Пожиратели звезд - Ромен Гари

На сей раз Хосе вел себя действительно очень мило. Хотя перед этим он, против ее воли, едва не нанес ущерб ее необычайной популярности, тем не менее он взял ее с собой в политическое турне по стране, ставшее подлинным триумфом. Главной задачей было развеять таким образом слухи о том, что в горах якобы появились вооруженные группы сопротивления.

Эмигранты старались выдать за политическое движение издревле бытовавший в здешних краях хронический бандитизм.

Они объехали всю страну. Турне оказалось увлекательным и поучительным, она увидела необыкновенные вещи, древние развалины, о существовании которых даже не подозревала.

И была очарована. Никогда еще он не брал ее в официальные поездки. По ночам нередко случалось услышать автоматные очереди: местный обычай – люди здесь имеют обыкновение развлекаться, стреляя в воздух. Но ей от этой ночной стрельбы становилось не по себе, она не могла уснуть – сказывалось потрясение от недавно пережитого. Население встречало их трогательно, с неизменным восторгом: праздники, танцы, подарки. В Терра Фуэнтес был арестован и расстрелян вместе со своей шайкой бандит, терроризировавший население и грабивший людей на дорогах. Поговаривали о том, что в банде состоял и один профессиональный авантюрист, знаменитый революционер, прибывший с Кубы. Она видела, как крестьяне тащили их тела на носилках: бандиты были бородатыми, на всех – береты и что-то вроде военной формы.

И везде, куда бы они не направились, даже в самых отдаленных уголках провинции, всегда был телефон. Телефонные аппараты ей – с гордостью – показывали в первую очередь. Чувствуя иногда усталость или тревогу, при звуке выстрелов в ночи она принималась выдумывать всякие смешные вещи и смотрела на телефон – настоящий американский телефон – благодаря стараниям американских техников он всегда в образцовом состоянии, с ним никогда ничего не случается; она трогала его, поглаживала – почти как живое существо, и засыпала, положив руку на аппарат, ощущая при этом, что сделанное ею не было напрасным и что жизнь ее все-таки стала чем-то значительным.

Глава XV

Шедшая вдоль пропасти каменистая дорога карабкалась среди скал, и на каждом повороте фары «кадиллака» высвечивали глыбы окаменелой черной лавы – шины визжали, из-под них в клубах пыли вылетали мелкие камешки и словно шрапнель били по металлическому корпусу машины; Чарли Кун старался не смотреть вправо – туда, где в нескольких сантиметрах от колес открывалась бездна, в которой в любой момент могла найти свой конец его долгая карьера искателя талантов. Он давно уже не пытался понять, что же происходит. Этот сукин сын Гарсиа, с которым он был хорошо знаком и которому прежде, во время предыдущих поездок сюда, привозил виски и электробритвы, не стал утруждать себя какими-либо объяснениями.

Лишь заорал, что в столице – «события», затем обругал их всех и вместе с остальными запихал его в «кадиллак». Тогда, охваченные ужасом и смятением – мотоциклы ревут, Гарсиа орет не своим голосом, размахивая пистолетом, – а может быть, еще и потому, что инстинктивно сбились в кучу, словно стадо баранов, они все поместились в двух «кадиллаках»: немножко спокойнее, когда все вместе.

Старая индеанка сидела на заднем сиденье рядом с мистером Шелдоном, адвокатом. Маленькая и коренастая – почти квадратная – в неимоверном сером котелке, с дамской сумкой, старательно промасленными черными косичками, наряженная в красно-желто-зелено-голубое платье – в таких индеанки исполняют народные танцы, – она спокойно, с довольным видом жевала листья масталы. О наркотическом действии этого растения Чарли Куну доводилось слышать нередко. Рассказывали, что оно подобно тому, что бывает от мексиканских грибов туонакатль – «божьих грибов», – но подчас оказывается более длительным и куда более стойким. Человек неизменно испытывает радость, ему являются райские видения, он лицезреет богов; индейцы племени цапотек использовали его во время религиозных церемоний, чтобы войти в контакт с богами. Самый настоящий опиум для народа – спасает и от жары и от холода и ничего при этом не стоит. Время от времени миссис Альмайо заливалась счастливым смехом, и стоило подумать о том, что родной сын только что отдал приказ расстрелять ее, как смех этот приобретал оттенок почти что дьявольский. Всякий раз, когда с ней это случалось, мистер Шелдон, адвокат, затравленно косился в ее сторону.

Рядом с шофером сидел маленький господин Манулеско – во тьме время от времени вспыхивали зеленые, белые и красные блестки клоунского костюма; мука на его лице пропиталась потом и превратилась в настоящую гипсовую маску, заостренный колпачок колом стоял на голове. Он развернулся, глядя куда-то назад, и в свете фар следовавшего за ними автомобиля видны были его глаза – полные смертельной тоски и крайнего изумления. Теперь, когда стемнело, вид его действовал на Чарли Куна уже не так угнетающе. Нет зрелища более грустного, чем клоун среди бела дня.

– Не понимаю, почему он рассердился на нас, – говорил месье Антуан. – Ведь он всегда с большим уважением относился ко всякого рода талантам.

– В столице мятеж, – сказал Чарли Кун.

– Но какое это может иметь отношение к нам? Насколько мне известно, никто из нас никогда не был замешан в политике. Вы полагаете, они завезут нас в какое-нибудь затерянное местечко в горах и там сразу же… ?

Лицо господина Манулеско вдруг стало, кажется, белее муки.

– Понятия не имею.

Никогда бы не подумал, что Альмайо попадет в передрягу так скоро. Американские газеты с некоторых нор намекали на наличие в горах партизан-коммунистов, но он никогда не принимал их всерьез. После победы Кастро любая банда грабителей приобретала привычку именовать себя «революционной». Кроме того, американцы проделали неплохую работу в Карибском бассейне, и попытки Че Гевары расширить зону влияния кубинского lider maximo позорно провалились. Че Гевара, конечно, за все уже поплатился. Пару месяцев назад Чарли прилетел сюда, и тогда казалось, что все вполне нормально. В уголке комнаты, подпевая пластинке Фрэнка Синатры, распласталась на животе очередная голливудская «звездочка», декольтированная до самых ягодиц. Хосе всегда был большим любителем подрастающего поколения артистических студий. Обычно девочкам нужны были только машины, бриллианты и норковые манто – денег они не брали из моральных соображений; но эта малютка оказалась непохожа на прочих: прежде чем согласиться на поездку, она потребовала коллекцию полотен импрессионистов. Вскоре об этом узнал весь Голливуд, и смертельно уязвленная девица не знала уже, куда и запихать своих импрессионистов на то время, когда приходится принимать гостей. Полотна были словно клейменые. Когда, просмотрев фотографии и фильм с участием «новой Грейс Келли», Альмайо проявил к ней интерес, Чарли Кун ознакомил его с условиями сделки, и Альмайо, как всегда, сказал «о’кей, о’кей» – не имея, по всей очевидности, ни малейшего представления о том, что вообще такое эти «полотна импрессионистов». Они оказались безумно дорогими, и при следующей же встрече Альмайо обругал Чарли Куна – тем более что малышка, на его взгляд, напрочь была лишена всякого таланта. Подающей надежды «звездочке» в свое время сказали, что Альмайо – обыкновенный плейбой, нечто вроде Трухильо в молодости, но, судя по ее встревоженному виду и тому, как она глянула на Чарли, девица, похоже, не очень была уверена в том, что поступила правильно, согласившись сюда приехать. Она напевала под пластинку Синатры, явно пытаясь обрести хоть какую-то поддержку в голосе этого вполне цивилизованного парня, умеющего общаться с женщинами как настоящий джентльмен, хотя, как она потом сказала Чарли Куну, этот тип, конечно же, и понятия не имеет о том, кто такой Фрэнки. Невоспитанный мерзавец.

– Рад тебя видеть, Чарли, – сказал Альмайо. – Эй, ты там, со своей пластинкой… Заткнись! И какие ужасы теперь рассказывают обо мне в Штатах?

– В газетах писали что-то о Рафаэле Гомесе, – ответил Чарли Кун. – Говорят, он возглавляет вооруженные формирования повстанцев в горах на юге.

Альмайо с серьезным видом кивнул головой:

– Да, конечно. Он хорошо вооружен, и с ним храбрые люди, а я боюсь, очень боюсь, amigo.

Уже и голову потерял!

Он откинулся на спинку кресла и оглушительно расхохотался, а Чарли Кун почувствовал, что – сам не зная почему – расплывается в глупой улыбке.

– Рафаэль Гомес, герой-заступник. Отбирает у богатых, отдает бедным. Новый Кастро… – Он ткнул сигарой Чарли в грудь. – Значит, в Штатах его очень любят?

– Вы же знаете, какие у нас люди, – сказал Чарли Кун. – Они всегда горой за слабого.

The underdog – вы, конечно, знаете это слово.

– Знаю, Чарли. Знаю. Хуже собаки – иначе про него и не скажешь.

Он снова повернулся в сторону «звездочки» – импрессионистки: