Червь-4 - Антон Лагутин

голоса.

— Ну как, Червяк, понравилось путешествие?

— Нет… — прохрипел я.

— Подожди немного. Сейчас начнётся магия!

Я не сразу понял, о какой магии он трындит, но тело Инги вдруг охватило огнём. Начался нестерпимый жар. Пальцы, руки, ноги, живот, шея… каждая мышца. Я чувствовал всё. А потом я почувствовал кровь. Она щекотала вены, наполняла органы, неслась с бешенной скоростью через всё тело к моей смертельной ране. Каждая клетка… я чувствовал каждую клетку своей крови. На моей груди к дыре от меча хлынуло слишком много крови. Там чувствовался избыток… а затем переизбыток.

Это так легко — управлять кровью. Я словно сидел в песочнице. Набрал в ладони горсть песка и медленно просеивал сквозь пальцы. Я сжал кулаки. И вышвырнул песок. Кровь отпрянула от раны, ровно потекла по венам. Я сделал глубокий вдох.

Выдох.

Вдох… кровь ударила в голову. Кислород пропитал мозг. Разум прояснился.

— Червяк, молодец! — ликовал Дрюня. — Давай-давай! Разгоняйся!

Пронзённое сталью лёгкое затаилось в грудной клетке, словно раненая птица. В сосудах гной. Ткани гниют на глазах. Я пробую его почувствовать, целиком. Пускаю к нему кровь. Лёгкое сопротивляется, кусает меня, охватывая грудь жгучей болью.

Больше крови.

Я усиливаю поток. Кровавая река несётся по проторенной дорожке, сметая всё на своём пути. Никакой тромб её не остановит. Никакой гной или разлагающаяся ткань не в силах противиться потоку жизни.

Лёгкое толкнулось. Сжалось, вспыхнув в груди жаром, а потом, рывком, надулось. И никакая пересадка не нужна. И не нужно ждать, пока заживут все порезы и проколы. Организм самостоятельно себя излечил — ничего удивительного, кроме сроков.

Я вдохнул полной грудью. Жжение ушло.

— Хорошо-хорошо! — вопит Дрюня. — Теперь займись своими ранами!

Тот лейкопластырь, то вещество, которым он залепил мою рану на груди, — он сдирает его. Отодрал так грубо, что я чувствую боль. И эта боль указала мне путь. Горячая кровь устремилась к рваной плоти. Казалось, что надо мной навис некто с огромной иглой и зашивает мои дыры. Кончик иглы кольнул край раны, потянулся к противоположной стороне. Новый укол — и обрывки кожи вдруг притянулись друг к другу. И так раз десять, пока я не почувствовал приятный холодок от выступивших каплей пота на груди. Кровь растекалась по телу спокойным поток, ей ничто не мешало, на её пути не было никаких преград. Каждая струйка знала тропинку к своему органу. Сердце, желудок, почки, селезёнка, лёгкие, кишки. Весь организм работал как часы. Почти как часы, но с «незначительной» поломкой.

Секундная стрелка отставала.

Я ощущал нехватку крови. Слишком много было потеряно. И как восполнить этот пробел — я понятия не имел.

Зелёные вспышки света замаячили перед глазами. Я разомкнул веки. Уродливое лицо моего друга вызвало во мне тревоги больше, чем чёрный дым над деревней. Лунные глаза блестели, открытый рот щерился гнилыми зубами.

— Ты готов к самому интересному? — безумие пропитывало каждое слово, произнесённое моим другом.

— Нет… — прохрипел я, но хрип мой был вызван усталостью, смерть больше мне не грозила.

— Я так и знал! Приступим!

Рука Дрюни резко занырнула куда-то вниз. Я хотел опустить глаза, хотел спросить, что он задумал, но было уже поздно. Я успел сделать вдох, как перед глазами нарисовался затянутый гнилистой коркой кулак, сжимающий рукоять ножа. Короткое лезвие блеснуло зелёным светом.

Дрюня издал булькающий смех, а затем сказал:

— Твоя обнажёнка смущает меня, как и моих ребят. Пора примерить парадное платье!

Дрюня резко наклонился ко мне. Его тело содрогнулось от невидимого рывка. И я ощутил, как лезвие полоснуло моё горло.

— Не сопротивляйся! — завопил мой друг. — Дай крови тебя омыть!

Я затрясся, изо всех сил сдерживая кровь в теле.

— Не сопротивляйся! Иначе я живого места на тебе не оставлю!

Дрюня вновь дёрнулся. Вспышка зелёного света. Я нервно моргнул, успев уловить еще один резкий рывок моего друга.

Запястья на обоих руках обожгло. Сдерживать кровь в теле становилось всё труднее и труднее.

Как-то мне довелось видеть истекающих кровью людей после очередной бомбардировки. Когда они умирали, нам говорили, что они «вытекли». Кровь ушла из тела. Сейчас моих ран вполне хватит, чтобы я вытек. Быстро.

Но я всё никак не вытекал.

Я не понимал, чего добивается Дрюня. Кровь по сосудам хлынула к вспоротой плоти, схватилась за края и принялась затягивать их.

— Червяк! Что ты творишь?

Как только где-то рана затягивалась — Дрюня её тут же вспарывал.

— Ты долго так не протянешь. Не сопротивляйся! Я не желаю тебе зла, поверь.

Он снова полоснул шею, запястья, вспорол плоть ниже паха, разорвав бедренную вену. Все эти порезы напоминали маленьких щенят, разбегающихся по комнате. Пока ты хватаешь одного и кладёшь его обратно в манеж, другие убегают через дырку. И так до бесконечности. Чем больше ран — тем меньше я мог уследить за ними.

— Вот! Хорошо!

Кровь потекла наружу. Странное чувство. Она уходила из тела, но связь со мной не теряла. Я продолжал чувствовать её. Чувствовать, как она растекается по коже, впитывается в поры. Застывает.

— Умница! А теперь расслабься.

Я расслабился. Закрыл глаза, прекрасно понимая, как быстро теряю кровь. Но жизнь по-прежнему в моих руках, её я не потеряю.

— Молодец. Пришло время принять ванну.

Дрюня взял меня на руки. Мы возвысились над огромной лужей крови, в которой я увидел безжизненное тело той женщины. Она валялась на спине с распоротым брюхом, из которого все кишки были выпотрошены наружу.

Я поплыл по воздуху. Где-то внизу зачавкала кровь. Я не умирал. Но и не становился сильнее. Я всё также был слаб и безобиден. Как автомат без патронов.

Когда Дрюня остановился, я смог оглядеться. Мы стояли возле горы трупов. Кровь больше не взбиралась по мужским телам до верхушки пирамиды. Всё словно замерло. Дрюня ногой откидывает в сторону болтающуюся пару рук. Вжимает выпирающую наружу голову в глубь кучи. Вминает раздувшийся живот мёртвого салаги. Он водит ногой как по траве, расчищая себе место. И в образовавшееся местечко, издалека напоминающее кожаное кресло, кладёт меня.

— Почувствуй всю кровь. Свою и чужую. Её здесь море!

Моя липкая кровь тонкими струйками оплетает мою ногу, затекает на ступни и стекает по пальцам на пол.

И вдруг БАХ!

Я словно очнулся после адской пьянки. Жуткое похмелье. Сушняк. Но я словно открываю для себя новый мир. Границы расширяются. Как будто вместо тысячи слов я