Не время для славы - Юлия Латынина

И Кирилл ткнул пальцем в передовицу «Таймс».

– Джамал сделает все, что хотел его старший брат. Для Джамала осуществить этот проект – это как воспитать сына брата. И Джамал ничуть не менее разумен, чем Заур. Просто то, чего Заур добивался переговорами, Джамал добивается пулей. На Кавказе это короче и верней.

Сэр Мартин молчал долго. Долго-долго. Так долго, что Кирилл подумал, что он пересолил, и что ему не стоило всерьез намекать президенту одиннадцатой по величине в мире нефтяной компании, что ему отрежут уши, как какому-то местному клопу.

– А он станет президентом? – спросил сэр Мартин.

– Да.

– Хорошо. Можешь строить завод.

* * *

Когда они вернулись в Торби-калу, облака висели над городом, как половые тряпки. На взлетной полосе мокли бронированные «мерсы», и возле скользкого трапа ждал высокий белокурый человек в блестящей от дождя кожаной куртке. Кирилл вспомнил, как он прилетел сюда в первый раз; как сверкало солнце на оружии Хагена, как улыбался черноволосый огромный Ташов, и довольный, лукавый Заур принимал их в резиденции между морем и горой, увенчанной именем Аллаха.

– Салам, Алик, – сказал Хаген худому черноволосому подростку, спустившемуся по трапу вслед за Кириллом, – ты выглядишь лучше, чем когда я видел тебя в последний раз.

Помолчал и добавил, обращаясь к Кириллу:

– Тебя ждет этот… и.о.

* * *

Когда Кирилл вошел в кабинет президента, там оказался не только Сапарчи. За широким столом для совещаний, похожим на вытянувшийся из пасти розовый язык, сидели Дауд и Наби, двое каких-то глав администраций и глава Дорожного Фонда. Глава Дорожного Фонда был человек скользкий и жуткий, на нем висело по крайней мере три трупа, и Кирилл недоумевал, почему Заур его не снял. Справа от Сапарчи сидел премьер Мао.

Сам Сапарчи восседал за руководящим столом в одной белой рубашке с расстегнутыми запонками, уперев в столешницу могучие локти, и бетонный столб шеи, выпирающей из воротничка и.о. президента, был перехвачен золотой цепью, на которую впору сажать бойцового пса. За президентом безвольно обвис отороченный золотой бахромой трехметровый российский триколор, и за ним на стене висел портрет имама Шамиля. Сапарчи очень уважал великого имама. Он даже утверждал, что происходит от одного из его наибов.

Когда Кирилл вошел, взоры всех присутствующих повернулись к русскому, и у Кирилла защемило сердце. Этих людей не должно было быть в этом кабинете. Они могли бы собраться в нем, только если Зауру вздумалось бы их перестрелять.

– Кирилл Владимирович, – сказал премьер Мао, – не будем ходить вокруг да около. Казна республики пуста. Республика задолжала за стройки, безответственно начатые прежним руководством. Люди строили в долг – а деньги им должны были прийти после заключения контакта с Navalis. Контракт, как я понимаю, заключен.

– Контракт заключен, – подтвердил Кирилл, – деньги выплачены. Девятьсот миллионов долларов.

– Так где деньги-то?!

– В Фонде, – ответил Кирилл.

Сапарчи и Христофор переглянулись.

– В каком Фонде?!

– Инвестиционном фонде имени Амирхана Кемирова, – любезно пояснил Кирилл. – Так было прописано в соглашении с Navalis, что деньги поступают в инвестфонд.

– И кто им распоряжается? – вскричал Мао.

Кирилл пожал плечами.

– А меня-то что спрашиваете? Спросите у Джамала. Может, он знает.

– Но мы строили под гарантии бюджета! – закричал со своего места председатель Дорожного Фонда, – мне должны двадцать пять миллионов! Бабки где?!

– Согласно условиям контракта, – бесстрастно сообщил Кирилл, – деньги были переведены Navalis в течение двадцати четырех часов после подписания договора. Я их перевел. На этом мои функции кончились.

* * *

Из Дома на Холме Кирилл поехал на стройку.

Было шесть вечера и шесть мороза. Температура стремительно падала, дневной дождь превратился в лед, море было в овчином тулупе пены, и ледяная крошка секла лицо. Бульдозеры, застывшие над развороченными кишками котлована, полными воды и каких-то полупереваненных балок, были похожи на разметанную взрывом бронетехнику, и все это – железо, котлован и глубокие колеи от КамАЗов, – было облицовано свежим толстым льдом. Кирилл стоял над котлованом и нервно курил.

Ему казалось, что он стоит над открытой могилой, и эта могила была так велика, что в нее могла рухнуть вся республика. Алихан внезапно шевельнулся за его плечом.

– Там нигде не было надписи «Торби-кала», – вдруг сказал мальчик.

– Что?

– В аэропорту Майями, – сказал Алихан, – я стоял в терминале и смотрел, там были и Миннеаполис, и Торонто, и Париж, и самолеты улетали каждые две минуты. Я посчитал, там только в Атланту летели шестнадцать самолетов за два часа. А в Торби-калу не летел никто. В селе говорили, что кяфиры в Вашингтоне только и ждут, чтобы нас сожрать. А они даже не летают к нам. Они летают в Атланту.

Над бетонной стеной цеха, невдалеке, раскачивался похожий на шляпу фонарь, и под фонарем полтора десятка рабочих варили какую-то уху. Толстенький прораб, вышедший из домика, помахал рабочим и вперевалку направился к Кириллу.

Взвизгнули шины, и на площадку, разбрызгивая жидкую грязь, выкатились кавалькада «мерсов». Из головной машины выскочил Джамалудин.

– Салам, Ахмед, – сказал Джамалудин, – почему люди не работают? Все должны работать в три смены.

Прораб поискал глазами вокруг себя, словно хотел засунуть их под мышку.

– Послушай, Джамал, сколько можно работать в долг? Я работаю в долг три месяца.

– Сколько мы тебе должны?

– Семьдесят пять миллионов рублей, – твердо сказал Ахмед, – это за котлован, и больницу, и садик, и клянусь Аллахом, Джамал, я отчитаюсь в каждом рубле. Я работал на этом деле себе в убыток, исключительно для людей, и я согласен даже на пятьдесят…

Джамалудин, не слушая Ахмеда, подошел к багажнику «мерса» и распахнул его. Внутри лежали радужные пачки в свежей банковской упаковке.

Хаген расправил какой-то холщовый мешок, и Джамалудин стал кидать туда пачки. Рабочие сбежались к машине. Когда мешок заполнился доверху, Джамалудин сказал:

– Здесь восемьдесят пять. Через три недели нулевой цикл должен быть готов.

– А расписаться? – спросил Кирилл, доселе молча наблюдавший за этим удивительным зрелищем.

Прораб бросился в вагончик. Через минуту он прибежал с листком бумаги, с ручкой и даже фиолетовой бархатной подушечкой, в которой покоилась круглая печать с загадочной надписью: «ООО „Рэникс-трест“.

Джамалудин взял листок и написал, что он выдал Ахмеду Саттаеву восемьдесят пять миллионов рублей, в счет долгов Фонда, и Ахмед расписался, что деньги эти он получил. Потом Джамалудин взял круглую печать, повертел ее в руках да и отдал Кириллу. Из кобуры он вынул личный «стечкин». По стальному ребру ствола шла надпись из Корана, и торец обоймы был тоже украшен арабской витиеватой вязью. Джамалудин выщелкнул обойму, утопил ее в синей подушечке, и припечатал записку «стечкиным». – Держи, – сказал Джамалудин.

* * *

Деньги, розданные на стройке, были только начало.

На следующий день, в семь часов утра, прослышав о том, что у Джамалудина завелись деньги, к нему приехал глава администрации Андахского района. Глава администрации выстроил в райцентре пять объектов под честное слово Заура.

Глава администрации попросил деньги небольшими купюрами, и в итоге денег получилось три мешка. Мешки погрузили в джип, и так как глупо было везти такие деньги без охраны, то с главой поехали Гаджимурад и Хаген. Приехав, они сели в Доме Культуры, и стали раздавать деньги рабочим и поставщикам.

Следующим был завхоз Бештойской больницы, а за ним человек, построивший детский сад в Чираге. Ходоки потянулись косяками; Джамал ездил по объектам и раздавал деньги. На документацию он вовсе не обращал внимания: была бы больница, а документы – черт с ними.

Однажды больницы не было, и люди Джамала взяли человека, который просил на нее денег, и привязали к строительным лесам, а потом облили синей краской и уехали. Полдня сельчане боялись его развязать.

Были б деньги – будут и люди. Будут люди – будут и деньги.

Заур хотел снять главу администрации в Ичли, – Джамалудин его снял. Заур хотел снять главу администрации в Будаге, – Джамалудин снял и его. Всем было известно, что если глава администрации дружен с Джамалудином, то деньги будут, а если не дружен – то и с деньгами не задастся. Однажды был даже такой случай, что главу администрации вызвали на разбор и стреляли в него прямо на площади, мотивируя это тем, что как только его не будет, Джамал выплатит деньги.

Должность у Мао была, а денег не было.

Крупнейшее предприятие республики, Navalis Avaria, в бюджет не платило, а заплатило в фонд девятьсот миллионов долларов. Второе крупнейшее предприятие, концерн «Кемир», тоже, натурально, в бюджет не платило, и ни малейшей возможности принудить его к этому не было. Оба эти предприятия впрямую предлагали своим смежникам в бюджет не платить, а платить в Фонд. Ребятки из АТЦ разъезжали, бряцая оружием, по лавкам, и предлагали то же самое.