Судьбы в капкане - Эльмира Нетесова

Катя глянула за спину парня:

— А где Лянка?

— Сегодня не может. Санэпидемстанция сделала налет на их комбинат, разнос устроили такой, что бабы все в слезах и соплях. Лянке больше всех перепало. Велели генеральную уборку сделать. До того закрыты будут. Сейчас все работницы на ушах стоят. Всякий санитарный день это большие убытки. Круглыми сутками будут вкалывать. На Лянку смотреть жалко. С одной стороны начальство наезжает, с другой — свои бабы. И все орут, требуют, ругаются. Как она все выдерживает, не пойму.

— Когда теперь придет? — перебила Катя.

— Уже обещать боится. Говорит, что сама придет к тебе, как только освободится. Уже без приглашений.

— Ну, ладно, коли так! — довольно улыбалась Катя.

— И меня поздравь. Я с сегодняшнего дня начальник отдела! — поцеловал мать.

— Кстати, знай, отец увез Аслана в горы. Вчера загрузил его в машину и вперед до села на скоростях, пока не раздумал и не связался с отморозками. Не дал отдохнуть после зоны. Тот, не зная что его ждет в горах, поехал с радостью. Небось думает, будто там все тропки долларами выстелены, только не ленись собирать, — хохотал Мишка.

— Откуда знаешь?

— Отец звонил. Сказал, как только спихнет Аслана к пастухам, вернется в город, сразу нас навестит. Обещал сыр и баранину подвезти.

— С чего это он раздобрился? Не к добру это, — засомневалась женщина.

— В семью втереться думает. Надоело шакалом дышать. Вот и решил примазаться.

— Поздно спохватился. Все к нему отгорело и прошло, — призналась Катя и, потрепав сына по плечу, спросила:

— А Ляна нравится тебе?

— Хорошая девчонка, открытая, прямая, нет у нее второго дна. Все такая же стеснительная, робкая, как и была. Купил ей мороженое, десяток раз спасибо сказала. Самостоятельность не испортила.

Внезапно их разговор нарушили глухие голоса за окном. Катя с Мишкой умолкли, прислушались, но не расслышали слов.

— Соседи базарят, — отмахнулся Михаил.

— В такое время они уже на улицу не выходят. Я ли их не знаю! Может, хахали наших девок встретились ненароком и решают, кому идти. Еще не все знают, что они уехали. Сегодня звонили трое, Маринку и Анжелку с Дашкой спрашивали. Один адресок Маринки требовал, заплатить за это обещал.

— И ты дала?

— Ну нет! Даже не подумала. Они уехали навсегда. А мы договорились, что я никому не дам их адресов, и они навсегда забывают город. Но обещали писать мне…

— Зачем они нам теперь? — не понял Мишка.

— Все ж жили у нас, привыкли друг к другу, интересно как у них сложится судьба. Может кому-то повезет. Сами по себе неплохие девчата, но несчастливые.

— Не скажи. Юлька замуж вышла. Кажется, она довольна, — не согласился парень.

— Ох, сынок, не по любви она вышла за Заура. Сама себя вынудила. Более подходящего не подвернулось. А годочки катят. Дальше ждать нельзя. Можно сиротой остаться в свете. Мужиков не густо нынче, на всех не хватает. Вот и ухватилась за него! — посочувствовала Юльке Катя.

— Она и сама не подарок. Считай, с панели взял. Ей бы радоваться, а она еще про любовь мечтала. Сколько их у нее было? — осекся Мишка, услышав за окном горячий спор.

— Похоже на голос Сюзанки, — вслушалась Катя настороженно.

— Да что ты, мам! Ее сам Косой Яша стремачит, под колпак взял со своей оравой. Из его клешней девке не слинять. А что утворит, скрывать не стал. Нам лучше в их разборки не вмешиваться. Я уже прошел через это, повторять не хочу.

— Неужель убьют? Ведь девка может вылечиться. Зачем же ее гробить? — пожалела Катя Сюзану, и тут же оба услышали дикий крик. Отчаянный, больной, короткий, он прозвенел как выстрел и стих…

— Сюзана! — узнала голос женщина, хотела подойти к окну, но сын не пустил:

— Не подходи. Свидетелей тоже убивают. Или хочешь, чтоб Яша снова к нам возник.

— А может это тот, какой с топором приходил?

— Теперь уж все равно. Каждый берет на свою душу грех, какой понесет до самой смерти и сам за него ответит. Вступаться за мертвую глупо. Ей уже никто не поможет. А для себя неприятность можем схлопотать.

За окном были слышны глухие голоса, но и они вскоре стихли.

— Знаешь, я точно узнала голос Сюзанки. Ее грохнул кто-то и наверно насмерть, — трясло бабу.

— Может быть, но я в такую разборку не полезу. Каждая из них знала куда суется. Я как-то говорил с Сюзанкой. Она все время удивлялась, почему к ней не клеюсь. Сомневалась в моих мужских способностях. Я ей ответил, что она не возбуждает меня, не хочу рисковать собою. Она тогда обиделась, мол весь город вокруг нее вьется, все ее желают и только я один, как сушеный катях, на нее не западаю. Я же просто брезговал. Всеми! Не люблю залапанных и продажных.

— Не ругай ее. Она уже далеко. С нее свой спрос будет, — подошла к окну, едва приоткрыла занавеску, но в темноте ничего не увидела.

Утром, едва рассвело, к Кате заявилась милиция.

— Вы вчера, вернее, сегодня ночью, ничего не слышали под своим окном?

— Нет! — ответил Мишка за обоих.

— А что случилось? — подошла к окну баба и, глянув, отшатнулась, закрыла лицо руками…

…В луже крови лежала на асфальте Сюзанка. Голова девчонки валялась поодаль от тела, да и оно было изрезано, изувечено. Вокруг трупа уже собралась толпа зевак, соседей, сторож магазина, какой заметил девку и позвонил с милицию.

— Она давно ушла от нас. Где-то с месяц. С того времени мы ее не видели! — отвечал на вопросы следователя Мишка.

— Кто-нибудь интересовался, искал ее у вас?

— Участковый.

— А другие?

— Больше никто, — ответил парень спокойно.

— Сколько она жила у вас?

— Да кто знает, я не общался с нею.

— Скажите, почему она вернулась сюда, сбежав из больницы? — допытывался следователь.

— А кто знает? Тут был ее чемодан с вещами, ну и за квартиру должна осталась. Я не знаю…

— Она не звонила, не предупреждала о приходе?

— Нет. Звонков не было.

Катя плакала и не могла отвечать на вопросы.

— У Сюзаны были враги?

— Я с нею не общался, не знаю.

— Кто-нибудь грозил девке расправой в вашем присутствии?

— Да я когда возвращаюсь с работы, уже никого не вижу. И квартирантками никогда не интересовался, — раздражался Мишка.

— Она никому не была должна?

— Какое мне дело до нее? Я и видел эту птичку раза два или три. О чем с ней базарить? Лично у меня с нею никаких отношений не было. Не враждовали и не дружили. Какое дело нам с матерью до чужих людей?

— Да, но мать плачет, значит, что-то связывало?

— Жаль человека. Молодая еще, могла бы жить и жить, но кому-то помешала или навредила. Просто так не убивают. Но мы не знаем причину, спросите у путанок, может, они подскажут.

— Спасибо за совет! Сами знаем, у кого поинтересоваться о случившемся! Убить ее мог любой, в том числе и вы! — строго оглядел парня следователь. Михаил в ответ громко рассмеялся:

— Ну и прикол! Такое даже псих не сморозит. Зачем мне она, хоть живая или мертвая? Я на нее не западал. Своя девчонка есть. На кой мне эта мандолина? Да я с ней рядом не стоял и говорить не хочу. Мы с мамкой собирались просить ее освободить квартиру, а тут вон как случилось. Видно, круто кому-то насолила.

Мишка увидел, как в подъехавшую неотложку погрузили санитары труп Сюзаны и спешно уехали со двора.

Сторож магазина подключил шланг к водяному крану, принялся смывать кровь с асфальта. Люди стали постепенно покидать двор. Одни ругали бандитов, что убили девку. Другие злословили Катю за притон, где она развращала девок.

— Пора б ее с нашего дома отселить навовсе. А то во двор выйти жутко. Того и гляди, понасилуют и убьют. Сюда ж единые бандюки приезжали. Да на каких машинах! Честному человеку такую в жисть не купить. Только воры и душегубы в их катаются. Они таких привечали. Вот и выкинуть отсель ентот бардак, чтоб порядошным людям не было тошно в своем доме жить…

— Да замолчи, Егоровна, не каркай не знавши. Может, менты сами сучку грохнули, а теперь следы заметают, — предположил сторож магазина, помыв двор. И увидев, что следователь сел в машину, направил тугую струю воды на то место, где стояла оперативка милиции:

— Кыш пух, кыш след, убирайтесь навек! Чтоб вашего духу в нашем дворе больше никогда не было! — смывал след оперативки старик, разгоняя последних зевак со двора.

Катя долго не могла успокоиться после увиденного. У нее все летело из рук. За что бы не взялась, куда бы не повернулась — всюду слышала голос Сюзаны:

— Катя, как жаль, что не вы моя мать! — сказала однажды девчонка. Эти слова навсегда застряли в сердце и в памяти женщины…

А по городу поползли слухи один другого круче:

— Слыхали, бабоньки? Бандершу кокнули! Ну, ту, безногую, какая с поездом наперегонки скакала. Ей пузо разворотили и туда протезы вставили, чтоб снова к жопе приросли…