Не время для славы - Юлия Латынина

Новые правила

Заура Кемирова, президента республики Северная Авария-Дарго, бывшего мэра города Бештоя, владельца концерна «Кемир», чье состояние оценивалось в три миллиарда долларов, хоронили в родном селе на следующий день после теракта.

Вместе с ним хоронили семерых. Все они были односельчане Заура, а четверо и близкие родственники.

Похоронить всех этих людей в день гибели до захода солнца, как предписывал Коран, не было никакой возможности, – да, по правде говоря, и нечего было хоронить. Разве те, кто был в джипе сопровождения, сохранились, хотя и сгорели до головешек. Головную же машину разметало в радиусе двухсот метров, и никто, кроме специалистов по ДНК, не мог бы определить, где чей клочок.

Заура хоронили в закрытом гробу, и вся республика знала, что в этом гробу лежит.

Кирилл прилетел на похороны в одном самолете с гробом. В момент взрыва он находился от эпицентра в семидесяти метрах, и его спасло то, что «мерс» был бронированный. Может быть, он бы и не погиб, но точно оказался бы в больнице с тяжелейшими травмами. А так Кирилл отделался лопнувшей барабанной перепонкой, контузией да сломанной рукой. Руки, в переполохе, он даже не заметил.

Вместе с Кириллом прилетел Алихан.

Самолет приземлился на авиабазе в Бештое, и мальчик не отходил от мужа своей сестры ни в самолете, ни по дороге на кладбище. Кирилл плохо слышал и как-то не очень понимал, что слышит. Ему все время казалось, что самолет прилетит, и их встретит улыбающийся Заур, и скажет, что это была спецоперация и машина была пуста.

Оказалось, что Заур давно выбрал место для своей могилы.

Он велел похоронить себя не в родном селе, а на кладбище на западной окраине Бештоя, где справа и слева от могилы, куда хватал глаз, тянулись одинаковые гранитные надгробия с одинаковой датой смерти на них. Сто семьдесят четыре надгробия для детей и женщин, погибших в роддоме, и на сорока семи из них дата смерти совпадала с датой рождения.

Президент республики оплатил сто семьдесят четыре темно-серых гранитных стелы для жертв Бештойского теракта, и сто семьдесят пятую, точно такую же, без узоров и украшений, для себя.

Имам читал свою скороговорку, небо над ними было насажено на белый штык минарета, и солнце сверкало на оружии тех, кто собрался вокруг могилы. Под ногами хлюпало и таяло: в горах мел снег, но такой уж климат был в Бештое, что ночью тут была зима, а днем – лето.

Кирилл уже садился в машину, посереди черного моря народа, бившегося по обе стороны ограды, когда на плечо его опустилась рука, и Кирилл, обернувшись, увидел Гаджимурада Чарахова.

– Не уезжай, пока Джамал с тобой не переговорит, – приказал мэр Торби-калы.

* * *

Кириллу пришлось ждать три часа.

Джамалудин Кемиров сидел в том же кабинете, в котором Кирилл в сентябре впервые обсуждал проект с Зауром. Свет был выключен; тяжелые бархатные занавеси полусдвинуты, и по полу и потолку метались сполохи от разъезжающихся фар и горящих костров.

Джамал сидел на полированном столе, гладком и тяжелом, как крышка гроба, скорчившись над пустым креслом брата, – кусок черноты над куском черноты.

Кирилл вошел и остановился у входа, а потом, повинуясь скорее угаданному, нежели увиденному жесту, сел в кресло у стола. Силуэт Джамала сделался чуть четче, и Кириллу теперь было видно, как отражаются сполохи фар в багрово-черных зрачках.

Во дворе трещали выстрелы и поленья.

– Ты уходишь из проекта? – спросил Джамал. Голос его был гладок и ровен, как выскочивший из-под пресса стальной лист.

– Нет. Я остаюсь.

«Что ты делаешь? – беззвучно вспыхнуло в мозгу Кирилла, – откажись. Откажись немедленно. Этот проект можно было осуществить с Зауром Кемировым. С блестящим инженером. С прирожденным бизнесменом, с человеком, который умел договариваться и прощать. Его нельзя осуществить с полусумасшедшим фанатиком, который расстреливает детей, убивает женщин, и охотится со своей бандой на все, что молится не так, как он».

Силуэт Джамалудина на столе был как черный провал во тьме. Когда он заговорил, Кириллу показалось, что слова доносятся до него из-за горизонта Шварцшильда.

– Заур, – сказал Джамалудин, – часто говорил мне, что делать, если его убьют.

«Часто? Братья часто обсуждали этот вопрос?»

– Я поклялся ему, что доведу проект до конца. Он говорил: «Это наш единственный шанс. Пойми, Джамал, – не твои головорезы, не война, не мир, не выборы, не Кремль, – шельф – наш единственный шанс. Деньги приводят мир, мир приводит деньги». Заур говорил – если меня убьют, слушайся Кирилла. Он хотел, чтобы ты приехал сюда не затем, чтобы оформить сделку. Это мог бы сделать любой банкир. Он хотел, чтобы ты приехал сюда для того, чтобы если его убьют, ты бы возглавил сделку. Я хочу, чтобы ты был в этой сделке вместо Заура.

«Я не хочу отвечать перед Гаагским трибуналом за финансирование „Аль-Каиды“.

– Я остаюсь, – повторил Кирилл.

Они помолчали еще несколько секунд, и Джамалудин сказал:

– Почему ты решил, что это был чеченец?

Человека, которого видел Кирилл, больше не видел никто. Этот человек шел по узкой дорожке между двумя рядами бетонных плит, и он не мог деться никуда, кроме как войти в vip или убежать на летное поле. Он не вошел в vip-зал и не побежал обратно к месту взрыва, и люди Джамала бросились по полю, и раньше, чем приехало ФСБ, они проверили камеры в vip-зале, но человека не было ни на поле, ни в камерах.

Конечно, этого человека должны были видеть караульные. Но от караульных осталось ведро ДНК.

– Я не знаю, – честно признался Кирилл. – Как я могу отличить чеченца от аварца? Вы сами себя путаете. Невысокий, быстрый. Кожаная куртка, черная шапочка. Глаза совершенно черные.

– Но ты не видел, как он выходил из машины? – спросил Джамал.

Кирилл подумал.

– Он вышел из машины, – вдруг сказал Кирилл, – на нем были темно-коричневые ботинки, дорогие, очень хорошо начищенные. Они прямо сверкали. Он не мог в таких ботинках пройти двести метров от шоссе до поста, а больше неоткуда, кроме как из машины, ему не было взяться.

– Чеченец?

– Чеченец, аварец, лакец, но я не думаю, что он был русский. Эти ботинки, походка, стать, я не знаю, почему мне показалось, что он чеченец. Я еще подумал, откуда у тебя чеченец в охране.

– Ты его хорошо запомнил?

«Я его очень хорошо запомнил. Я смотрел на него и думал, вот этот человек идет мне навстречу, и если ты уже позвонил ему, он сейчас начнет стрелять. Я рассмотрел его так хорошо, потому что решил, что он идет меня убивать. Я так перессал, что даже не сообразил, что, чтобы у него ни было за пазухой, оно не прострелит броню четвертой степени защиты».

– Да.

Джамалудин встал и поманил его в комнату отдыха. Там, на черном столе лежали семь фотокарточек. Человек, которого видел Кирилл, лежал третьим слева.

– Кто он? – сказал Кирилл, – боевик? Ваххабит?

Джамалудин ничего не ответил. Он повернулся к Кириллу и обнял его на прощанье. Руки аварца были твердыми и холодными, как у трупа. Кирилл пошатнулся и сел, а Джамалудин пошел к выходу из кабинета. Уже у самой двери Джамал обернулся и спросил:

– Ты написал завещание?

Кирилл хлопнул глазами.

– Тебе не стоит оставлять семью без средств. Тем более что там большие деньги. Тебе теперь принадлежит пять процентов «Голубого костра». Это твоя доля по завещанию Заура.

Джамалудин повернулся и вышел.

* * *

Кирилл некоторое время сидел в темноте, а потом дверь скрипнула, и в ней показался узкий силуэт Алихана.

– Кирилл Владимирович, – сказал мальчик, – врачи велели вам лежать. Нам надо ехать.

Кирилл встал, подошел к окну и посмотрел вниз.

Двор был забит чиновниками и вооруженными людьми. Далеко за двором горели костры, и по селу ворочалась плотная сороконожка толпы. Сегодня все улицы Бештоя были переполнены людьми и машинами, и по всей республике машины ехали только в одном направлении – в Бештой.

Официальная версия гласила, что Заура Кемирова убили сепаратисты, и официальная версия вполне могла быть правдой. Булавди Хаджиев был кровником Кемировых, и Кирилл сам видел кассету, на которой Булавди приговаривал Кемировых к смерти.

И все-таки у Кирилла была пара вопросов к официальной версии.

Первый вопрос заключался в том, что теракт произошел в Москве. Конечно, охрана Заура в Москве была слабей, чем в республике. Но все-таки Булавди Хаджиеву было несравненно легче взорвать Заура в Торби-кале, а спецслужбам, наоборот, было несравненно легче взорвать Заура в Москве.

Второй вопрос заключался в том, что ровно накануне гибели Заур Кемиров отказал Семену Семеновичу в доле в проекте, и второй человек в Кремле сказал: «ты об этом пожалеешь». Слишком впритык стояли они: отказ Заура и его смерть.

Третий вопрос заключался в том, что жертвой оказался именно Заур. Кемировы оба были приговорены; оба были кровники Булавди. Но, насколько Кирилл знал, на Заура не было ни одного покушения. На Джамала – были. На Хагена охотились регулярно, как на бешеного волка, были покушения на Ташова, Гаджимурада. Но все-таки тот, чьей целью была месть, с куда большей вероятностью постарался бы убить Джамала. А вот тот, чей целью был шельф, несомненно, убивал бы президента республики.