Хоупфул - Тарас Владимирович Шира

поэтому он даже отказался от своей дурной привычки: спохватившись, обходить в обуви комнаты в поисках ключей или телефона.

Саша должна была уже прийти – сварив себе кофе, Женя расположился на диване.

На секунду даже проскочила мысль быстро сбегать до цветочного и порадовать ее букетиком, но было уже поздно – раздался звонок в дверь.

Саша, как всегда, была просто само очарование. Золотистые волосы, спадающие на плечи кожаной курточки кремового цвета, пахли чем-то кокосовым. «А у меня сюрприз», – с этими словами Саша достала из сумки подарочную коробочку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся набором из нескольких сортов кофе.

– Саш, ну это просто в самое сердце, – улыбнулся Женя. – А что за повод?

– Да нет никакого повода, – улыбнувшись, она пожала плечами. – Просто знаю, что ты жить без него не можешь.

Вечер прошел как нельзя лучше, естественно и непринужденно, а Женя сделал вывод, что на таких встречах, в общем-то, необязательно было напиваться, как он это делал раньше.

Женя уже засыпал – слышалось только мерное тиканье часов и ровное Сашино дыхание напротив.

– Жень, – тихонько шепнула Саша.

– М? – спросил он сквозь сон.

– Слушай, я завтра маму навещать поеду. Хочешь со мной?

– Давай, конечно, – гладя Сашу по спине, пробормотал он.

– Мне иногда так плохо бывает, когда я осознаю, что врачи ничего не могут сделать. Остается просто ждать, когда она… – Саша замолчала, по-видимому, произносить вслух конец предложения ей было трудно.

Сон сняло как рукой.

«Мама… Точно… Как я не подумал?» – эта мысль, появившаяся в его голове в конце милой постельной болтовни, буквально выбила его из седла – он все это время почему-то даже не вспомнил про нее. Было ощущение, что его подняли с кровати, как следует встряхнули и положили обратно.

– Я туда к шести подъеду, – Саша положила голову Жене на грудь. – Ты приедешь?

– Конечно, – машинально ответил он.

Он отвернулся к стенке, боясь, что его Саша может заметить его внезапно изменившееся состояние.

«Рак – это другое, – судорожно думал он. – Это же, блин, совсем другое. А что если получится совсем по-другому? Где гарантии, что я не пострадаю?»

Ворочаясь в кровати, он бросил взгляд на Сашу – ее глаза были закрыты, а лицо выражало безмятежность и спокойствие.

Будто услышав его мысли, она прошептала:

– Жень, мне так хорошо с тобой… Так защищенно. Есть ведь такое слово? – она слегка улыбнулась. – Короче, с тобой я чувствую себя в безопасности.

«Я обязательно должен это сделать, – перебирая Сашины волосы, Женя смотрел в потолок. – Я должен это сделать».

Он повернулся к Саше:

– В шесть, говоришь, поедешь?

Женя проснулся под утро – Саша еще спала, и до звонка будильника оставалось часа три. Ворочаясь в кровати, он пытался расслабиться и уснуть, но тщетно – мозг уже ясно работал, подогреваемый мыслями о сегодняшнем дне.

Женя сильно нервничал, осмысливая то, что он собирается сегодня сделать.

Проводя жужжащей бритвой по щеке, Женя разглядывал свое отражение: четкий овал скул, узкий, даже слегка женственный нос, глаза хоть и были немного уставшие, зато взгляд – с легким прищуром, цепкий и пронизывающий насквозь. Во всяком случае, так говорили все девушки, добавляя, что первым делом они обращали внимание именно на глаза. Он даже не раз репетировал его перед зеркалом, заводя воображаемый диалог знакомства.

– И вот таким красавчиком я рискую, – горько усмехнулся он. – Сука, ну что я за идиот. А с щетиной мне все же было лучше, – бросил он критичный взгляд на зеркало, вытирая лицо полотенцем.

– Жень, а у тебя, что ли, одна тетрадь для всех конспектов? – зашедшая в ванную Саша держала в руках ту самую тетрадь.

Жене стало не по себе – она уже пролистала первые несколько страниц с записями терминов с уроков анатомии и физиологии.

– Да это так, старое, – он мягко взял тетрадь из ее рук. – Когда я еще хоть что-то с лекций записывал.

После работы он заехал в цветочный магазин – как назло, все цветы на витрине были жухлыми и увядающими. Герберы покорно сложили свои большие лепестки, а обезвоженные орхидеи почему-то напомнили Жене венерины мухоловки из учебника по окружающему миру, только были чуть поменьше и выглядели не так плотоядно. Цвели и призывающе краснели почему-то одни гвоздики, и Женя не мог отогнать ощущение, будто едет на похороны. Стараясь прогнать эту мысль, он взял симпатичный букет из тюльпанов и ирисов. Девочка-консультант заботливо завернула его в бумагу светло-василькового цвета и обмотала лентой цвета фуксии.

Женя редко покупал цветы – он, как и многие мужчины, не видел в этом практического смысла. Но его удивляло, что все девушки, начиная от старшеклассницы с веснушками и косичками, заканчивая стервозной бизнесвумен из какой-нибудь большой корпорации, которая прошлась не по одной голове своими туфельками от Jimmy Choo, прежде чем села в директорское кресло – все они искренне радуются этим вырванным из почвы зеленым росткам с хлорофиллом и раскрывшимися соцветиями.

Первый свой букет, который он подарил девушке, изначально предназначался для мамы.

Женя часа два бегал по летнему парку, срывая сирень и посаженные работниками парка незабудки. Правда, потом ему пришлось поспешно скрываться, когда те, заметив юного вандала, пригрозили вызвать милицию. По дороге домой он закончил свой флористический шедевр, окаймив его растущими на обочине ромашками. Купленной в парке большой алой лентой он обвязал свой букет – как это сделать красиво, он не знал, да и спросить было некого. Но завязал он аккуратно и старательно, как завязывал шнурки на новых школьных туфлях.

Но этой композиции было не суждено простоять до выходных и завять в кухонной вазе. По дороге домой Женя встретил девочку из параллельного класса. Он был в нее влюблен, а она, конечно, об этом не знала – до боли стандартная, но оттого не менее хреновая ситуация.

– Привет, – крикнул Женя и быстро отвел взгляд – встретиться с ней глазами было превыше его сил.

Почему-то он, почти разучившийся уже бояться сцены и публики, при виде нее вмиг терял все свое красноречие. Гонор и отвага, которыми он козырял перед своими, дворовыми девчонками, куда-то моментально уходили, а на смену им тут же являлись непонятно откуда-то взявшиеся робость и нерешительность. Он прямо видел себя со стороны – мелкий балбес с дурацкими кудрями в мешковатой немодной одежде.

Объект Жениной любви сверху вниз смерила его взглядом, задержавшись на смешных сандаликах на липучках. Почувствовав это, Женя поджал пальцы босых ног, смутившись своей уязвимости.

– Привет, – равнодушно ответила она. Слава богу, в глаза не посмотрела. Или наоборот, лучше бы посмотрела?

Пройдя несколько шагов, Женя остановился. Он знал, что надо делать. Еще немного колеблясь, он несколько секунд рассматривал букет, сжатый в руке.

Женя помнит ощущение, с которым он догонял ее – наверное, идти по рельсам навстречу оглушающе гудящему поезду было бы не так страшно.

– Маш… Маша, это тебе. – Женя протянул ей цветы.

Маша удивилась. Остановившись, она критически посмотрела на букет, будто пытаясь выяснить, что в нем не так.

– Мне? – подняла она глаза на Женю.

Это все же случилось. Женя почувствовал, как его уши превратились в два пылающих огня – став еще больше, смешнее, а сам Женя – еще более жалким и комичным.

– Да, – тихо сказал он, рассматривая опоясывающие букет ромашки. «Без них было лучше, – промелькнула запоздалая мысль. – Слишком они по-детски выглядят».

– Зачем? – подняла она бровь.

Этот вопрос, простой по своей сути, завел Женю в окончательный тупик.

– Ну… он… они красивые… – только и смог выдавить он.

– Ну давай, – Маша пожала плечами и с опаской, даже чуть брезгливо взяла букет, будто боялась, что по ее рукам побегут сползающие со стеблей пауки и муравьи.

Возвращаясь домой, Женя чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Завернув за угол дома – на тот случай, если Маша вдруг обернется посмотреть ему вслед, – Женя, уже никого не стесняясь, бежал домой вприпрыжку, как на разминке перед физкультурой.

Будто в благодарность за случившееся, по приходе домой он молниеносно съел нелюбимый суп и сразу сел за уроки.

Этот букет он увидел вечером, когда шел с бабушкой за молоком. Он валялся на скамейке среди жестяных банок от колы и деревянных палочек от мороженого. Осталось от него уже немного – пара васильков да три ветки сирени. Быть может, он бы вообще и не узнал его, если бы вечерний летний ветер не прибил к стоящей