Червь-4 - Антон Лагутин

Больше нет влаги, больше нет потребностей в еде, а следовательно, пропадает потребность в избавлении организма от нежелательных нечистот, заполняющих кишки. Как точно работает мой организм — Дрюня затруднялся объяснить. Он знал как работает его тело. Моё тело только предстоит изучить. Но я уже знаю, что моя новая среда обитания — горячая кровь, заполнившая всё пространство в желудке и кишках. Я словно младенец в утробе женщины: болтаюсь тут окутанный питательной жидкостью, из которой медленно посасываю соки.

Мне комфортно. Комфортно телу Инги, несмотря на жаркий день и душный воздух. Да, кислород необходим нашему телу. Было глупо думать о том, что мне теперь и дышать не нужно. Кровь по-прежнему необходимо насыщать кислородом.

Как многого мы не знаем о нашей природе. Но базу знать обязаны. Кровь в желудке и кишках — мой запас, который я могу пустить в самый критический момент. Я это понял, когда Дрюня попросил вырастить ему меч. Этот эгоист, увидев, что я более-менее пришёл в себя, сразу же потребовал от меня «напечатать» ему меч! Мне бы послать его куда подальше, но любопытство…

Я снова ощутил себя подростком, запертым в комнате. Моё тело — загадка, которую надо досконально изучить и найти все ответы. Потрогать и пощупать каждый клочок кожи, дёрнуть за каждый сантиметр.

Я честно попробовал вырастить меч. Когда кривое лезвие вышло наполовину из моей ладони, я ощутил голод. Я бы мог отрастить лезвие любой длины, Дрюне стоило лишь назвать цифру или показать руками, но ресурс мой был ограничен. Желудок опустел, ноги стали ватными. Меня подкосил голодный обморок. Мой друг успел подхватить меня и сказал, что довольно. Он всё понял. Без кровавой подпитки я не смогу снабдить его армию современным оружием. Обломанный клинок — это всё, на что хватило моих запасов.

Необходимо подкрепиться.

По пути к куче трупов Дрюня рассказал мне, что всё то время, пока та женщина в кровавом доспехе и без ног лежала в луже крови — эта кровь не застывала, не высыхала и даже не портилась. Кровь постоянно циркулировала, проходя сквозь сосуды трупов, не давая истерзанным телам салаг начать разлагаться. Контролировала она сама этот процесс или за всё отвечала её физиология, как наше дыхание, которое мы производим непроизвольно? Могла ли она себя убить, дав крови свернуться? Хотела ли вообще она покончить с собой?

Дрюня был жесток с ней, по законам военного времени он не имел права причинять ей вреда, но это, как он выразился, «другое».

Эта женщина тормозила его победу. Она отказывалась помогать, за что и была наказана. В итоге её жизнь забрал я, и, ловя на себе укоризненный взгляд моего друга, я вынужден признать, что не имею никакого права кого-либо судить. Наконец: враг моего врага — мой друг.

Мы подошли к куче трупов. Кожа на телах успели покрыться еле заметной синевой. Застывшая багровая лужица у наших ног казалась мёртвой. Зелёный свет газа больше не отражался на зеркальной поверхности. Я присел на колено, ладонь положил на засохшую кровь. Вначале я ничего не почувствовал, словно коснулся обычной твёрдой поверхности: холодной бетонной стены или деревянного забора. Но когда я повёл рукой в сторону, ладонь вдруг окутал жар. Совсем коротким движением моя ладонь подобно напильнику смахнуло тонкий слой с отвердевшей лужи, тем самым смешав поднятую с поверхности пыль с моей кровавой бронёй.

Я почувствовал каждую клетку. Каждый лейкоцит, каждый эритроцит и каждый тромбоцит в каждой крохотной пылинке. Целая вселенная раскинулась у моих ног. Я мог назвать точное количество трупов в куче, мог назвать их группу крови. Я увидел изнутри каждого салагу.

Я увидел их болезни.

Мне стоило выставить указательный палец и коснуться поверхности лужи, чтобы снова зелёный свет мог отразиться на глянцевой поверхности. Чтобы снова впитать в себя густую кровь, со всеми её болячками, не несущими для моего организма никакой опасности. Моя кожа — фильтр. Я получу только лучший материал, оставив грязь снаружи.

Лужа быстро уменьшалась, уходя через мой организм прямиком в желудок. Когда моё тело переполняла энергия, а чувство голода сменилось сытостью, я посмотрел на пол. Не единой капли. Пол был чист. Картину портил безногий труп женщины и… маска…

Маска женщины валялась рядом. Любопытно.

Встав рядом и протянув к маске руку, я на секунду замер. Неизвестно что мог я испытать, коснись мои пальцы этого чужеродного предмета. Зелёный свет накрыл таинственный предмет с парой грубо высеченных глубоких отверстий для глаз. Тень от моего пальца завалилась в глазницу словно подмигнув мне.

Я рискнул. Запустил пальцы в глазницы и оторвал маску от пола.

Ничего не произошло.

И ничего не произошло даже тогда, когда я потёр о неё ладонь. Пыльный налёт свернувшейся крови осел на мои пальцы, а я всё равно ничего не чувствовал. Я даже позволил себе понюхать его, вдохнуть в себя. И…

И снова ничего.

Я слегка сдавил пальцы — и маска рассыпалась, медленно опадая на пол хлопьями пепла.

— Что⁉ — взревел Дрюня. — Этого не может быть!

Его рука стремительно потянулась к поясу. Голова опустилась, но я всё равно видел, как два белых шарика чуть ли не наружу лезли из орбит, вцепившись в гарду меча, напоминавшую с виду обычный обломанный сук. Я представил, как Дрюня с яростью отламывает меч от этой женщины, обрушив на её ладонь с десяток ударов ногой. Не думаю, что она отдала своё оружие добровольно. Но то, что это был именно её меч, я убедился сразу.

Дрюня выхватил меч из ножен. На первый взгляд — всё нормально. Обычный меч из крови. Но то, что случилось с маской — в каждом из нас посеяло семена сомнений. И минуты не прошло, как они взошли.

Дрюня не выдержал. Подбежав к трупу женщины, он обрушил на её грудь лезвие меча. Хватило всего одного удара, всего одной секунды, и больше нет той женщины. Больше нет меча. Лезвие с хрустом разлетелось. В воздух хлынули сотни мелких осколков, превратившихся на наших глазах во что-то похожее на обрывки истлевшей бумаги.

От удара меча безногий труп женщины разлетелся на куски, как рухнувшая на пол ледяная фигура, и сразу же все эти куски обратились в кучки пепла.

Такого Дрюня явно не ожидал.

— Дерьмо!

Его вопль пронёсся через всю пещеру, превращая облака мух в жалкие обрывки надувного шарика.

— Я не мог этого предвидеть, — сказал он, — никто не мог. Плевать! Это не помешает мне вернуть мою