Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

никто не знает. Это было нашей семейной легендой. О том, что он погиб в этих степях и то, что такие плащи носили гетайры не знал даже я. Я видел как мой отец, мой дед носили желтые плащи. Я считал это странным отличительным знаком нашей семьи. Теперь я понимаю, почему они в день моего совершеннолетия надели на меня плащ с таким цветом. Хотя даже они считали это просто древней традицией нашего рода.

– Наверняка ты слышал о том, что я могу видеть будущее и знаю многое из прошлого?

– Да, мой господин, – ответил он, – но я считал это обычным людским вымыслом. Сейчас я понял, что ошибался.

– Так что ты от меня хочешь, что явился в мою ставку столь далекую от Самарканда?

– Великий хан, царь Парман серьезно болен и может скоро умереть, – ответил он просто, без обычных восточных велеречивых слов о том, как ему скорбно, что его господин болен и без него все жители Согдианы останутся, как овцы без пастуха, ну и тому подобное. – Если конечно Харон уже не перевез его душу через реку Стикс под мрачные своды подземного царства Аида, пока я был в пути и нахожусь здесь. После гибели Фаруха в Согдиане не осталось законных претендентов на трон и страну может охватить гражданская война за власть. Хуже того, что в Согдиане есть сторонники того, что бы принять власть царя страны Куш – Герая.

– Война за власть в стране возможна, – сказал Ужас, – но после отступления Фарасмана и его армии обратно в Хорезм Ишкаш бежал на юг. Мы преследовали его, но на границе нас встретили войска тохаров во главе с их ханом Гераем. Я беседовал с ним. Затем он принял меня как гостя и, как положено среди степняков, устроил в честь моего прибытия застолье с участием всех моих воинов и знатных тохаров. Из разговора с ним и другими тохарами я понял, что он не будет воевать с нами за Согдиану и отдает право властвовать в этой стране тебе, – кивнул в мою строну Ужас и, не обращая внимание на то, как вспыхнуло белое лицо Андромаха, продолжил. – По крайней мере пока каганом в этих степях являешься ты. Еще я узнал, что они пропустили Ишкаша с остатками его саков в Индию, к своему родственнику и хану саков Индии, Маваку. Обратно в Согдиану они пропускать его не будут, да и не захочет больше Ишкаш искушать судьбу.

– Ну, что скажешь, Андромах? – вопросительно посмотрел на него я.

Потомок гетайра, снова встав на колени и склонившись передо мной, торжественно произнес:

– Я и народ Согдианы полностью в твоей власти и мы покорны тебе и своей судьбе.

Бестактность Ужаса сразу же и окончательно расставило все по своим местам…

* * *

Что скажешь, Буюк? – спросил я у него, смотря в след уезжающему в Согдиану в окружении двух тысяч воинов кочевников Андромаху.

– Ему хватит этих воинов, чтобы захватить власть в Согдиане после смерти Пармана…

– Да это понятно, – перебил я его, – думаю, что власть он захватил бы и без нашей помощи. Но эти воины послужат ему подтверждением, что он находится под покровительством гуннов как для хана тохаров Герая, так и для других претендентов на трон Согдианы. Я хотел спросить тебя о другом. Надолго ли хватит его верности?

– Знаешь, Богра, человек такая тварь, что почти никогда не довольствуется тем, что у него есть и всегда хочет большего. Ни он, ни его предки никогда не были властителями. Думаю, что после того, как он укрепит свою власть в Согдиане, его начнет тяготить твое покровительство, и он попытается избавиться от него. Но он все же умен и понимает, что сейчас без тебя погибнет, если не от рук согдийцев, желающих основать новую династию, то его разорвут хищники Герай или Артава. Поэтому он исправно будет платить тебе запрошенную тобою дань и выполнять все твои требования.

И Ужас, немного помолчав, добавил:

– За эти шесть лун, прошедших после гибели твоих родителей, гунны возвращаются к своему величию, как это было во времена твоего великого предка кагана Модэ. Сейчас вся Азия наблюдает за тобой. Хань, дахи, сарматы, тохары, Хорезм, Согд и даже саки Индии сейчас страшатся тебя. И это меня пугает, племянник. Я боюсь за тебя. У нас стало слишком много врагов.

От его слов я почувствовал себя неловко и, перебив его, перевел разговор на другую тему:

– Как думаешь, куда делся Лошан?

– Тут и думать нечего. Он ушел сначала к усуням, а затем к Кокану. Такому подарку Кокан точно обрадовался. Ведь Лошан внук хана народа сяньби Холяна и его приход к нему укрепит союз между племенами кочующих к востоку от Алтая, а значит усилит власть Кокана над оставшимися у него гуннами и другими племенами кочевников.

– Кокан становится опасен для нас, несмотря на то, что его покинули и перекочевали ко мне многие роды гуннов, – ответил я ему.

– Да он становится опасней, но реальной угрозы от него я сейчас не вижу. Кстати, ты наконец решился? Хан Баджанак в ярости от того, что ты медлишь с походом на усуней Шимыра.

– Едем в Тараз. Завтра соберем совет вождей и думаю скоро выступим на усуней. Да, кстати, Буюк, как смотришь на то, чтобы стать кунбеком усуней?

В ответ Ужас как-то мрачно посмотрел на меня.

* * *

Я вернулся с инспекцией в Тараз посмотреть, как уже во второй раз отстраивается этот город, которому нет и трех лет, но который уже был разрушен дважды. В этот раз я поручил Гаю и его римлянам строить по новому, по начертанному лично мной «генплану».

– Ave рrinceps, – приветствовал меня Гай у почти достроенных главных ворот.

– И ты не болей, консул, – ответил я ему, спрыгивая с коня, – как успехи?

– Не плохо. Внутреннюю стену, как видишь, почти отстроили, она как ты и приказал, стала шире и выше. Внешнюю стену и центральную цитадель закончим к следующей осени. Жаль, что каменоломни далековато находятся. Почти двадцать миль приходится тащить глыбы. А их еще обтесать, подогнать надо. Вот если бы разрешил разобрать крепость, построенную Александром, дело бы гораздо быстрее пошло.

– Ты знаешь поговорку: «Мир боится времени, а время боится пирамид»?

– Нет, – ответил римлянин, задумавшись.

«А, ну да, эту пословицу вроде арабы придумали после того, как обосновались в Египте. А до завоевания арабами Египта еще как минимум семьсот лет. Если, конечно, теперь будет это завоевание» – вспомнил я, но вслух сказал: