Судьбы в капкане - Эльмира Нетесова

Катя рассмеялась от души:

— Знакомо! Самой с соседями частенько гавкаться приходилось. Когда дошло до них, что меня не перекричать, отстали стервы!

— Ну и эти, мои мандолины базар прекратили. Давай успокаивать, мол, сами разберемся и уладим, зачем нам цирк у себя устраивать? Гаси обороты! Ну я не сразу, но успокоилась. Велела навести прежний порядок в своем шкафу и сказала, если замечу такое еще раз, уже покруче базара им устрою. И не посмотрю, что они старше. Ничему не порадуются. Они поверили и больше не лезли в шкаф. А я его для надежности на ключ закрывала.

— Так ты и теперь с ними живешь? — поинтересовалась Катя.

— Нет! Эти бабы не выдержали. Я им не разрешила курить в комнате, не давала выпивать. И они ушли от меня. А я со своими кондитерами теперь дышу, все мы ровесницы, нормальные девчонки, мы вместе учились, работаем в одном цехе, уживаемся без проблем. А то эти престарелые осмелели и стали хахалей в комнату приводить на попойку. А я только со смены вернулась, повышвырнула всех за шкирняк. Пригрозила своим бывшим кикиморам, что добьюсь их выселения из общаги. После того они убежали от меня, — усмехнулась Ляна.

— Теперь с ними видишься?

— Нет. Комбинат большой. А и в общежитии на разных этажах дышим. Зачем они мне нужны эти старые бабы? Их в своих семьях не потерпели. Мужей, свекровей, даже детей в сплетнях изваляли. Все у них плохие. Такого не бывает. Даже меж собой грызлись каждый день, грехи поделить не могли. Зато теперь в комнате все тихо, спокойно, никто ни на кого «не бренчит» и не обижается. Дружно живем, — похвалилась Лянка.

— Я тоже когда-то в общежитии жила. Оттуда меня Хасан к себе увез.

— Он приходит к вам?

— Да! Вот и недавно с Асланом навестили.

— Это старший, какого в горы увезли? Миша говорил, что ему на месяц целый багажник продуктов набрали. Пастухи на всю зиму столько не покупают, — рассмеялась Лянка и тут же оборвала саму себя:

— Он тоже надолго ушел. А запас никому не мешает. Я в горах ни разу не была, говорят, там очень холодно и всегда жрать охота, потому что бегать много приходится за отарой, отгонять зверье, перегонять овец. Мне Миша много рассказывал, я от него многое узнала.

— Все верно сказал тебе. От того сомневаемся, приживется ли Аслан в горах или сбежит оттуда через неделю.

— А куда ему деваться, если другого дела в руках нет. Вон мой брат — Борис, не сыскал себе дела в городе и повесился. А если бы взяли его в пастухи, может и теперь жил бы, — хлюпнула носом Лянка, надела фартук, стала убирать со стола, потом протерла пол на кухне, вытерла пыль с мебели в комнатах, пропылесосила и, глянув на часы, собралась уходить.

— Ты что ж, не подождешь Мишку? — спросила Катя.

— Мы с ним скоро увидимся.

— У вас свиданье?

— Вроде того.

— Где же, если не секрет?

— В нашем кафе. Мишу там знают. Обслужат хорошо. Никто не обидит. И угостят только свежим, самым лучшим. Он меня там подождет, — мыла Лянка руки.

— Вот пришла ты и так на душе тепло, будто Праздник подарила, словно никогда не уходила от нас. Когда же ждать тебя теперь?

— Сейчас уже проще. Я в первую смену работаю, часто навещать стану, еще надоем, — подошла к Кате. И обе оглянулись на открывшуюся дверь. В прихожую вошел Мишка. Щеки Лянки зарделись.

— А я заждался тебя! Так надрался торта, что крем из ушей розами полез. Ну, уже час прошел, тебя нету, решил здесь достать. Я билеты взял в цирк. Давай сходим. Говорят, неплохое представленье будет.

— Я еще никогда в жизни не была в цирке, — созналась девчонка.

— А в твоей общаге еще и покруче было! — рассмеялась Катя. А через пяток минут Мишка с Ляной ушли, и женщина снова осталась одна. Но ненадолго.

Катя еще не успела закрыть двери, как на пороге появился старик. На костылях, с перевязанной ногой, он огляделся по сторонам и спросил:

— А где девки?

У Кати дыхание перехватило от смеха:

— Тебе они зачем?

— Как это? Девки всем нужны. Я ж мужик!

— Какой ты мужик, глянь на себя, геморрой облезлый! На своих ногах не стоишь, весь на подпорах держишься, голова и та трясется…

— Что ты понимаешь, пещерная старуха? При чем тут голова с ногами? В мужике совсем другое важно, что меж ног растет!

— Ты старик свихнулся! У тебя и там один мох с пучком лебеды остался. Все мужичье давно отсохло. Глянь на себя, вошь портошная! Разве такие мужики приходят к девкам? Ах ты старая срамотень, стоптанный мозоль, иди к своей бабке, согрей ее бока, если еще тлеют угольки. Тут не позорься, не приходи.

— Зачем гонишь? Мне много не надо. Лягут твои девки по бокам, приголубят, приласкают, глядишь, вспомню, зачем сюда приволокся, — подморгнул старик Кате.

— Нету девок! Уехали домой насовсем. Уже не вернутся никогда. Ну, а я только каталкой ласкать и голубить умею. Так что не доводи до греха. Ступай домой, покуда ветер не поднялся. Не умею долго базарить!

— Послушай баба, не кричи, может, мы с тобой столкуемся? Я только с виду квелый, зато в койке — горячий джигит. Не веришь? Да при такой жопе как у тебя, мой перец уже дымится! Пошли, не пожалеешь, милашка! — взял Катю за локоть. Та вырвала руку, с силой распахнула дверь и, взяв гостя за грудки, выкинула на площадку, обозвав козлом и бритым клопом, вернулась от порога, забыв закрыть дверь.

Женщина ругалась и смеялась над недавним гостем:

— Неужели девки даже его принимали у себя? Ничем не брезговали. Развалину привечали. Старую плесень облизывали! Фу, сучонки! — передергивает плечами баба.

— Катя! Ты кого там несешь по костям? Кто у тебя меж зубов застрял? — услышала внезапно и испуганно оглянулась.

В коридоре стоял Захарий — сторож магазина, давний приятель семьи. Он был первым, с кем познакомились Катя и Мишка, переехав в эту квартиру. Мужик первым пришел к ним. Поговорили, познакомились. И Захарий стал иногда навещать семью. То буханку хлеба принесет, еще совсем теплую, то пачку чая, а бывало, сунет Мишке конфету в рот, подсластить и сгладить горькую долю. Ничего не говорил пацану, чтоб не терзать детскую душу, лишь молча погладит по голове корявой, шершавой ладонью, вздохнет тяжко и, часто заморгав глазами, отойдет в сторону спешно, чтоб слова через край души не выскочили не спросясь.

Захария в доме любили все. Знали, что он любит собак и кошек, лечил их бездомных и больных, а потом приносил на склад, определял кошек на довольствие, потому на складах магазинов давно не водилось ни крыс, ни мышей. Зато кошки вольготно разгуливали по складам и магазинам, чувствуя себя полновластными хозяевами. Их отсюда никто не прогонял, не ругал и не обижал. Сначала к ним привыкли, а потом полюбили. Даже санкомиссии к ним не придирались, понимая, что от грызунов куда как больше вреда и болезней, чем от кошек.

Собаки помогали Захарию охранять магазин. Случалось, заснет сторож в подсобке, никто к магазину не подойди. Собачья свора такой перезвон поднимет, что не только Захарий, все жильцы домов просыпались от лая, воя и рычанья. Псы верно и преданно служили человеку, признав его единственным своим хозяином.

Захарий переставал навещать Катю, когда у той появлялись девки. Их он откровенно презирал и часто выговаривал бабе за то, что приютила шлюх. Но как только они уезжали на каникулы, мужик снова появлялся в семье и как ни в чем не бывало садился к столу на кухне, пил чай, общался с бабой, знал ее больше других, никогда не пренебрегал ею.

Вот и теперь, завидев Захария, Катя пришла на кухню, поставила греть чайник.

— Ты видел старика на костылях? Этот протезированный ежик с головой не дружит. Девок захотел. А потом ко мне стал клеиться, гнилой мухомор, пень корявый. Я его как подналадила, летел без оглядки мудило! Тоже мне, хахаль выискался, облезлый козел, мать его сука драная!

— Не кипи, Катюха! Чего дергаешься? Он давно ушел, а ты на взводе! Забудь! Зачем ругаешься? Ну, захотел человек в мужики воротиться памятью. Ведь это тоже нужно, дольше бы прожил. Ну не обломилось тут, найдет в другом месте и отведет душу. Теперь бабу сыскать легко можно… Но только не всем.

— А чего ты себе хозяйку не сыщешь? Ведь вот и квартира есть. И пенсию, и зарплату имеешь. Хватило бы на двоих с бабкой. Сколько ж в бобылях мучиться? Хоть теперь поживи без забот. Дети давно выросли, внуки школу заканчивают, а ты все один.

— Эх, Катя, бабку завсегда привесть можно. Хоть с деревни или с городу. Много раз мог бабным стать, да сердце ни к одной не лежит.

— Ты что? Озверел что ли? В твои то годы нешто про любови думать? Бабка для души, для тела тебе нужна. Обстирала б да приготовила, в квартире прибрала б…

— А коль эта постылость станет цельными днями на глазах моих крутиться, скажи мне, как такое пере-несть?

— Захарий, тебе с ней под венец не идти. А вот жизнь дожить в ухоженности, и все на том. Оно, глядишь и одиночество перестанет за душу грызть, хоть словом переброситесь. У тебя бедолаги уже и праздников нет. Вовсе одичал. Себя пожалей, ведь не молодой.