Гарри Поттер и филосовский камень - Джоан Роулинг

«ААААААА!»

Квиррелл откатился от него, его лицо тоже покрылось волдырями, и Гарри понял: Квиррелл не может дотронуться до его кожи, не испытав ужасную боль – его единственный шанс был продолжать держать Квиррелла, причиняя достаточно боли, чтобы помешать совершить заклинание. Гарри вскочил на ноги, поймал Квиррелла за руку и вцепился в нее изо всех сил. Квиррелл закричал и попытался сбросить Гарри – боль в голове нарастала – Гарри ничего не видел – он мог только слышать ужасные вопли Квиррелла и крики Волдеморта:

«УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ ЕГО!» и другие голоса, возможно, звучавшие только в его голове, звавшие

«Гарри! Гарри!» Он почувствовал, что рука Квиррелла вырвалась из его захвата, понял, что все потеряно и провалился в темноту, ниже… ниже… ниже…

Что-то золотое промелькнуло над ним. Снитч! Он попробовал поймать его, но руки были слишком тяжелы. Он моргнул. Это был вовсе не Снитч. Это была пара очков – очень странно! Он опять моргнул, и над ним возникло улыбающееся лицо Албуса Дамблдора.

«Добрый день, Гарри», – сказал Дамблдор. Гарри уставился на него. И тут он вспомнил:

«Сэр! Камень! Это был Квиррелл! Камень у него! Скорее, сэр!»

«Все в порядке, дорогой, ты немножко отстал от жизни, – успокоил его Дамблдор. – Камень не достался Квирреллу».

«Тогда кому же? Сэр, я…»

«Гарри, пожалуйста, успокойся, или мадам Помфрей выгонит меня отсюда».

Гарри сглотнул и огляделся. Он понял, что, по-видимому, находится в лазарете. Он лежал в постели на белых льняных простынях, а рядом с ним стоял столик, на котором, казалось, громоздилась половина кондитерской лавки.

«Подарки от твоих друзей и почитателей, – сияя, пояснил Дамблдор. – Что именно случилось в подземелье между тобой и профессором Квирреллом – большой секрет, поэтому, естественно, вся школа об этом знает. Я полагаю, что это твои друзья господа Фред и Джордж Висли ответственны за присланный тебе стульчак от унитаза. Без сомнения они думали, что это тебя позабавит. Однако, мадам Помфрей, сочла, что это не очень-то гигиенично и конфисковала его».

«И сколько я пробыл здесь?»

«Три дня. Мистер Рональд Висли и мисс Грангер почувствуют большое облегчение, узнав, что ты очнулся, они очень волновались».

«Но сэр, камень…»

«Я вижу, тебя так просто не сбить с толку. Очень хорошо, так значит камень. Профессор Квиррелл не смог забрать его у тебя. Я прибыл вовремя, чтобы предотвратить это, хотя ты и сам очень хорошо справлялся, должен сказать.

«Вы добрались туда? Получили сову от Эрмионы?»

«Должно быть, мы разминулись на лету. Едва я прибыл в Лондон, как стало ясно, что я должен быть там, откуда только что улетел. Я появился как раз вовремя, чтобы стащить с тебя Квиррелла».

«Так это были вы».

«Я очень боялся, что опоздаю».

«Да вы почти и опоздали, я не мог дольше защищать камень от него…»

«Не камень, мальчик, а себя – их силы едва не убили тебя. В один ужасный момент, я боялся, что это им удалось. Что касается камня, он был уничтожен».

«Уничтожен? – безучастно произнес Гарри. – Но ваш друг – Николя Фламель…»

«О, так ты знаешь о Николя? – с довольным видом перебил Дамблдор. – Ты во всем разобрался, не так ли? Ну, Николя и я немного побеседовали и согласились, что так оно и к лучшему».

«Но это значит, что он и его жена умрут, правда?»

«У них осталось достаточно эликсира, чтобы привести дела в порядок и тогда, да, они умрут». Дамблдор улыбнулся при виде изумления на лице у Гарри.

«Таким молодым, как ты, я уверен, это покажется невероятным, но для Николя и Перенеллы это действительно похоже на сон после долгого-долгого дня. В конце концов, для хорошего ума, смерть есть не что иное, как еще одно великолепное приключение. Ты знаешь, на самом деле, камень был не такой уж замечательной штукой. Столько жизни и денег, сколько захочешь! Эти две вещи большинство людей предпочли бы всему остальному – беда в том, что люди склонны выбирать именно то, что хуже всего для них же самих». Гарри лежал, не находя слов. Дамблдор что-то промурлыкал и улыбнулся в потолок.

«Сэр? – спросил Гарри. – Я тут думал… сэр – даже если камень уничтожен, Вол-, то есть я хотел сказать Сами-Знаете-Кто…»

«Называй его Волдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими именами. Боязнь имени усиливает боязнь предмета».

«Да, сэр. Так Волдеморт ведь попробует использовать другие способы, чтобы вернуться? Я имею в виду – он ведь не сгинул навечно?»

«Нет, Гарри, не сгинул. Он по прежнему где-то там, возможно ищет еще одно тело… поскольку он не по настоящему жив, то не может быть убит». Он оставил Квиррелла умирать; он выказывает к своим последователям столько же милосердия, сколько и к врагам. И хотя, Гарри, может ты только отсрочил его приход к власти, но это будет делом кого-то еще, кто готов сражаться в этой, казалось бы, нескончаемой битве – и если приход Волдеморта будет срываться снова и снова, может статься, что он никогда не вернет себе власть». Гарри закивал, но быстро остановился, потому что это причиняло боль голове. Затем он спросил:

«Сэр, я бы хотел узнать еще кое-что, если бы вы могли мне сказать… есть вещи, о которых мне хочется узнать правду…»

«Правду, – вздохнул Дамблдор. – Это прекрасная и ужасная вещь, и с ней следует обращаться с великой осторожностью. Однако я отвечу на твои вопросы, если только у меня не будет очень серьезных оснований не отвечать, но в этом случае, прошу меня простить. Лгать я, конечно, не стану».

«Ну… Волдеморт сказал, что он убил мою мать только потому, что она попыталась защитить меня от смерти. Но почему он хотел убить в первую очередь меня?» На этот раз Дамблдор вздохнул очень глубоко.

«Увы, на первый же твой вопрос я не могу дать тебе ответ. Не сегодня. Не сейчас. Однажды ты узнаешь… а сейчас выкинь это из головы, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, что тебе очень неприятно это слышать, но когда ты будешь готов, ты узнаешь». Гарри знал, что спорить бесполезно.

«Но почему же Квиррелл не мог дотронуться до меня?»

«Твоя мать умерла, чтобы защитить тебя. Если есть что-то, чего не понять Волдеморту, так это любовь. Он не понял, что любовь, такая сильная, как любовь твоей матери, оставляет свою отметину. Не шрам, не зримый знак… когда тебя так сильно любят, то даже если любящий умирает, это дает тебе непреходящую защиту. Она кроется в твоей коже. Квиррелл, наполненный ненавистью, алчностью и амбициозностью, делящий свою душу с Волдемортом, не мог поэтому до тебя дотронутся. Для него смертельно – тронуть человека, отмеченного чем-то столь прекрасным». После этих слов Дамблдор проявил очень большой интерес к севшей на окно птичке, и это дало Гарри время вытереть глаза простыней. Когда к нему вернулся голос, он спросил:

«А плащ-невидимку – вы знаете, кто мне его послал?»

«Ааа… да, твой отец по случаю оставил его в моем распоряжении, и я подумал, что он тебе понравится, – в глазах Дамблдора пробежали искорки. – Полезная вещь… когда твой отец учился здесь, он в основном использовал плащ для того, чтобы проникать на кухню и таскать еду».

«И еще кое-что…»

«Выкладывай».

«Квиррелл сказал, что Снэйп…»

«Профессор Снэйп, Гарри».

«Да, он – так Квиррелл сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел моего отца – это правда?»

«Ну да, они питали порядочное отвращение друг к другу. Примерно как вы с господином Малфоем. А потом твой отец сделал нечто такое, чего Снэйп никогда не смог ему простить».

«Чего?»

«Спас ему жизнь».

«Ему?!»

«Да… – мечтательно произнес Дамблдор. – Странными путями идет порой человеческий разум, правда? Профессор Снэйп не мог вынести, что находится в долгу перед твоим отцом… Я полагаю, что он так старался защитить тебя, потому что чувствовал, что может сравнять счет. И тогда снова сможет спокойно ненавидеть память о нем…» Гарри попытался понять, но от этого голова его загудела, и он остановился.

«И, сэр, есть еще одна вещь…»

«Только одна?»

«Как я достал камень из зеркала?»

«А, сейчас скажу – я очень рад, что ты спросил. Это одна из моих самых блистательных идей, и, между нами, это о чем-то говорит. Видишь ли, только тот, кто хотел найти камень – найти его, но не использовать – смог бы взять его, иначе они бы просто увидели себя делающими золото или пьющими эликсир жизни. Мои мозги меня иногда удивляют… А теперь хватит вопросов. Думаю, ты можешь приняться за эти сладости. О! Бобы с Любым Вкусом Берти Боттс! Меня в юности угораздило наткнуться на один со вкусом рвотной микстуры, и с тех пор, я их порядком разлюбил – но я думаю, что одна маленькая конфетка мне не повредит, не правда ли?»

Он улыбнулся и закинул золотисто-коричневый боб в рот, после чего закашлялся:

«Увы! Ушной воск!» Мадам Помфрей, сиделка, была милой, но очень суровой женщиной.

«Ну всего пять минут», – умолял Гарри.

«Абсолютно исключено».