Цугцванг - Вета Горч

две тысячи пятьсот двадцать рублей – на счет родителей трехлетнего малыша, которые нуждаются в срочной операции для своего ребенка. Врожденный порок сердца. Надеюсь, мои деньги помогут хотя бы нескольким людям. Спасут хотя бы одну жизнь.

11 июля, суббота

Сейчас половина седьмого. Я остановился у придорожного кафе, чтобы первый раз за сутки проглотить чего-нибудь съестное. Скоро буду на месте.

Пересмотрел свои записи и понял, что так и не отчитался по поводу закрытой сессии. Как и для всех студентов изначально экзамены казались недостижимой действительностью, а вот я уже все сдал и отдал зачетку в деканат. Последний экзамен я сдавал со слезами на глазах – так и не смог вылечиться. Сбил температуру до тридцати семи, но чувствовал себя ужасно. Тело будто было наполнено мокрой ватой, все время хотелось прилечь, закрыть глаза и вздремнуть. Голос пропал, и при ответе приходилось его надрывать до хрипа, отчего сильнее резало горло. Собственно, мне не повезло с билетом. Ну как не повезло? Из всех я знал лишь два, какова вероятность, что они бы мне попались?! Вероятность была бы выше, если из всех я не знал два и именно они бы мне и попались. Какой черт дернул меня перетянуть билет… Что естественно никак не помогло. Отвечал с натягом. Списать даже не пытался, ибо концентрации не было, чуть что и – да здравствует пересдача. А мне необходимо закрыть сессию сейчас же.

Подошла моя очередь. Отвечал объективно плохо.

– Максим, – обратился ко мне преподаватель, – у вас общие ответы, не хватает конкретики. Может еще посидите и подготовитесь? Нет? Вы уверены? Что ж, могу вам предложить взять еще один билет. Судя по вашей работе на семинарах, вы неплохо справлялись, хотелось бы вам поставить высокую оценку. Не знаю, что случилось с вами сейчас. Возможно, это из‐за вашего самочувствия. Подумайте, может имеет смысл из‐за состояния перенести сдачу экзамена на осень. Вы и поправитесь, и успеете все выучить.

– Нет, только не пересдача.

– Уверены?

Уже тогда я знал, что осенью меня здесь не будет, что хочу закрыть семестр, и неважно как. Лишь бы без долгов. Хочу уехать и исчезнуть.

– А на сколько я сейчас ответил?

– Могу лишь поставить «удовлетворительно», что мне делать этого не хочется. Знаю, что вы способны…

– Поставьте «три», пожалуйста.

Преподаватель замялся, пролистал мою отличную зачетку, поставил «удовлетворительно» и расписался.

Так я закончил второй курс.

Теперь я свободен, на пути к дому отца, где я не был уже около десяти лет.

14 июля, вторник

Больше суток потребовалось, чтобы привести дом в цивильный вид, чтобы он был пригоден для жилья. Везде был толстый слой пыли и грязи, паутины, заляпанные окна, вокруг дома высокая трава. За вторые сутки прибрал двор. Помыл машину из садового шланга. Очень сильно устал, проспал пять часов и выспался. Удивительно. Сейчас сижу на террасе и пишу. Легкий ветерок, теплые лучи солнца, над крышей кружат ласточки, подозреваю, что у них там гнездо. Здесь даже воздух другой. Родной.

Я придумал план, чтобы избежать момента трусости и слабости. За это долгое время я убедился, что у мня нет другого выхода. Сейчас мое положение близко к тому, в котором пребывал Джерри в последнее утро. Я загнанный в угол зверь.

У меня есть с собой несколько веществ. Долго думал и понял, что мышьяк – просто банально; стрихнин – вещь хорошая, но боюсь не успеть сделать все, что запланировал, сколько проработал, так и не научился соизмерять дозу со временем наступления смерти; кураре – почти то же самое, что и стрихнин – боюсь; рицин – почему нет. Яд действует в течении тридцати шести – семидесяти двух часов. Однако ближе к финалу появляются галлюцинации и припадки. До такого состояния не хочу себя доводить. Действует через шесть часов, после появления тошноты и лихорадки можно смело готовиться к финалу. Завтра ночью его выпью, утром напишу прощальную записку, положу ее на стол рядом с дневниками. Да, я думаю выложить стопку своих дневников, возможно еще и Список. Так будет честно. В записке признаться во всем. Оставался вопрос, как покончить с собой. Перебирал возможные варианты; понимаю, что все это бред. Справедливо будет завершить свою историю тем, что я умею делать лучше всего, как сказал Джерри: «Беспристрастно. Глаза в глаза». Уже принес из спальни родителей большое зеркало, поставил тут, в зале, помыл его. Все готово. Рядом стол, куда выложу свои памятные страницы. Правда, они не столько памятные, сколько просто отражают мою жизнь. Они – и есть моя жизнь.

Через пятнадцать минут часы пробьет полночь, и я выпью приготовленную жидкость. Собственного, яд мне нужен только для того, чтобы я не струсил в последний момент. Так или иначе финал близок. Шесть часов. А после начнет действовать яд, несколько часов в мучениях и все. Но я не желаю испытывать на себе это действие, ибо… Это неплохая мотивация, чтобы спустить курок.

Раз, два, три.

Значит до полудня я должен все успеть. Может не спать? Почистить «глок», придумать записку, все равно с первого раза ничего нормального не напишу, придется несколько черновиков истратить прежде, чем я удовлетворюсь. Хотелось бы помыться.

Весьма забавно, что почти две сотни лет назад Лермонтов вложил в мысли героя слова, что с такой точностью находят отражение во мне. Вот, что значит – гений! Вот, что значит – всемирно актуальная классика!

«И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь – из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!»

Смешно и досадно.

15 июля, среда

Девять часов утра.

Я готов.

Все разложено по своим местам. Действительно, всю ночь потратил на идеальную прощальную записку, вышло три альбомных листа, чуть меньше, чем планировалось.

Во время второй кружки чая пришла идея написать Тасе личное сообщение с извинением и признанием. Наверняка она не увидит записку и не узнает, что я уехал и что с собой сделал. Нет, ни в коем случае мое решение не соотносится с ней, это не из-за нее, а из-за меня. Все случилось так лишь потому, что это я.

Я представил ее лицо, ее улыбку, смех, глаза, которые выражают искреннее любопытство и страсть узнать твои тайны, познакомиться с истинным тобой. У нее удивительные глаза. Но какого они цвета? Черт! Я не помню. Зато навсегда запомню взгляд. Он пленял. Чудеснее нет ничего.

Ей я ничего не написал о самоубийстве. Не хочу, чтобы она знала. Мне