Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса - Светлана Шиловская

— Обещал — пусть и помогает, — цинично ответил

Кубацкий, усмехнувшись. — А у меня на подобную благотворительность денег лишних нету-с, прошу покорно извинить, все в обороте. Давеча вот супруга губернатора приезжала, вся в кружевах и золоте, — на странноприимный дом по подписке две тысячи просила…

— Не дали? — угадал я.

— Не дал, — бесстыдно подтвердил Кубацкий. — Так и сказал — извините, мол, Ольга Геракловна, но считаю затею сию бессмысленной, вздорной и даже вредной. На приют денег соберут, поразвлекаются играми в добрых самаритян, а потом, как прискучит им, и бросят на произвол судьбы, а куда потом этих несчастных девать? Лучше уж изначально не давать им надежды, пусть их сами на себя рассчитывают!

— Даже слушать вас не могу — пойду по саду прогуляюсь, после трапезы полезно! — выпрямился во весь немалый рост отец Ксенофонт и неторопливо вышел.

— Да полно вам, господа! — всплеснула руками Авдотья Михайловна, не на шутку напутанная принявшим несколько резкую форму диспутом. — Дашенька, горлинка, спой нам что-нибудь. Вот и Вадим Викентьевич давненько уж не слушал тебя… Правда, Вадим Викентьевич?

— Несомненно! — с готовностью кивнул Кубацкий, спрятав лукавую смешинку в уголках глаз. Думаю, он так же скептически относился к музицированию моей кузины, как и я, несомненно, за годы службы в гвардии имея возможность приобщиться к более высоким образчикам творчества.

Все прошли в смежную комнату, где уж стояло старое пианино с бронзовыми канделябрами и, видать, заранее заготовленными нотами, как бы случайно открытыми на заранее заготовленной партитуре, — Даша весь прошлый день прокорпела над экзерсисами и вокализмами, мучая мой слух. Раздались первые аккорды, кузина взяла, на мой вкус, несколько пронзительную ноту, но, выправившись, продолжила уже терпимее. Кубацкий поначалу чуть вздрогнул и, приподняв тонкую бровь, со снисходительной улыбкой приготовился внимать долгой и сложной арии, чуть облокотившись на пианино. Аркадий Матвеевич с супругой расположились неподалеку, с блаженными улыбками оглядывая нас с Кубацким, управляющего и подкатившегося откуда-то масляно расплывшегося лицом Скальцова.

Я же, решив, что с меня довольно на сегодня, незаметно выскользнул из комнаты, подошел к столу, выпил клюквенной настойки необычайной крепости, зажевал квашеной капустой и вышел наружу — курить.

Потихоньку начинало темнеть, дождь лишь легонько накрапывал, было свежо, и я, поежившись, вознамерился сделать кружок вокруг дома. Из освещенного оконного проема музыкальной комнаты доносились пронзительные звуки неподражаемого вокализа Даши, и я, чертыхнувшись, отошел подальше, приблизившись к флигелю — обиталищу Шмиля и его дикарки-дочки. Очевидно, некоторое количество спиртного сделало меня смелее, и я вдруг отважился подойти к двери управляющего и постучаться. Не знаю, что бы я сказал Анне Шмиль, даже не уверен, что она стала бы слушать меня, но любопытство и желание пофлиртовать с этой необычной девушкой взяли верх над обычным моим благоразумием.

Дверь от несколько, может быть, настойчивого стука внезапно приоткрылась, и я, чуть подождав ответа, несмело вошел внутрь. Посреди просторной и с потрясающей безвкусицей обставленной комнаты, освещенной неверным огоньком чуть коптящей керосиновой лампы, на полу, подогнув ногу, точно раненая птица, в луже крови лежала Анна. Кинувшись к ней, я осторожно нагнулся над распростертым телом, разглядел глубокую рану на шее с вяло пульсирующим алым ручейком и отпрянул от неожиданности, увидев дрогнувшие ресницы несчастной. Она затуманенным взором смотрела на меня и что-то шептала, чуть шевеля мертвенно-бледными уже губами, едва различимыми на такого же цвета лице.

— Анна, что? Что? Прошу вас, громче! — Я склонился над ней, почти касаясь щекою ее губ.

— Я знала, что все… кончится… так… — еле слышно выдохнула она и отошла, верно, в свой вымышленный мир, где нам, грешным вкусителям благ земных, увы, не место.

Финальным аккордом этой трагедии раздался оглушительный гром, и дождь полил с такой силой, будто Господь решил в наказание за смерть девушки затопить Медынское со всеми его обитателями.

Глава третья, в которой одно действующее лицо сменяется другим

Едва ли я в состоянии описать переполох, поднявшийся в усадьбе после того как я принес собравшимся трагическую весть, — для этого надобно обладать талантом как минимум Гомера, мой же скромный дар, увы, не позволяет донести до читающего сии строки и малую толику страстей, разыгравшихся в Медынском. Все, позабыв о застолье и музицировании, кинулись под проливным дождем, более напоминающем тропическое наводнение, во флигель Шмиля, дабы лично лицезреть бездыханное тело прекрасной дикарки. Больше всего, конечно, убивался отец — за несколько минут он, казалось, постарел лет на десять, что, учитывая его и без того немалый возраст, сделало его в одночасье глубоким стариком. Примчавшись к дочери, управляющий кинулся к ее телу и, зайдясь в жутких рыданиях, все никак не хотел отпускать ее, пока, спустя с полчаса, мы не усадили его в кресло и не отпоили горячим пуншем. Аркадий Матвеевич, поначалу широким размашистым шагом проделавший путь от парадного входа до флигеля, по-хозяйски войдя внутрь, вернулся заметно побледневший и решительно запретил стоявшим на крыльце напуганным дамам даже заглядывать сквозь приоткрытую дверь. За ним к убитой проследовал отец Ксенофонт и сразу как-то сникший Скальцов, последним — по-прежнему холодный и невозмутимый, хоть это и выглядело несколько неуместно при таком повороте событий, Кубацкий. Я, уже имевший несчастье созерцать хладный труп той, кому довольно искренне симпатизировал, но, к сожалению, так и не успевший раскрыть своего отношения к ней, стоял вместе с совершенно растерянными Авдотьей

Михайловной и Дашей и курил одну папиросу за другой, будучи не в состоянии прийти в себя от первого шока и почти не чувствуя вкуса табака.

— Господи, что же теперь будет? — вполголоса всхлипывала сердобольная Авдотья Михайловна, постукивая от ужаса и холода зубами. — Бедный, бедный Артемий Иванович и несчастная Анна! Что за печальная судьба! Мы ведь почти не общались с нею, она была такая… такая нелюдимая…

Даша же ничего не говорила, изредка всхлипывая в платок и сморкаясь, не замечая покрасневшего носика.

На крыльцо вышел Кубацкий, неторопливо закурил, резко, со свистом втягивая сквозь плотно сжатые зубы воздух, и, ни к кому не обращаясь, процедил:

— Однако, какая неприятная история приключилась! Как чувствовал, не хотел сегодня никуда ехать.

— Боюсь, что теперь вы еще долго никуда не уедете, — усмехнулся я, поражаясь, как этому человеку в любой ситуации приходили сперва только мысли о собственной персоне. — Похоже, что этот вселенский потоп начисто отрежет нас от внешнего мира, и, вероятно, надолго. Кроме того, надобно как-то известить власти, и, полагаю, пока ведется следствие, все участники сегодняшнего обеда вынужденно станут гостями князя до окончательного разъяснения обстоятельств.

— Что? — вздрогнул Кубацкий, погруженный в какие-то свои мысли. — Да, черт возьми, об этом я не подумал… Экая досада, послезавтра я должен был уехать в Москву! А вы-то что думаете по этому поводу?

— Что я могу думать! — мрачно сказал я. — Варианта, увы, всего два. Первый — Анну убил кто-то пришлый, в надежде на поживу, хотя едва ли — взять у Шмиля, по-моему, нечего, да и следы ограбления либо поисков ценностей отсутствуют…

— А второй? — несколько нервно спросил Вадим Викентьевич, с вызовом глядя на меня.

— Не сомневаюсь, что о втором вы и сами догадываетесь, — в тон ему ответил я, тоже глядя в его сузившиеся глаза. — Это сделал кто-то из нас!

— Боже! — вскрикнула Авдотья Михайловна, прижав к себе Дашу. — Павел, что вы говорите! Вы же не хотели сказать, что несчастную Анну убил Вадим Викентьевич либо…

— Именно это Павел Владимирович и хотел сказать, — выпуская струйку дыма в сторону, перебил ее Кубацкий. — Либо я, либо он, либо любой другой из числа сегодняшних гостей — и в этом я полностью согласен с ним!

Вышедшие из дверей князь, отец Ксенофонт, Скальцов и бессильно, с поникшей головой, волочащий ноги Шмиль прервали фразу Кубацкого.

— Господа! — взволнованно произнес Аркадий Матвеевич, взяв протянутые руки супруги в свои. — Я полагаю, нам необходимо вернуться в залу и обсудить создавшееся положение. Кроме того, Артемий Иванович нуждается в отдыхе — голубка, позаботься, пожалуйста, о нем, — обратился он к Авдотье Михайловне, лишь безмолвно кивнувшей ему.

— Закройте флигель на ключ, — с неожиданной для него резкостью распорядился Скальцов. — До приезда следователя все должно быть в том же виде, в каком мы застали покойную.