Приговор судьи - Олег Шовкуненко

– Что подкидыши это и впрямь серьезная опасность? – я с любопытством глядел на то, как с лица моего собеседника исчезает тертая серая ткань.

– Серьезная, – подтвердил Иваныч. – И главное все лезут и лезут, гады.

– Ну и чем таким они опасны? – в разговор вступил пробравшийся внутрь корабля подполковник ФСБ.

– Они с собой всякую дрянь тянут, ту что им ханхи всучат. Вот совсем недавно девчонка одна объявилась. Малолетка еще совсем, лет пятнадцати отроду. Наш дозор ее пожалел. Решили живой взять. Может отойдет со временем, нормальной станет, а то у нас тут с женским полом некоторая напряженка наблюдается.

– Ну и…

Теперь я глядел на мужчину примерно моего возраста, которого вполне спокойно можно было окрестить мулатом. Странным таким чумазым мулатом с круглым славянским лицом, носом картошкой и практически белыми, криво обстриженными волосами.

– Из того дозора только один человек уцелел и то без руки остался. – Черкашин поглядел на наши заинтригованные физиономии и пояснил: – Девчушке той в брюхо целую кучу тянучки закачали. Ума не приложу, и как она только с этой гадостью жить смогла?! А когда, значит, наши ее окружили, рвануло так, что все в округе метров на тридцать смело.

Рассказ Иваныча возымел на нас с Андрюхой самое удручающее воздействие. Я почему-то сразу подумал о Лизе. Ведь ее тело, как впрочем и тела Соколовского, Нестерова и Летяевым мы так и не нашли. А вдруг она жива… вдруг они все живы и попали в руки к… На этом месте в мозгу моем произошла заминка. К кому попали? Цирк-зоопарк, какие еще, к дьяволу ханхи?!

– Ханхи? – бас Загребельного стал эхом от моих мыслей.

– Ага, ханхи. Здесь эта нечисть, никуда не ушла. А вы что не в курсе? – Черкашин был искренне удивлен. – Я-то думал, вы от них вырвались… вон как Кальцев, к примеру.

При этих словах Иваныч кивнул в сторону одинцовского разведчика, который стоял рядом и скорее по инерции, чем со зла направлял на нас ствол моего любимого АКМСа. Услышав такую новость и я, и Леший как по команде уставились на своего старого знакомого. На свет божий проявилась часть истории, которую мы уже давно хотели услышать.

Однако Кальцев промолчал. Он дождался, пока на автомобильную палубу просочатся все остальные члены группы, а затем скомандовал:

– Татьяна… Ветерок, возьми лампу и двигай вперед. А мы за тобой следом. Нечего тут попусту торчать!

Молодая женщина со светло русыми коротко стриженными волосами и почти таким же бронзовым обветренным лицом как и у Черкашина подцепила одну из стоящих у борта керосиновых ламп и, подняв стекло, зажгла ее при помощи дешевенькой пластмассовой зажигалки. Подняв керосинку она подошла к нам и устало улыбнулась:

– Все готово. Можно идти.

Я сразу узнал голос. Это именно он подписался за нас полчаса назад, именно он потребовал, чтобы страдающему от ожогов Лешему выдали порцию драгоценной воды.

– Таня, значит. Вот и познакомились, – Андрюха тоже узнал нашу заступницу и улыбнулся обожженными губами. – Спасибо вам за все.

– Ну вы скажете тоже… – женщина взглянула на него своими слегка раскосыми восточными глазами. – Я ведь чувствовала что вы обычные, в смысле, нормальные. – Затем она слега смутилась под пристальным взглядом Загребельного, засуетилась и спешно кинулась выполнять приказ командира.

Автомобильная палуба оказалась темной, словно глубокая пещера. Когда мы отошли от входа, керосиновая лампа Татьяны стала единственным источником света, озаряющим рифленый настил пола, сигнальную раскраску стен, и потолочные балки по которым тянулись шеренги мертвых ламп дневного света. Честно говоря, я полагал, что мы дойдем до ближайшей лестницы и отправимся вверх к каютам, барам и ресторанам, где беззаботные туристы когда-то весело прожигали деньги и время своих отпусков. Однако все вышло не совсем так. Пропуская лестницу за лестницей, мы продолжали двигаться вперед по довольно круто наклоненной палубе. Крен на корму составлял градусов тридцать, и я сразу вспомнил, что «Джулия» действительно основательно вгрузла своей толстой синей задницей в земную твердь.

Твердь… Я повертел это слово в уме и понял, что так оно и есть. Наносы пыли, щебня и песка здесь составляли самое большое метр. Дальше шла какая-то твердая очень похожая на руду порода. Смять ее корабль не мог, даже если допустить что при его падении получился довольно сильный удар. Тогда оставался всего один вариант: «Джулия» угодила в какую-то трещину или разлом.

– Под землю спускаемся, что ли? – задал я вопрос, когда прикинул, что мы уже сейчас находимся метра на три ниже поверхности.

– Догадливый ты полковник, – Кальцев снизошел до ответа.

– Ты и впрямь полковник или погонялово такое? – поинтересовался Черкашин.

– И впрямь, – кивнул я. – Танкист из Кантемировки.

– А ваш приятель? – шагающая впереди Татьяна приостановилась и повернула голову.

Вопрос предназначался мне, но отвечать на него я как всегда не спешил. К конторе Загребельного люди относились по-разному. Поэтому пусть Андрюха сам решает оповещать о своем прошлом или нет.

– Я подполковник Федеральной службы безопасности, – мой друг сделал выбор.

– Во как! – выдохнул Иваныч.

– Шпион, значит? – поинтересовался кто-то из тех, что шел за нашими спинами.

– Не-е, – протянул в ответ другой голос. – Это у всяких там янкисов или англичан шпионы были, а у нас разведчики.

– Тут как раз для разведчика дел полным-полно, – заверил нас Черкашин. – Тут вокруг вопросов больше чем ответов. Самая для вас с Кальцевым работа.

– С Кальцевым? – переспросил Леший и, метнул быстрый взгляд в сторону нашего старого знакомого.

– Ну, да, – подтвердил Иваныч. – Он же вроде как тоже разведчик… из Одинцово.

Слова Черкашина походили не то на вопрос, не то на утверждение. По ним сразу стало понятно, что местный старожил был бы очень не против услышать от нас подтверждение тех сведений, которые им доложил сам Кальцев при своем здесь появлении.

– Разведчик, спору нет, – вместо Загребельного ответил я. – Только чего-то он там небольно наразведывал раз сам оказался здесь, а доверившиеся ему люди неизвестно где.

Похоже, я здорово наступил на больной мозоль одинцовского Штирлица. Кальцева всего аж передернуло, после чего он резко схватил меня за плечо:

– Ты Ветров говори, да не заговаривайся! – злобно прошипел одинцовец. – Откуда тебе знать, что там да как было.

– Вот я и хочу выяснить, – старый танкист не остался в долгу и вцепился своему неуравновешенному оппоненту в отвороты пальто. Мы долго и в упор буравили друг друга взглядами, пока, наконец, негромкий, но требовательный женский голос не произнес:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});