Под позолотой — кровь - Александр Золотько

   Гаврилин аккуратно налил коньяка и в свой бокал тоже. Алкоголь в небольших дозах не вреден в любых количествах, или как там говорил сатирик. И пауза тоже не повредит. Чем больше пауза, тем больше артист и тем меньше шансов у шпиона. Это Гаврилину втолковывали долго и тщательно. Всякая пауза в разговоре должна быть аргументирована и замотивирована.

   Дивный букет коньяка! При обнюхивании бокала стоит сделать мечтательное выражение лица и полуприкрыть глаза. И подумать, кому это Мариночка собралась их с Дашей продавать. И почему не в полном комплекте? Одного из двух. Или тебя, Сашенька, или тебя, Дашенька.

   Коньяк в бокале нужно не забывать покачивать легкими кругообразными движениями, это производит на окружающих самое благоприятное впечатление, к тому же можно запросто сойти за интеллигента. Главное, чтобы все выглядело так, будто он полностью поглощен напитком, и ему совершенно нет дела до странных намеков собеседницы.

   Тот, кто утверждал, что самое первое побуждение обычно и самое правильное, глубоко заблуждался. Первым побуждением Гаврилина после слов Марины было в самом высоком темпе удалиться от дамы как можно дальше. Слава Богу, с этим желанием Гаврилин совладал быстро. А потом…

   А потом нужно сделать небольшой глоток коньяка, совсем крохотный, немного прополоскать этим коньяком рот и глотать. И мечтательное выражение, глаза совсем закрыты.

   Сомнительно, что Марина станет его сдавать в милицию. Это она могла сделать сразу. И местным уголовникам, кстати, тоже. И сейчас бы Гаврилин не выпендривался с коньяком в бокале, а отвечал бы любознательным парням на разные щекотливые вопросы.

   Так что, не фиг было, господин шпион, бочку катить на родных педагогов, случайностей действительно практически не бывает. Все, что первоначально выглядит случайностью и совпадением, имеет самые простые объяснения. Наверняка. Только вот совершенно не лезет в голову, какие именно. Единственный способ это выяснить – спросить у красавицы. И паузу, кстати, нужно заканчивать.

   – Неплохой тут у них коньяк!

   – И погода давно не менялась, – подхватила Марина.

   – При чем здесь погода?

   – А причем здесь коньяк?

   Это уже просто невежливо. Гаврилин со стуком поставил бокал перед собой и обернулся к Марине. Первое правило сапера – делать хорошую мину при плохой игре.

   – Я просто пытаюсь быть вежливым. Нужно было подготовить нейтральную фразу для начала серьезного разговора.

   – Все нейтральные фразы можешь опустить.

   – Правда?

   – Правда.

   – И можно обходится без дипломатических уверток?

   – Абсолютно.

   Лабухи неожиданно оборвали песню, и фраза Гаврилина прозвучала громко:

   – Какого черта…

   С ближайших столиков обернулись, и Гаврилин понизил голос:

   – Какого черта тебе от меня нужно? Надумала продавать – продавай.

   – Да?

   – Да.

   – Отлично, – Марина поставила бокал и огляделась вокруг.

   – Коля! – в отсутствие музыке посетители боролись с тишиной громкими разговорами, и Марине пришлось свое обращение повторить, – Ко-о-ля!

   В зале шесть окон, возле всех сидят посетители, а до двери – целый ресторанный зал с официантами, швейцарами и заинтересованными лицами, меланхолически отметил Гаврилин. Можно попытаться рвануть через кухню. Хотя, надежды тоже мало. И ведь была же первая мысль – бежать, так нет, профилософствовал. Гаврилин мельком, через плече, оценил приближающегося Колю и сразу же проникся безграничным уважением к его габаритам.

   Главное теперь – держать себя в руках. В руках. И чтобы они не дрожали. Гаврилин медленно протянул руку, взял бутылку, медленно налил себе полбокала коньяка и медленно поставил бутылку наместо. Вот вам всем – рука совершенно не дрожала, даже не капли.

   – Привет, Марина, – низким голосом сказал Коля и скептически оглядел Гаврилина.

   – Присаживайся к нам, – приветливо сказала Марина.

   Коля взгромоздился на кресло напротив Марины и улыбнулся. Кто-то над ним недобро пошутил, подумал Гаврилин, сказал ему, что у него славная улыбка. И теперь бедняга никак не может уразуметь, почему при его улыбке кони переворачивают телеги. Такого встретишь в переулке – всю мелочь из карманов отдашь.

   – Коля, что слышно по поводу стрельбы в «Южанке»? – спросила самым невинным тоном Марина.

   Коля перевел взгляд с лица Марины на Гаврилина, и тому показалось, что по его лицу провели наждаком. На лице Коли проступило сомнение в том, что при этом фраере стоит говорить о таких интимных делах.

   – Да говори, не тяни.

   – Ну что, – протянул Коля, – ходят слухи, что тот, кто стрелял, пытался уйти через горы и загремел со скалы. Сейчас лежит в больнице.

   – А с чего решили что это он?

   – А у него с собой был ствол и штука баксов.

   Гаврилин поймал на себе быстрый взгляд Марины и, демонстрируя сказочное удовольствие, отхлебнул из бокала. Кто попался? Коля говорит о мужчине, а их в группе двое. Кто-то из них. Гаврилин посмотрел на Дашу. Та спокойно ела мороженное и ей, похоже, было совершенно наплевать и на то, что кто-то из ее напарников сейчас лежит в больнице, и на то, что двое бритоголовых из троицы за столик от нее просто мозоли уже себе понатерали на глазах.

   – Был же слух, что он в кафе был не один.

   – Был такой слух. Баба еще там была, блондинка, лет двадцать пять, в белой футболке и белой мини-юбке, – Коля докладывал приметы как тщательно заученный урок.

   – Откуда такая точная информация?

   – А хрен ее знает, тут вот еще совсем недавно сказали, что в кафе еще свидетели были, два мужика. Один в шортах и футболке, лет тридцать, другой – лет под пятьдесят, без особых примет.

   Гаврилин не поперхнулся коньяком только потому, что слушал, затаив дыхание. Мама родная! Интересно, случайно не это имел в виду папин приятель, когда говорил, что в ближайшие часы у него могут возникнуть неприятности? И что самое интересное – откуда такая информированность? Неужели это давешняя мамаша так подробно все запомнила?

   – Это что, та свидетельница все запомнила? Ну, та, о которой еще днем говорили, – Марина тщательно выбивала из собеседника информацию.

   – Не знаю. Не буду понапрасну пи… – Коля осекся, и Гаврилину показалось, что он даже смутился, – не буду зря говорить, не знаю. Я спрашивать не стал, ну их на… в общем, к лешему все это, словно с цепи сорвались. Ты слышала, Кувалда умер?

   – Туда ему и дорога.

   – Не знаю, только я бы на его месте быть не хотел, нет. Грек словно сбесился…

   – У Грека это очень хорошо получается.

   – У Грека все очень хорошо получается, – уважительно сказал Коля.

   – У него работа такая, – Марина сказала это решительно, и Гаврилину показалось, что она как бы подвела этой фразой черту под разговором. Коля тоже понял это, встал из-за стола и, пробормотав что-то вроде, «мне к пацанам нужно» убыл восвояси.

   В этот момент кто-то вручил главному лабухуденьги, тот сунул купюру в карман, и группа снова грянула. Поэтому вопрос обернувшейся к нему Марины Гаврилин не услышал, а прочитал по губам:

   – Ну?

   – Ну? – ответил Гаврилин.

   – Есть вопросы? – спросила Марина.

   – Угадай с двух попыток.

   Лицо Марины приблизилось к его лицу. Какие зеленые глаза! Гаврилин сглотнул и отвернулся. Он не мог заставить себя спокойно смотреть в эти глаза, они жили совершенно независимой жизнью, это не они говорили о продаже. Глаза притягивали его. Наваждение. Он не поддастся этому колдовству. Не поддастся!

   – Все люди делятся на две группы. Чтобы там не говорили о расах, классах, полах, национальностях – все это ерунда. Только две группы.

   – Это ты как учительница говоришь?

   – Две группы – одни продают, другие покупают.

   – Ильф и Петров говорили, что человечество делится на пешеходов и автомобилистов…

   – Одни продают себя, своих ближних, родину, честь, совесть. Другие все это покупают. Или пытаются это делать. Как оказалось, продать можно гораздо больше, чем купить.

   – Верится с трудом. Мне так видится, что нельзя продать без покупателя.

   – Серьезно? – глаза Марины удивленно расширились, – ты действительно в это веришь?

   – Об этом говорит элементарная логика, – недовольно сказал Гаврилин, его этот несвоевременный разговор на философские темы начинал раздражать. – Ты продаешь – я покупаю.

   – Иуда продал Сына Божьего, а что купили фарисеи?

   – Не знаю, я над такими сложными проблемами не задумывался.

   – Ладно, не о Боге. О блядях.

   – А еще интеллигентная девушка!