Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

сталью. «Рыцари» помахали саблями, имитируя бой, разрушая мнение многих людей моего времени о том, что средневековый рыцарь, упав, не может подняться без посторонней помощи, не говоря уж о том, чтобы самостоятельно сесть на лошадь.

– Уверен, что даже парфянские катафрактарии не выдержат удара кавалерии, защищенной такими доспехами, – ответил Гай с восхищением.

– А ты что думаешь, Угэ?

Угэ, сняв с головы бронзовый шлем, посмотрев на солнце, которое несмотря на то, что был октябрьский день, сильно пекло, и демонстративно вытерев пот со лба, наконец, ответил:

– Я думаю, что летом воины сварятся, как мясо баранов, в этих казанах, – и, немного помолчав, добавил, – мы в таких доспехах потеряем свое преимущество в скорости и ханьцы, легко нас догнав, могут перебить всех.

Я взглянул на него. Угэ смотрел в сторону, как будто только что не выразил сомнение в идее своего кагана. Хотя его, как кочевника, можно было понять. Для любого степняка панцирь и шлем служили лишь дополнением к мастерству и умению воина. Легкие доспехи кочевников предназначались лишь для защиты от случайных ударов и не мешали быстро двигаться в бою. В бою одновременно необходимо было использовать и лук, и палаш, и копье, и при этом еще управлять лошадью. Поэтому его недоверие к этому странному для него тяжелому защитному снаряжению было вполне понятно. Но он не знал того, что знал я о рыцарях крестоносцах и их войнах в жарком климате Ближнего Востока и Египта с потомками гуннов сельджуками и мамлюками.

– Ты сомневаешься? Думаешь, что воины, защищенные этими доспехами, станут легкой добычей?

– Я не сомневаюсь ни в тебе, ни в твоих решениях, великий хан. Тем более все, что ты задумывал до сих пор заканчивалось победой. Но ты спросил мое мнение. И я ответил правдиво.

– Ладно, – сказал я ему, – скоро ты увидишь, что был не прав.

Угэ склонился в поклоне, приложив правый кулак к сердцу.

Я отвернулся от него и увидел Тегына, который в нерешительности стоял в трех шагах от меня. Я позвал его. Он бросился ко мне, крепко обняв, и проговорил:

– Коке, я сильно соскучился.

– А ты где бегал, я ведь тебя давно позвал, еще на том берегу.

– Он нас еще перед мостом догнал, – ответил вместо него Гай, – вился все время возле тебя, не решаясь отвлечь.

«Вот же блин, все время забываю о нем».

– Как твои успехи в изучении языка римлян? – спросил я у него.

– Узнай у моего учителя, – ответил мне Тегын.

Я посмотрел на Гая, который улыбнувшись, ответил:

– Он очень способный ученик, через два-три месяца будет говорить лучше тебя, и совсем скоро не хуже любого римлянина.

– Ты обучи его всему, что знаешь. Расскажи историю Рима, расскажи о демократии и управлении Римской Республикой. Знаешь, у меня есть еще одна мысль насчет тебя, но об этом потом, – сказав это Гаю, я снова повернулся к Кусэку:

– Кода будут готовы десять тысяч комплектов защитного вооружения?

– К зиме будет сделано, каган, и тридцать тысяч новых палашей, выкованных по твоему образцу.

– Хорошо, можешь идти.

Кусэк, коротко поклонившись, вскочил на рядом стоящего коня, приготовленного одним из его подмастерьев и, рванув с места в карьер, ускакал в сторону реки.

– Что это за пещера со святым целителем и где она находится? – спросил я у Угэ.

– В двух фарсангах27 выше по реке, прямо на ее берегу есть плоская на вершине скала. У подножия этой скалы в пещере живет шаман. Вот туда и поехал Кусэк. Сын у него очень болен, кашляет кровью. Говорят, что этот шаман может вылечить его. Но лечит он не всех, некоторых даже не впускает в пещеру. А кто и пытается зайти к нему самовольно, то начинает болеть и вскоре сам умирает без причины. Странно, что ты не слышал о нем. Даже вон, римляне лечатся у него.

Я посмотрел на Гая. Тот утвердительно покивав, сказал:

– Да, многие легионеры, узнав про целителя, лечили разные болезни и раны у него. Никому из римлян он не отказал. И все исцелились. Многие из них должны были умереть, но не только выжили, а готовы хоть сейчас идти в бой. Я видел у одного легионера руку, полностью пораженную гангреной после ранения в битве у Маргуша. Он не хотел, что бы ее отрезали, отказывался жить без руки. Еще бы день, два и он помер бы. Мы решили отнести его к этому целителю. И он не только вырвал его душу из подземного царства Плутона, но и излечил ему руку. Я такого никогда не видел за все три с половиной десятка лет службы в легионах.

– И давно он здесь живет?

– Говорят, что, когда канглы пришли в эти степи, отобрав их у саков, шаман уже жил в этой пещере, – ответил мне Угэ.

«Ого, это почти двести лет, – подумал я, – похоже на фантастику. Хотя мое путешествие в прошлое тоже ведь ординарным событием не назовёшь. Надо бы завтра после того, как проведу этот совет вождей, съездить к нему, может, что узнаю, и вдруг получится вернуться домой, в мое время…» – и меня от этой мысли аж начало трясти.

– Еду к шаману! – сказал я и, вскочив на своего коня, ударом камчи отправил его в сторону реки. Угэ с полусотней моих телохранителей хотели направиться за мной, но я взмахом руки приказал им остаться.

* * *

Я ехал вдоль реки. Талас был шире той реки, которая была в моем времени. Я уже проехал знакомую скалу, возвышавшуюся на другой стороне берега, и теперь искал переправу. Проехав еще несколько километров выше, я, наконец, нашел камень с начерченными на них рунами, указывающих на то, что в этом месте находится брод. Конь уверенно вошел в реку и быстро, брызгая водой, проскакал на другой берег.

Пещера также как и в моем времени, находилась у подножия скалы, но вход в нее был шире. Я сошел с коня и направился ко входу. Рядом стояла лошадь, на которой уехал Кусэк. Я уже подходил к пещере, как из нее выбежал кузнец. В руках он держал завернутого в одеяло ребенка. Увидев меня, он от удивления или возбуждения дрожащим голосом проговорил:

– Каган, он исцелил моего сына, прости, но мне надо ехать, – и, даже не дождавшись моего ответа, вскочил на коня и ускакал по направлению к городу.

Я посмотрел ему вслед и, повернувшись к пещере, остановился у его входа, не решаясь войти. У меня возникло такое ощущение, что через меня