Приговор судьи - Олег Шовкуненко

Однако ничего такого я Кальцеву объяснять не стал. Зачем? Пустая трата сил и времени, ведь может и не понять. А бутылка за это время вполне способна нагреться.

– Давайте выпьем, что ли? За знакомство, – я кивнул на заветный сосуд с огненной жидкостью. – Не смотреть же на нее, в самом-то деле!

Под стук металлических кружек мы познакомились. Доктора звали Валерий Михайлович Рыбин, и был он из Киева. В начале войны вместе с семьей перебрался в Россию в надежде, что уж «несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед» российская армия сбережет и защитит. Это вам не украинское недоразумение на древних, наспех модернизированных колымагах. Хрен там! Никто и никого не защитил. И в результате мы имеем то, что имеем.

Тост за знакомство стал первым и последним. Медик вернул бутылку в шкаф и из него же стал добывать перевязочный материал для Андрюхи. Параллельно он попросил не очень-то распространяться о нашем небольшом сабантуе. Мол, водку он держит чисто для медицинских целей, а вообще у них тут почти сухой закон.

– Сейчас везде уже «почти сухой закон», – проинформировал я. – Выпивку в первую очередь выжрали. Быстрее чем продукты. Видать с горя, отчаяния и досады. Вон Кальцев знает.

– Здесь все не так, – не согласился со мной одинцовец. – Спиртное почти на каждом корабле найти можно. Ханхи к нему даже не притронулись. Нам оставили. Понимают, сволочи, что пьяный человек это легкая добыча. Сам попадется и других под монастырь подведет.

Очередное упоминание о ханхах вызвало у меня нешуточное раздражение. Да что за цирк-зоопарк в самом-то деле?! Пора уже внести ясность в этот вопрос! Хорошим началом для всей этой истории вполне мог стать рассказ Кальцева. И для него сейчас как раз имелось достаточно времени. Доктор занялся ожогами Загребельного, а мы с Александром вынуждены были просто сидеть на старых ящиках и ждать: я – своего друга, одинцовский разведчик – очереди на обработку своего воспаленного лица.

– Кальцев! – я легонько толкнул соседа в плечо.

– Чего? – тот сидел, уставившись в пустоту перед собой.

– Рассказывай.

– О чем?

– Не зли меня! – предупредил я. – Обо всем, начиная с того самого дня, как вы ушли из Одинцово.

– С той ночи, – поправил меня Александр.

– Да точно, – я кивнул, припомнив ту безумную идею передвигаться в темное время суток, а днем отсиживаться в разоренных деревнях и поселках.

– Так вот в первую ночь удалось пройти гораздо меньше, чем планировалось, – продолжая глядеть в пространство перед собой Кальцев начал рассказ. – Вместо двадцати километров, сделали всего двенадцать-тринадцать и едва успели дотащиться до Успенского, есть такое село на полпути к Звенигороду.

– Есть, – подтвердил я. – Бухти дальше.

– Ночью оказалось идти куда сложнее, чем мы предполагали. Во-первых, довольно сложно пришлось со светом. Его приходилось постоянно держать, так чтобы не образовывалось разрывов и промежутков. Во-вторых, вокруг ни черта не разберешь. Дорогу иногда по полчаса искали, а то и дольше. И, в-третьих, женщины и дети сразу раскисли. Страхи, метушня, истерики, почти паника. Пока порядок наведешь… – на этом месте разведчик горестно вздохнул. – Ох, короче, полный мрак!

– Ну-у, где-то так я и предполагал, – подал голос Загребельный следивший за повествованием с импровизированного операционного стола, который как две капли воды походил на полированную барную стойку, доставленную из какого-то судового питейного заведения. – Призраки рядом были?

– Всю ночь, – Кальцев медленно кивнул. – Видеть то мы их не видели, зато слышали прекрасно. Эта их проклятая песенка про шабаш…

– Но до Успенского все дошли? – я попытался вернуть повествование от охов и вздохов, к чему-то более конкретному и информативному.

– Дошли, – подтвердил рассказчик. – Забаррикадировались там в какой-то то ли школе, то ли лицее. Здание новое добротное и главное почти целое. Так что атаку кентавров вполне могло выдержать.

– И что была атака? – в моем голосе было полным-полно горькой иронии.

– Не было, – признался одинцовец, но тут же поспешил оговориться: – Там на северной окраине села кладбище оказалось, а на нем толпа упырей. Так что шестилапым и без нас было чем заняться.

– Хм! – я хмыкнул, удивляясь тому, до чего же просто таки до тупости упрямыми бывают некоторые люди. Категорически не хотят замечать очевидные вещи.

– Вечером собрались и ушли, – Кальцев сделал вид, что не понял мою иронию. – Пошли по Рублево-Усперскому шоссе, дальше сплошные села, деревни, поселки и Малое Московское кольцо. Заплутать невозможно. Так что еще до рассвета добрались до Звенигорода. – Дойдя до этого места Александр поморщился. – А там пусто. Периметр в двух местах проломан, будто его бульдозером снесли, все усыпано стрелянными гильзами и не души.

Это его «не души» прозвучало в гробовой тишине. Даже доктор прекратил возиться со своими мазями и тампонами. Получилась настоящая минута молчания по пяти сотням безвинно убиенных душ.

– Похоже, Звенигород погиб одновременно с Красногорском, – угрюмый голос Лешего наконец нарушил тишину. – Если от трупов и следа не осталось, то получается, что с момента боя и до вашего-то там появления прошло как минимум дней пять. Как раз сходится.

– Сходится, – кивнул разведчик.

Я где-то внутренне, и причем уже очень давно, был готов к известию о гибели Звенигородской колонии. Не могли кентавры пойти на Одинцово и позабыть о Звенигороде, да и об Истре тоже. И рассказ Кальцева лишь стал тому подтверждением. А вот что касается Крайчека и его людей… то здесь такой пасмурной уверенности у меня вовсе не было. Александр остался жив, значит, могли уцелеть и они. Желание поскорее узнать правду заставило практически закричать:

– Да не тяни ты! Давай дальше!

– Дальше мы стали готовится к дневке, чем попало забивать дыры в периметре. Да только так и не успели довести дело до конца. Откуда не возьмись, появилась целая армия кентавров. Твари пришли с севера и их было очень много.

– Ну…? – выдохнул я с замершим сердцем.

– Их было много, – повторился Кальцев. – Они прекрасно видели нас, но почему-то не стали атаковать. Орда обошла периметр стороной и ушла куда-то на юг.

Перебивать одинцовца ни я, ни Загребельный, ни тем более доктор не стали, но из наших глоток практически одновременно вырвались вздохи облегчения.

– Вот тогда-то среди людей и поднялся ропот, – продолжил Александр. – Вдохновителем его стала Нина Андреевна, да и профессор Дягилев с Ковалевым тут же подписались. Мол, Ветров дело говорил, а мы ему даже за стену не пустили. Да и еще потом, как полные идиоты, в ночь поперлись. Хорошо, что пока нам везет, и еще все живы. Но кто скажет, чего ждать от завтрашнего дня или вернее ночи?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});