Путеводный нейрон. Как наш мозг решает пространственные задачи - Майкл Бонд

о поведении потерявшихся людей. Их больше всего интересовали те аспекты поведения, которые можно измерить, например как далеко и как долго идет человек, прежде чем его спасут, насколько он отклоняется от намеченного курса, в каком месте он останавливается и, самое главное, выжил он или нет. Оказалось, эти тенденции в какой-то мере можно предсказать, и зависят они от личности и возраста людей, их психологического состояния, характера местности, в которой они заблудились, от их действий и от других факторов – например наличия аутизма или деменции. Другими словами, разные люди теряются по-разному. Международная база данных о поисково-спасательных операциях, которую ведет Роберт Кестер, содержит данные более чем о 145 000 случаях, хотя статистика, собранная в одной стране, не обязательно подойдет для другой[338]. Когда сообщают о пропаже человека, координатор поиска обращается к этой базе данных – или к другой, для данного региона, – и с учетом того, что известно о пропавшем, оценивает наиболее вероятную зону, где его можно найти, а также предполагаемый маршрут. «Идея такова: залезть к ним в голову и предсказать, как они поведут себя в ситуации, в которой оказались», – говорит Джеймс Перкинс из Центра исследований поиска, собирающего данные о пропавших людях в Великобритании[339].

Почему мы, пытаясь найти и спасти кого-нибудь, можем прибегнуть к статистике? Потому что передвижения людей не случайны (если только это не маленькие дети, о которых мы рассказывали во второй главе), а обусловлены местностью и психологическим состоянием. Цифры показывают: большинство из тех, кого нашли живыми, выходят к какому-нибудь зданию или, по выражению спасателей, «подпорке» – дороге, колее, тропке; что живыми находят 96 % детей и только 73 % взрослых; что дети с аутизмом, которые часто пропадают, убегая от болезненной ситуации, обычно находят какое-то укрытие (отдельно стоящая постройка, шалаш или даже густой кустарник), не отвечают на зов спасателей и редко чувствуют опасность; что люди, когда идут за грибами или ягодами, обычно плохо экипированы – они не собираются долго находиться в лесу – и поэтому у них выше риск погибнуть в непогоду; что особо рискуют охотники в Северной Америке, намеренно сходя с тропы в погоне за дичью, – они склонны терять чувство времени и ориентацию; что одинокие путники-мужчины, заблудившись, уходят гораздо дальше, чем другие категории пропавших людей, – не желая сдаваться, они так и идут, пока кто-нибудь их не найдет[340].

Чем больше спасатели знают о человеке, тем лучше они могут организовать поиск, но, даже если у них нет никакой информации, они могут учитывать в своих оценках интуитивное поведение, свойственное всем людям (и многим животным) в незнакомой обстановке. Всех нас привлекают границы[341] – край поля, опушка леса, сточная канава, линия электропередачи, берег озера. Один из первых, кого искал Хилл, восьмидесятилетний старик в состоянии депрессии, был найден на границе леса и луга. Обычно спасатели первым делом прочесывают именно их, а также здания, «подпорки» и любые легкодоступные места. Эта стратегия основана на вероятности: если вы проверили самые вероятные зоны, шансы найти потерявшегося человека в другом месте увеличиваются.

До того как спасательные службы начали использовать статистику, поиски велись случайным образом. «Часто соседи справлялись лучше», – говорит Хилл. Он вспоминает ту беспомощность, которую чувствовал в июле 1986 года, когда более пяти тысяч добровольцев, полицейских, пожарных и солдат тщетно искали девятилетнего мальчика Эндрю Уорбертона, пропавшего в лесу в Новой Шотландии недалеко от дома Хилла. Это была самая крупная поисково-спасательная операция в истории Канады. Тело мальчика нашли на восьмой день, в трех километрах от того места, где ребенка видели в последний раз, дальше, чем кто-либо мог предположить. Вскоре после этого Хилл стал изучать все о том, как ведут себя потерявшиеся люди, и собирать данные. Он считает, что, если бы они тогда знали то, что знают теперь, все могло бы обернуться иначе. Хотя никакая наука не компенсирует отсутствия сведений, о чем хорошо знают поисково-спасательные службы штата Мэн.

Национальный парк Дартмур на юго-западе Англии славится своими холмами, торфяными болотами и быстрыми реками. С гранитных уступов, «торов», как здесь говорят, открывается вид на бескрайние, без единого деревца, пустоши. Но красота дикой природы обманчива: в плохую погоду ничто не защитит вас от резкого ветра и проливного дождя. Люди здесь теряются так же часто, как в лесах Северной Америки. Изобилие ориентиров и границ не помогает: вам не определить их и не поместить на карту, если вдруг опустится туман и видно будет не лучше, чем в густом лесу.

Нетрудно догадаться, что в Дартмуре есть поисково-спасательный отряд. На самом деле их четыре, и каждый отвечает за четверть парка площадью более 150 гектаров. В 2016 году моя тетя, живущая неподалеку, познакомила меня с Эндрю Ласкомбом, добровольцем юго-восточного отряда с базой в Эшбертоне[342]. В отряде его в шутку прозвали Ломовиком – за привычку все время брать с собой тяжелое снаряжение. Ему чуть за сорок, он практичен, общителен и старомоден. Он ездит на стареньком «лендровере», а сопровождает его верный страж Калеб, любимый колли. Электронные письма Эндрю завершает устаревшей фразой, желая попутного ветра. Он собирает окаменелости. Но в том, что касается поиска и спасения, Эндрю в высшей степени современен. Он отвечает за оборудование штабного автомобиля всеми техническими средствами, которые требуются спасательному отряду: аптечкой, пластиковыми мешками, альпинистским снаряжением, радиостанциями и программным обеспечением, способным показать местоположение членов отряда, перехватить сигнал мобильного телефона потерявшегося человека, сузить зону поиска на основе данных статистики, и так далее.

Во многих отношениях Эндрю похож на добровольцев из любой другой страны мира. Он всю жизнь прожил вблизи Дартмура. Чтобы стать спасателем, он прошел годичный курс обучения – и в завершение его провел ночь в пустошах, ориентируясь лишь по карте, компасу и навигационному счислению. Он всегда на связи и работает бесплатно (в другой жизни он строительный подрядчик и художник). Как и следовало ожидать, он немного бравирует своей мужественностью, заявляя, что его любимое место в Дартмуре – гора Мизери, открытый всем ветрам отвесный утес, «угольно-черный, окутанный туманом, где вечно хлещут косые дожди и редко бывает теплее нуля градусов».

«Горноспасательная команда из добровольцев – это, наверное, уникальное явление, – говорит коллега Эндрю, Найджел Эш, бородатый журналист с трубкой в зубах, который делит свое время между Дартмуром и Тунисом, где редактирует газету Libya Herald. – Мы еженедельно тренируемся выполнять сложные задачи. Среди нас люди разных профессий: топографы, санитары, строители, налоговые инспекторы, руководители проектов, полицейские, садовники, врачи, музыканты, биологи, секретари, чиновники, специалисты по подбору кадров, учителя, инструкторы по туризму… Если бы не общая страсть бродить по пустынным местам, то в обычной жизни мы