья Ивановна тут же схватилась, убралась c рынка, но надо же узнать ей, что с Еленой Ивановной. Вот мне и пришлось побыть с Людочкой, и на последующие дни, пока бабушка будет в больнице, попросили побыть днем с ребенком, и уже задаток дали пятьдесят рублей, — рассказала Татьяна.

— Выходит — в няньки к купцам? — недовольно воскликнул Петр.

— Но надо же помочь, папа! Люди в беде, — поддержала мать Катя.

— Помочь — за деньги? — не унимался Петр.

Татьяна положила свою руку на руку мужа, и Петр тотчас успокоился.

— Эти люди уже живут в условиях рыночных отношений, подменивших простые человеческие отношения, в их понимании все стоит денег, вопрос только в том, сколько денег. Мы уже не можем изменить их принципы, — спокойно, с улыбкой возразила Татьяна.

— Стало быть, все другие люди должны подлаживаться под их принципы? — никак не мог согласиться Петр, хотя и понимал всю ситуацию нынешней жизни.

— А что остается делать, Петенька? Общество перевело стрелки на новые экономические, а значит, на новые моральные ценности и понятия. Нам это не понять, но придется приспосабливаться, вот я и не отказалась, коли платят за мои услуги.

— Да-а-а, понял, воин? — ткнул отец пальцем в живот сына с горькой улыбкой.

— Понял, — серьезно ответил Саша.

— Что ты понял?

— Понял, что мама сказала: живи по своему принципу, но не отказывайся от оплаты за труд при другом принципе, — с резоном сказал Саша. И все рассмеялись на его ответ.

Гаечные ключи и пиявки

Петр Агеевич со своей подсобной и слесарной работой и со своим рыночным поручением за короткое время очень крепко врос в коллектив магазина. Он часто наблюдал, как в магазине, особенно к вечеру, было полно покупателей, и в кассах скапливались очереди, и тогда к запасным кассовым аппаратам садились и директриса, и товаровед, и бухгалтер, и даже кладовщица. Видя это, Петр воспринимал такую обстановку с большой радостью.

Потом он с одобрением узнал про второй большой склад, арендуемый магазином на территории бывшей бакалейной базы, куда завозились и закладывались товары впрок по более дешевым межсезонным ценам, узнал и про то, как собираются сведения о наличии в продаже товаров, пользующихся спросом, в других магазинах, узнал и про то, почему в их магазине всегда были товары, каких в иных местах не бывает или бывает с перебоями. Узнал и о том, каким высоким доверием и уважением пользуется их директриса у руководителей оптовых организаций и баз, а разные посредники — экспедиторы и агенты поставщиков не выходят из кабинета директрисы. Словом, Петр все больше чувствовал, что торговая круговерть в магазине и круговорот самого магазина в коммерческой среде все глубже втягивали его в себя, хотя он еще мало что знал и мало о чем догадывался в сложных перипетиях торговой деятельности.

Однажды он услышал такую перепалку продавца Маргариты Перцевой с покупательницей:

— Не нравятся наши цены — идите в купеческий магазин.

Сумрачно нахмуренная, остроносая покупательница, ядовито скривив рот, проворчала:

— А ваш магазин, будто не купеческий.

— Наш не купеческий, наш — народный, — весело отпарировала Маргарита.

— Нечестно завлекать покупателей, — скривила ядовитый рот потребительница.

— Нечестный тот, кто три шкуры с покупателя дерет, как ваш родственничек, — острым взглядом пронзила оппонентку Маргарита.

Остроносая покупательница, тряся бородой, отошла от прилавка, но рисовую крупу унесла.

Сердце Петра наполнилось теплотой от победы Маргариты и от благодарности к работникам магазина, в числе которых он считал и себя, бывшего заводского слесаря.

Мало-помалу работники магазина как-то исподволь по собственной инициативе или по научению стали втягивать его в работу за прилавком. Однажды, когда он подвозил картофель и овощи в отдел, заведующая, как бы, между прочим, шепотком попросила его:

— Петр Агеевич, взвесьте, пожалуйста, покупателям картошки, а мне отвернуться нужно.

И он почти весь вечер взвешивал и отпускал и картофель, и морковь, и свеклу, и капусту, и это повторилось в последующие дни. А однажды его попросили помочь так же с фруктами, и тут он заметил в отдалении директрису, наблюдавшую за ним. Затем таким же образом попросили помочь в рыбном отделе, предварительно одев его в белый халат, и он хорошо управлялся за прилавком, и покупатели были им довольны и благодарили за расторопность. А о том, что, их обслуживал бывший заводской слесарь высшего класса и первый мастер своего дела на весь гигантский завод, никто и не догадывался, и хотя мужчина за прилавком был непривычен, никто на это, казалось, особого внимания не обратил.

Как-то поздним утром, когда работа была в разгаре, на складе, где он на тележку брал мешок гречневой крупы, раздался незнакомый ему тревожный звонок, и кладовщица с беспокойством сказала: