Пороки - Евгения Савченко

— Неубедительно, — я покачала головой: — Всё это слишком сложно и накручено…

— Это твоё дело, поверишь ты мне или же нет, — Наркоман поднялся, собираясь уходить. — Мы не увидимся больше. Прощай.

Он оставил меня одну, расплатившись за остывший кофе. А я всё сидела, пытаясь переварить сегодняшний день.

Примета № 20. Если вы верите в приметы — они обязательно сбудутся

25 декабря

На следующее утро после последнего разговора с Наркоманом я не выдержала и полезла в Интернет.

Мой друг не соврал мне, в этом городе в 2001 году действительно умер одиннадцатикласник. Умер неожиданно, врачи списали всё на остановку сердца. Фотографии погибшего парня были настолько похожи на человека, который вчера рассказал мне о Пороках, что я понемногу начинала во всё это верить.

«А ведь, действительно, мне никто не поверит, если я начну всем подряд рассказывать, что разговаривала с умершим», — мысли в голову лезли не самые утешительные.

Я вспомнила, как мне мерещилась Сатира после воспаления легких. Но теперь я четко понимала, что бредила в больнице. Воспоминания о видениях были расплывчатыми и неясными. В отличие от вчерашнего вечера, о котором я помнила всё до мельчайших подробностей.

«Если не бред, то что это?», — логика не хотела подчиняться, казалось бы, очевидным вещам. Парень, скончавшийся шесть лет назад, вчера вечером рассказал мне, как он был принят в компанию Пороков, и теперь он с двумя своими друзьями разрушает жизни людей, которые выделяются из общего стада. То, чем именно выделяются их жертвы, я понять так и не смогла. Труды Зигмунда Фрейда, подаренные мне Юлием, не давали четкого ответа на этот вопрос, а по моему собственному мнению нельзя делить людей на особенных и обычных, на важных и неважных, на нужных и ненужных.

Аспирин, два пакетика жаропонижающей отравы, разбавленной кипятком и попытка заснуть не спасли меня от мучительных размышлений и головной боли. Снова подсев к монитору компьютера, я раскрыла на полный экран мемориальную фотографию умершего одиннадцатиклассника.

Голубые глаза, небрежно отброшенная на лоб длинная челка длинноватых русых волос. Это лицо, будто вытесанное из камня с массивным подбородком и изумительной улыбкой. Это он, несомненно… Но только на фотографии он был обычным, без безумия, без игры.

Обычным… Вот я и разделила людей на два сорта.

Я не смогла заснуть. Сидела, вычерчивала на бумаге глупую схему последних событий простым карандашом.

Юлий, которого я увидела первым из Пороков, Наркоман называл его Режиссером. И Фред, который представился моему другу как Одиночество. Как же зовут самого Наркомана? Или же, имея такое говорящее прозвище среди людей, он не имеет второго имени, символизируя безумие и хаос?..

Нет, есть что-то ещё…

— Я уже забыл. Одна девушка зовет меня Нуто.

Нуто… Что за имя такое? Не название порока, оно ничего не значит…

Он так часто жаловался на скуку… На постоянство взглядов окружающих, на отсутствие чего-то нового, на застаревающую, заплесневевшую обстановку в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь.

— Мне скучно. Мы всегда занимаемся всякой ерундой. Как бы ты и Фред ни пытались прожить ситуацию, какие бы сложности ни выдумывали, меня всегда преследует одно и то же. Скука. Особенно сейчас.

Словно бы это было его любимым словом. Скука, уныние, кома…

— А ты слышала такое выражение: «Жизнь — это соло на скрипке. Когда учишься играть прямо на выступлении»?

И всё же, жизнь билась в его глазах. Рассуждая, он словно погружался в мечты, на мгновение забытья становясь похожим на того ребенка-ангела, каким я представляла себе его в детстве. Но мгновение проходило, с ним вместе гасло и очарование, которым светилось лицо потрепанного падшего, оставляя усталому, когда-то крылатому существу только безумный свет глаз, спрятанных за прядями русой челки.

— Вот поэтому я и выбрал себе имя Скрипка. Видел какой-то клип по телевизору, там люди в черных развивающихся одеждах играли на белых скрипках. А в центре этой толпы стояла женщина с огромным букетом красных цветов, она умоляюще протягивала руки к публике и пела… Я такую музыку никогда не слушал, я слушал то, что толпа слушала. Тогда в первый раз понял, что всё прежнее — скука.

А ведь он всегда открыто говорил о том, кто он есть на самом деле. Просто никто не мог понять его слов, его выражений, внутреннего смысла, заложенного в них. Тяжелого отражения бессмысленной действительности.

И я же хотела спросить его о том, что это была за песня, которую он услышал. Быть может, во мне бы она тоже перевернула бы что-то. Хотела спросить, но не сделала этого. Почему? Я забыла, а может быть, мне на самом деле это и не казалось важным.

— Выигрывает тот, кому простят разбитую жизнь и падение…

Выигрывает тот, кого простят.

Теперь происходящее в доме Юлия понемногу начало проясняться. Поступки бродящих по нему людей, Пороков, насмешливые комментарии Наркомана, поведение сумасшедших.

Пока Сатира незыблемо занимала место рядом с Юлием, он мог быть уверенным в её поддержке. По рассказам самого Серого Кардинала было понятно, что Сатира — лишь девчонка, надевшая прекрасную венецианскую маску ради того, чтобы поразить его. И он вовлек её в водоворот своего мира, сделав центральной фигурой в своём доме. Он уже сломал её, уже перешил покрывало её жизни, а она была счастлива и довольна. Наркоман не приложил никаких особенных усилий для того, чтобы разрушить их идиллию: он лишь не стал мне мешать. А когда Юлий просил у него ключи от квартиры, где мы провели ночь, он даже не стал скрывать того, что ему было выгодно на тот момент услужить Юлию, назвав свою помощь «медвежьей услугой».

Нетрудно было просчитать реакцию Сатиры. Она действительно ушла. И когда Юлий бросился следом за ней, я должна была просто сойти со сцены.

Никто из них не мог понять, почему же я вернулась. Честно сказать, я и сама с трудом могла это объяснить.

— Тебя здесь не ждали…

Вот каким был ответ на мой удивленный взгляд, предназначавшийся Юлию. И он сказал чистую правду. Меня не ждали. Они думали — Наркоман сорвал победу. Но ведь в тот день я встретила в доме не только его, но и Фреда.

И будь проклят Фред, подтолкнувший меня на осознанное унижение. Холодный, умный, проницательный урод. Он сумел что-то расшевелить во мне, от чего я потянулась к Юлию сильнее, острее, безумнее.

А Юлий думал лишь о собственном плачевном положении. И когда он завел себе новую игрушку, маленькую Вэл, он надеялся возвратить всё на свои места.