Ромейская история - Олег Игоревич Яковлев

в булатных шишаках грозно сжимали в руках острые копья и червлёные щиты.

Какой-то грузный человек в опашне и островерхой боярской шапке, с мечом в изузоренных серебром ножнах на поясе, видно, воевода, крикнул на ломаном греческом языке:

– Пристать! К берегу! Быстро!

Кевкамен молча кивнул навклиру. Скедия медленно вползла в бухту на острове.

…Князь Владимир Ярославич, в кольчатой броне под алым корзном, сидел на лавке, положив подбородок на руки, опирающиеся на рукоять обнажённого, обращённого остриём в землю меча.

Катаклон, стараясь держаться спокойно, изложил предложение базилевса. Он долго и обстоятельно говорил о давней дружбе греков и русов, о единой православной вере, связывающей два великих народа, о том, что не стоит рушить добрые традиции.

– Пришли мы твому базилевсу на помощь, а топерича он глаголет: «Домой убирайтесь! Отпала в помощи вашей надобность!» И платить обещанное не желает! – багровея от гнева, рявкнул князь, едва дождавшись конца пышной Кевкаменовой речи. – Дарами мыслите откупиться?! Нет, грек! Передай царю свому: «Иду на вы!» Тако деды наши и прадеды рекли! А грамоту и честь не стану! Плыви с ею обратно в Царьград! И никоих даров от тя такожде не приму! Изыди с очей моих, сладкоречец!

Катаклон, досадливо прикусив губу, оглядел пытливым оком сидящих на раскладных стульцах в веже бояр и старших дружинников. Почти все поддержали князя, одни молча кивая, другие бурно выражая своё одобрение криками и бранью в адрес империи ромеев.

Особенно старался светлоусый воевода Вышата:

– Тако с ими и нать! Правильно, княже! Пущай испробуют силушки нашей ратной! Пущай подрожат! А то куда тамо – не платить!

Заодно с ним был и швед Ингвар.

– Мы пришли за золотом! Где оно?! – восклицал он.

Рядом с Вышатой сидел другой воевода, седатый, широкобородый; он угрюмо отводил взор, по всему видно, не разделяя мыслей молодого Владимира и иже с ним. Лицо его показалось Кевкамену знакомым.

«Иван! Друнгарий Иван!» – едва не воскликнул патриций, вдруг узнав так хорошо известный ему по прежним временам орлиный профиль и густо испещрённые шрамами и морщинами щёки.

Иванко молчал, в глазах его Кевкамен читал затаённую грусть и сомнения. Да, конечно, этот архонт был в Константинополе, видел могущество и богатство империи, он не хочет войны, он один мог бы отговорить князя Владимира. Мог бы? Да нет, наверное, не может, иначе не смолчал бы, сказал бы сейчас слово, поддержал бы его, Кевкамена.

Патриций поклонился князю, сказал:

– Я передам, архонт, твои слова базилевсу, – и стремглав, не оборачиваясь, выскочил из вежи.

В душе у него всё клокотало от гнева и возмущения. Как могли эти русы, эти варвары так грубо обойтись с ним, с послом великой мировой державы?! Этот самовлюблённый князёк даже не принял хрисовула!

Перед тем как вернуться на скедию и отплыть в Константинополь, Кевкамен захотел взглянуть, пусть хоть одним глазком, на русские ладьи. В самом ли деле они так опасны для империи ромеев? Он скорым шагом приблизился к причалу.

Да, ладьи у русов невелики, зато они быстроходны, манёвренны, не то что неповоротливые дромоны. Но… Катаклон презрительно осклабился… Что значит их быстроходность, если ромеи имеют великое оружие – греческий огонь[130], изрыгаемый медными трубами! Надо быть глупцами, чтобы надеяться на победу в морском бою!

Однажды император Роман Лакапин уже сжёг греческим огнём флот русского архонта Игоря. Неужели это ничему не научило русов и они снова идут повторять прежнюю, столетней давности, ошибку?!

А если… Если они высадятся на сушу? Тогда у них должны быть стенобитные орудия – баллисты, тараны, камнемёты. Что-то не видно на ладьях ничего подобного. Или спрятали от любопытного его взора?

Довольный своими наблюдениями, Катаклон поспешил на скедию. Уже возле сходен внезапно столкнулся он лицом к лицу с молодым русом, одним из тех, что служил раньше в этерии.

– Кевкамен Катаклон! – изумлённо пробормотал рус.

Кевкамен вздрогнул и отшатнулся.

– Я узнал тебя, юноша, – он с трудом выдавил из себя натянутую улыбку. – Кажется, твоё имя Любар. Да, конечно. Ты был этериотом.

– Был, а ныне вот… Иду на ваш Царьград с мечом.

– И ты не боишься сложить голову?

– Что?! Да ты!.. Да как ты смеешь, ромей! Трусом мя почитаешь! А ну, ступай отсед! Не вытерплю, не погляжу, что посол, рубану-от, развалю наполы! – Любар в ярости вынул из ножен широкий меч. – Побывал, да, побывал я в вашем Царьграде. Великую милость обрёл – в башне сырой посидел, едва не помер! А вины – вины никоей за мною не было!

Кевкамен, скривив от презрения лицо, торопливо поднялся по сходням на борт скедии.

Любар с угрожающим видом долго ещё стоял на пристани и сжимал рукоять меча, что-то кричал ему вослед недоброе, злое, но явился воевода Иванко, потянул разгорячённого молодца за локоть, и вскоре оба они скрылись в одной из веж.

Катаклон злобно сплюнул и, подозвав навклира, велел отплывать.

39

В воеводской веже – шум, крики, ругань. Иванко Творимирич, подняв руку, разом пресекает нелепую перебранку. Молвит, сурово сведя брови и гневно озирая бояр и дружинников:

– Княжой указ есть рати на Царьград вести! Супротив не содею ничтоже. Хотя, сказать по правде, не по душе мне ента затея.

Вмиг отбросив прочь колебания и сомнения, он устало присел в углу у очага, потупив седеющую голову.

– Полно кручиниться те, воевода! – крикнул со скамьи Порей. – Сколь же можно пакости ромейские терпеть?! Вона мы с Любаром – и в темнице побывали ни за что ни про что, и бежали из Царьграда, стойно волки, серою нощью!

– Всё то тако, друже. Однако же. – Иванко развёл руками. – Не знаю, не ведаю, как оно поворотит. Одно скажу: с Ромеей надобен нам мир. Вы помыслите головой и уразумейте: и им без нас, и нам без них тяжко придётся. С ромеями не воевать – торговать надоть. Мы в Царьград возим мёд, воск, пушнину, лён, зерно, а греческие купцы на торжищах наших паволоки продают, парчу, сребро, злато разноличное, всякую тамо рухлядишку. А коли рать настанет, дак то одним печенегам в прибыток. Приходи, грабь, бери что хошь. Но, – воевода вздохнул, – видно, дело худое.

В палате снова наперебой загалдели, заспорили, но быстро утихли, когда Иванко стал раздавать одному за другим строгие наказы:

– Ты, Порей, за ладьями присмотри. Не прохудилась бы никоторая. Ты, Перенег, из сёл воев оборужи. Ты, Фома, припасы проверь: мясо тамо, рыба, соль чтоб была. А ты, Любар, проследи, чтоб всякому ратнику копьё было, лук со стрелами калёными да щит червлёный.