Приговор судьи - Олег Шовкуненко

– Пошли, мужики! – мой бывший противник махнул откопанным из песка топором в направлении врезающегося в багровое небо носа корабля, на котором красовалась надпись «Джулия». – Там спокойно, без горячки во всем и разберемся: кто, откуда и зачем.

– Куда пошли?! – взревел разъяренный одинцовец. – Я еще не решил, что с ними делать!

– Слыш, Кальцев, ты из себя Наполеона не строй, – «серый» с топором повернул свою замотанную в тряпье голову и одарил одинцовца долгим оценивающим взглядом. – Ты с нами тут кантуешься всего ничего. Многого не видел и не знаешь. А вот я нечисти всякой навидался и потому согласен с Сан Санычем: не похожи эти двое на подкидышей. Глаза у них живые, подвижные, а у подкидышей взгляд всегда холодный и пустой, будто покойник на тебя глядит.

Спору нет, было очень приятно, что среди «серых» у нас отыскалось два или, считая ту женщину, три защитника, но куда более ценным являлось то, что мужик с топором несколько недолюбливал Кальцева. Как я понял, одинцовский разведчик беспардонно занял его место командира вот этой самой группы. Сейчас конфликт оказался как нельзя более кстати, ибо как известно враг моего врага – мой друг. Именно желая если не подружиться, то, по крайней мере, перейти на нормальное человеческое общение, я и попросил нашего защитника:

– Горло промочить случаем не дадите? А то мы свою флягу на вашей гребаной полосе препятствий приговорили. Вся вода в песок ушла к чертовой матери.

Надежда на то, что человеческое сострадание соединится с чувством вины или хотя бы неловкости за доставленные нам неприятности, сработало. Мужик с пожарным топором поглядел на своих товарищей и после того как узрел несколько согласных кивков, прогудел:

– Саня, дай им немного глотнуть.

Просьба адресовалась Кальцеву, но тот ее словно не услышал и продолжал держать нас на прицеле.

– Оглох что ли?

Из задних рядов «серых» протиснулась невысокая фигура в изодранной женской куртке, которая не распадалась только потому, что была вся перетянута ремнями, нарезанными из толстого брезента. Опираясь на багор, женщина подошла к новоиспеченному автоматчику и протянула руку.

– Дай бутылку, – потребовала она.

– А сами что пить будем? – Кальцев нахмурил свой красный, покрытый испаренной лоб.

– Не волнуйся, я ему свою порцию отдам, – женщина указала на Лешего. – Ему сейчас нужней.

Если уязвленное самолюбие самца отчаянно сопротивлялось требованиям, а тем более приказам особей своего пола, то воевать с женщиной было как-то не с руки. Поэтому одинцовец сдался и нехотя полез за пазуху. Оттуда он извлек плоскую стеклянную бутылку с завинчивающейся крышкой. Раньше в ней находилось какое-то дорогущее заграничное пойло с градусностью никак не ниже сорока. Должно быть виски или бренди. Однако в настоящий момент емкость была наполнена мутной жидкостью с характерным ржавым оттенком. Кроме того сразу бросились в глаза тонкие линии, нанесенные красной краской. Деления делали бутылку очень похожей на медицинскую посуду, а жидкость на какую-то микстуру.

Женщина завладела сосудом и, отвинтив крышку, протянула ее Загребельному:

– Пей, – произнесла она решительно. – Твои четыре глотка.

Андрюха взял в руку заветный стеклянный сосуд, оценил взглядом его содержимое и негромко поинтересовался:

– А это точно пить можно?

– Вообще-то не рекомендуется, – совсем невесело хмыкнула незнакомка из-под надетого на голову холщевого мешка, в котором были прорезаны дырки для глаз, – но мы пьем.

– Тогда ваше здоровье, – Леший криво усмехнулся обожженными губами и сделал один большой глоток. – Теплая и кипяченная, – только и произнес ФСБшник, когда оторвался от бутылки.

– Выпей еще, – предложил «серый» с топором. – А с твоим приятелем я своей порцией поделюсь.

– Спасибо, – вместо подполковника ответил я и тут же кивнул другу, что бы тот не вздумал ломаться и отказываться. Не хватало еще, что бы аборигены решили, что мы брезгуем.

Я подумал «аборигены» и сам себе возразил. Цирк-зоопарк, какие еще к дьяволу аборигены?! Люди это, только застряли они тут… Очень основательно застряли!

– Сколько вы уже здесь партизаните? – дожидаясь пока Загребельный допьет, я обратился к оппоненту Кальцева.

– Да уже почитай год, – ответил тот со вздохом.

– Вырваться не пробовали? Уйти за периметр?

– Полсотни человек потеряли на этих попытках, да все без толку.

– Максим! – Леший окликнул меня и протянул бутылку.

– Угу, – я кивнул, отвечая как «серому», так и Загребельному, и взял в руки импровизированную флягу.

На вкус вода оказалась не только теплой, кипяченной, но и горьковатой с привкусом металла и хлорки. Я едва заставил себя ее проглотить. Еще большее усилие потребовалось, чтобы сохранить при этом бесстрастное выражение физиономии. Сделав пару глотков, я сунул бутылку Кальцеву.

– Благодарю.

Слова благодарности предназначались вовсе не одинцовскому разведчику. Произнося их, я смотрел на мужика с топором. Он не стал уговаривать меня глотнуть еще, а обратился ко всему личному составу:

– Долго мы еще будем здесь торчать? Может, двинем, наконец?!

Народ неуверенно загудел. Все-таки кое-какая дисциплина у «серых» имелась, и согласно ей последнее слово оставалось за старшим группы.

– Ну…? Решай уже что-нибудь! – старый командир всей мощью своего авторитета надавил на нового.

– Если что… отвечать будешь ты, Иваныч, – Кальцев в конце концов сдался.

– Не волнуйся, я уж как-нибудь отвечу, – согласился обладатель пожарного топора, очень довольный тем, что таки уделал молодого выскочку.

– Тогда пошли.

Одинцовец дернул стволом автомата, принуждая пленных идти первыми. Кальцев же, как и полагалось настоящему конвоиру, занял место чуть сзади и справа. Наблюдая за всем этим построением, Леший едва заметно ухмыльнулся. Гаденькая такая улыбочка мелкого пакостника. Я уже хотел выяснть в чем дело, да вдруг вспомнил, что кроме автомата у нас с собой имелось еще кое-что.

– Вещмешок мой подобрать надо.

Отыскать все еще слегка дымящийся грязно-зеленый комок не составило особого труда. Он лежал там же, куда я и зашвырнул его перед началом сражения с полутонной стальной заслонкой.

– Подберем, не сомневайся.

Кальцев сделал знак и какой-то щупленький «серый» в рваном ватнике и намотанным вокруг головы женском платке, словно ядовитую змею, подцепил мои пожитки.

Последним приготовлением перед началом движения стал сигнал, который подал восстановивший субординацию командир группы. Одинцовец поднял руку, изобразил знак «Ок» и помахал ей над головой.

Все это могло означать лишь одно – за нами все это время кто-то наблюдал со стороны. Конечно наблюдал! Ведь не могли эти одиннадцать усталых и довольно помятых человек поспевать повсюду: и следить за нашим продвижением, и сталкивать тяжеленные контейнеры и обслуживать этот симпатичный крематорий внутри старого балкера. Значит, в округе есть и другие «серые». Вопрос только почему они так безучастно взирали на то, как мы с Лешим измывались над их сотоварищами? Честно говоря ответа на этот вопрос я так и не нашел, а вот несколько угрюмых серых фигур, глядящих на нас с борта балкера, все же успел разглядеть. Ох, что-то здесь было не то. Что-то все это значило. Да только я никак не мог взять в толк что.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});