На грани развода. Вернуть любовь - Злата Романова

– Давай-давай, Ксюнь, пойдем поедим. Там папа что-то сварганил.

– Папа? – удивленно приподнимаю бровь. – Он тоже приехал?

– Да, а ты что, забыла? Ты рассеянная стала совсем, мне это не нравится, – поджимает губы, заставляя меня подняться. Закутываюсь в халат и чувствую, как по телу прокатывается озноб. Совсем развалиной стала, еле двигаюсь, как старая бабка. Мама права. Надо как-то взбодриться.

– Мам, – все, что могу ей сказать, потому что не думаю, что должна оправдываться. Переживаю так, как могу, справляюсь с болью так, как выходит, и не должна следовать примеру мамы, которая «заедала» боль от расставания с одним мужчиной поиском другого.

– Просто тебе нужны будут силы, чтобы растить больного ребенка, – продолжает она давить, словно вонзая иголку в самое сердце. Самая тяжелая тема, которую я пытаюсь обойти стороной, хоть это и малодушно с моей стороны.

– Он не больной, мы еще не знаем, – тихо лепечу, вспоминая жуткие термины в медицинской карте.

– Три врача не могут ошибаться, и я не хочу подталкивать к решению, но…

– Но подталкиваешь, мам, скажи уже прямо! – вспыхиваю, отшатываясь от нее.

Да, мы обратились еще к третьему врачу, который сказал нам то же, что и другие. Даже сообщил новости похуже, потому что, оказывается, такие патологии у ребенка вряд ли мог вызвать этот синдром Глеба.

– Не надо смотреть на меня как монстра и делать вид, что ты не думала о подобном исходе! – говорит мама. – Зачем тебе больное наследие Глеба?

– Глеб не виноват, ты же знаешь. У ребенка аномалии развития, а этот Картагенер не определяется на таком сро… – спотыкаюсь на слове, едва держа себя в руках, а живот охватывает опоясывающая боль, стрелой устремляясь в самый низ.

– Что такое?! – переполошившись, мама сажает меня на кровать. – Болит живот?

– Немного… Наверное, резко встала… – морщусь, прижимая руку к животу. – Бывает, это ерунда.

– Мы справимся, Ксюня, – твердо говорит мама, ловя мой взгляд. – Если тебе так важно оставить малыша, мы тебя не бросим. Справимся со всем, что может быть, даже не волнуйся. А Глеб… – Ее сотрясает злоба, когда она говорит о моем муже, даже лицо белеет. – Поделом ему!

– Ты о чем? – непонимающе вскидываю взгляд.

– Ты же говорила, что его знатно избили на парковке. Карма его настигла.

– Да вроде не говорила, – хмурюсь, напрягая память.

– Да точно говорила, откуда же я тогда знаю? Хотя, может, и он мне по телефону сам говорил. Точно, еще жаловался, что ребра болят и голова. Что он себе думал? Что я его пожалею?

Все еще сомневаясь, что я рассказывала маме эту информацию, отбрасываю эти мысли подальше и пытаюсь встать, но боль снова пронзает тело.

– Мама, я завтра, пожалуй, схожу к врачу, а сегодня лучше полежу, хорошо?

– Ну ладно, – видя мое состояние, соглашается мама, уходя и потом возвращаясь с подносом, с которого я съедаю от силы две ложки супа и кусок хлеба. Аппетита нет. Мне нездоровится. На душе камень и море сомнений.

Я действительно рожу больного ребенка? А вдруг повезет? Вдруг врачи ошибаются? Сколько таких историй. Историй со счастливым концом. Неужели я недостойна такой же? Не заслуживаю чуда, после того как так хотела этого малыша? Он же уже живой, он дышит, ждет встречи со своей мамой и непонятно, от какого именно недуга он может страдать.

А вдруг с ним все в порядке? Но главное то, что я просто не смогу его убить, не смогу дать согласие на эту процедуру. Я чувствую, что в ответе за своего ребенка и должна бороться за него. Ради него. Вопреки нежеланию Глеба дать этому набору клеток родиться на свет. Мы справимся, я не одна, вся семья меня поддержит, и это будет самый славный малыш на свете, которого я буду любить за двоих. Ведь папе он не нужен.

Когда мама прощается и уезжает вместе с отцом, я со слабой улыбкой погружаюсь в сон, а просыпаюсь от тяжести в животе. Сильная боль простреливает низ живота, и, когда я отбрасываю одеяло и включаю ночник, с ужасом вижу, как подо мной на постели расползлось красное липкое пятно. Ярко-алое. Страшное. Мой страх визуально увеличивает его размеры. Кажется, что там целая лужа крови. Грозное предзнаменование конца.

Мой малыш… Нет, такого не может быть, еще ничего не случилось! Такое бывает…

Громко кричу, зову кого-то, совсем позабыв, что ночь, что в доме я одна. Что мама уехала и никто не откликнется. Но сейчас срочно нужно в больницу. Набираю номер скорой, а потом звоню маме и она приезжает через полчаса, практически одновременно со скорой, которая забирает меня в больницу.

Глава 22

Глеб

Это один из вечеров, которые я провожу у нашего с Ксюшей дома, надеясь увидеть ее хоть мельком. В квартире находиться невыносимо, там ее нет и все напоминает о ней и моей вине, а здесь есть маломальская иллюзия, что Ксюша рядом. Когда она сидит на своем любимом месте на закрытой лоджии второго этажа, я ясно могу видеть ее через окна. Каждый наклон головы, каждый жест отзывается во мне, откликается болезненным спазмом в сердце. Физически ощущаю, как горят ладони, так я жажду к ней прикоснуться. Нутро лихорадит, я буквально схожу с ума от убийственного понимания, что ничего не могу изменить! Она ясно дала понять, что не подпустит к себе. До этого момента я не побеспокою ее, как бы ни трудно это было…

Самому смешно от того, что дошел до жизни такой, когда преследую собственную жену, как какой-то маньяк, но моя потребность в ней слишком высока.

Тишину салона моей машины прерывает телефонный звонок. Это мама. В последнее время я не хотел с ней общаться после всей той кучи лжи, в которой она меня растила, но сегодня я решаю взять трубку. Уж слишком она настойчива