Бестия - Рут Ренделл

— Редж, — сказал он, — мы только что получили звонок. Не по 999. Мужчина с американским акцентом. Звонит от имени Биб Мью. Говорит, она нашла в лесу чье-то тело. Она его соседка, но у нее нет телефона.

— Я знаю, кто это. Я говорил с ним.

— Она нашла тело, — повторил Берден. — Повешенного.

Глава 16

Она молча впустила их в дом. Уэксфорд наткнулся на тот же взгляд опустошенного и потерявшего надежду человека, которым, возможно, встречают судебного исполнителя, явившегося, чтобы произвести опись имущества. Взгляд как бы изначально определял ее отношение к ним. Ошеломленная, охваченная отчаянием, она, казалось, не в силах бороться с волнами, готовыми вот-вот сомкнуться над ее головой.

Трудно представить, но в вельветовых брюках, клетчатой рубашке, пуловере с V-образным вырезом и без серег в ушах она казалась еще более мужеподобной, чем всегда. «Лишь в сердце своем могу я презреть мужественность и рыдать, словно женщина», — вспомнил Уэксфорд. Однако Биб Мью не рыдала, да и настолько ли истинна посылка, будто плакать дозволено только женщине?

— Расскажите нам, что случилось, миссис Мью, — попросил Берден.

Она провела их в крохотную душную гостиную, которой для романтической первозданности недоставало только закутанной в шаль старухи, сгорбившейся в кресле. Там, по-прежнему не говоря ни слова и не отрывая глаз от Уэксфорда, она опустилась на старый, набитый конским волосом диван. Надо было прихватить с собой кого-нибудь из женщин, подумал Уэксфорд, нутром чуя в ситуации нечто странное, не поддающееся пониманию. Назвать Биб Мью чудачкой, занудой и дурочкой, да простится ему это выражение, мало. Она умственно неполноценная, душевнобольная. Уэксфорд почувствовал приступ жалости. Подобные ей тяжелее переносят потрясения. Столкнувшись с мрачной стороной реальности, они переживают ее как надругательство над целомудрием и невинностью.

Берден повторил свой вопрос.

— Миссис Мью, вам нужно выпить что-то горячее, — вмешался Уэксфорд. — Приготовить чаю?

Ох, сюда бы Карен или Энн! Но, как ни странно, слова его пробудили замутненное сознание Биб. Она обрела голос:

— Он дал. Тот, сосед.

Ничего путного, как и предполагал Берден, от нее не дождешься. Эта женщина просто не в силах двух слов связать, а уж ждать от нее подробного рассказа…

— Вы были в лесу, — сделал заход Уэксфорд. Потом взглянул на часы. — Когда шли на работу?

Кивок, подтвердивший его слова, был исполнен ужаса. Конвульсия создания, обезумевшего и загнанного в угол. Берден молча отправился куда-то из комнаты. На кухню, сообразил Уэксфорд. Теперь предстоит самое сложное. То, что может кончиться и истерикой.

— В лесу вы что-то заметили? Кого-то? Увидели что-то на дереве?

Снова кивок. Она начала судорожно, быстрыми и сухими движениями потирать руки, словно смывая с них что-то. Отчаявшись услышать хоть слово, Уэксфорд был почти потрясен звучанием ее голоса.

— Мертвеца, — настороженно выдавила она.

О Господи, мысленно охнул Уэксфорд. Джоан Гарланд! Хорошо хоть в ее бедную слабую голову эта мысль не пришла.

— Мужчину или женщину, миссис Мью?

— Мертвеца, — повторила она, добавив: — Повешенного.

— Так. Вы увидели его с боковой тропинки?

Женщина яростно затрясла головой как раз в тот момент, когда в гостиной появился Берден, держа в руках кружку с чаем. Из кружки с портретами герцога и герцогини Йоркских торчала десертная ложечка, и Уэксфорд подумал, что сахару Берден не пожалел.

— Я позвонил, — доложил он, — и попросил сюда Энн. — И, немного подумав, добавил: — И Бэрри.

Биб Мью притянула кружку с чаем к груди, крепко обхватив ее обеими руками. Совершенно не к месту Уэксфорд вдруг вспомнил, что кто-то рассказывал ему, как жители Кашмира носят под одеждой сосуды с горящими углями, чтобы согреться. Наверное, не будь их рядом, Биб тоже засунула бы кружку под свитер. Похоже, чай ей требовался скорее для согрева, чем для питья.

— Пошла в кусты, — сказала женщина. — Надо было.

Уэксфорду понадобилась минута-другая, чтобы понять, о чем речь. В суде это называется «по естественным надобностям». Берден тоже выглядел озадаченным. Биб Мью была в десяти минутах ходу от дома, но чего не бывает? Случается, что людей внезапно «прихватывает», а может, у нее по этой части не все в порядке. Или же просто панически боится туалета в Тэнкред-хаусе?

— Вы бросили велосипед, — осторожно продолжил он, — и двинулись сквозь кусты, а потом уж увидели это?

Ее снова начало трясти.

Он вынужден был продолжать:

— Вы не пошли в имение? Вернулись домой?

— Жуть, жуть, жуть, мне было жутко. — Она ткнула пальцем в сторону стены: — Я сказала ему.

— Да, — подхватил Берден. — Вы могли бы… могли бы сказать нам, где именно?

Звук, который она издала, определить было трудно. Стон? Вопль? Нечто невнятное. Ее снова заколотило. Кружка в руках Биб Мью пошла ходуном, чай плеснул через край. Уэксфорд осторожно забрал из ее рук сосуд. Он заговорил снова, стараясь произносить слова самым спокойным и мягким тоном, на который был способен:

— Это неважно. Не волнуйтесь. Вы сказали мистеру Хогарту?

Похоже, она не понимала его. Ему показалось, он слышит, как стучат ее зубы.

— Вашему соседу?..

Опять кивок. Руки Биб потянулись к кружке и снова крепко обхватили ее. Уэксфорд услышал звук подъехавшей машины и кивнул Бердену, чтобы тот открыл дверь. Чтобы добраться до них, Бэрри Вайну и Энн Ленокс потребовалось ровно одиннадцать минут.

Оставив их с Биб, Уэксфорд отправился в дом по соседству. У стены одиноко приткнулся велосипед молодого американца. Не обнаружив на двери ни звонка, ни молоточка, Уэксфорд приподнял крышку почтового ящика и громко хлопнул ею. Хозяин, похоже, дверь открывать не спешил, и лицо его, когда он возник на пороге, особой радости от встречи с Уэксфордом не выражало. Понятное дело, кому охота впутываться в такие истории.

— Привет, — произнес он довольно холодно. И добавил, покорившись судьбе: — Мы с вами встречались. Входите.

Голос у него был приятный, речь выдавала человека образованного, хотя безукоризненной, если соизмерять со стандартами, введенными мистером Литтлбери для воспитанников «Лиги плюща»[9], ее и не назовешь. Молодой человек проводил его в просторную неприбранную комнату, привычную для представителей его поколения, — сколько ему, кстати, лет? Двадцать три? Двадцать четыре? В комнате было полно книг, наваленных на книжные полки, точнее, на доски, которые поддерживались кирпичными штабелями, новехонький телевизор, сломанное древнее зеленое канапе, раздвижной стол, прогнувшийся под тяжестью книг, бумаг, пишущей машинки, кучи непонятных металлических инструментов, тарелок, чашек и наполовину опорожненного стакана с какой-то красной жидкостью. Еще один предмет обстановки, предназначенный, чтобы на нем сидеть, — виндзорское кресло на колесиках, — был завален газетами. Молодой человек быстро смахнул их на пол, затем убрал висевшую на спинке футболку, некогда, как можно было догадаться, белую, теперь же просто грязную, и пару несвежих носков.

— Вы не могли бы назвать свое полное имя?

— Почему нет? — Однако имени не назвал. — Можно полюбопытствовать зачем? То есть я тут ни при чем, я хочу сказать.

— Таков порядок. Никаких оснований для беспокойства. Назовите свое имя.

— О’кей, если это так уж нужно. Джонатан Стил Хогарт, — Манера держаться у молодого человека изменилась, теперь Уэксфорд угадывал в его голосе дружелюбие и готовность говорить. — Обычно меня зовут Тэнни. Я сам придумал это имя, ну и друзья подхватили. Не всем же быть Джонами, правда? Я решил, если Патрицию можно звать Триси, то меня, значит, Тэнни.

— Вы гражданин Америки?

— Угу. Мне позвонить консулу?

— Надеюсь, не потребуется. — Уэксфорд улыбнулся. — Вы здесь давно?

— Я приехал в Европу прошлым летом. В конце мая. В Англию перебрался в июне. Можно сказать, поехал в Европу за знаниями. Здесь я живу примерно месяц. Я студент. Или был студентом и надеюсь стать им снова. По осени, в УЮМ. Поэтому я нашел себе это место — как вы его называете? Хижина? А, нет, флигель. В общем, обосновался тут, и вот вам, пожалуйста — сначала резня в усадьбе, потом соседка находит в лесу какого-то бедолагу вздернутым на дереве.

— Бедолагу? Это мужчина?

— Смешно сказать, не знаю. Похоже, что так. — Он невесело усмехнулся. Тонкое, скорее чувственное, чем красивое, лицо, черты нежные, почти девичьи: большие синие глаза с длинными густыми ресницами, прямой нос, розовая, как лепесток, кожа — и густая темная щетина на щеках, которая бывает, если пару дней не бриться. Этот контраст, подчеркнуто вызывающий, приковывал внимание, бросался в глаза. — Хотите, чтобы я рассказал, что случилось? Хорошо еще, я оказался дома. Как раз вернулся из УЮМ.