Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский

Пиноккио.

— Стоят? — спросил Буратино.

— Стоят, на берег вылезти негде. Но…

— Что «но»?

— Но Томазо в море выходит как всегда. Не зря его Рыбаком кличут. Я сам не видел, но встретил в море одного знакомого. Он говорит, что Томазо на трёх баркасах сегодня рано утром по пустую косу за кефалью ходил.

— На трёх? — невесело переспросил Буратино.

— Ну да, на трёх.

— Это же сколько там у него народа? — спросил Рокко.

— Ну, не знаю, — ответил Пепе. — Скажу одно, в три баркаса шестьдесят человек влезут.

— Ну, шестьдесят человек у него нет, — сказал Буратино, — но человек двадцать с ним в море, видно, ходят.

— А может, рискнём? — предложил Чеснок. — Сядем на баркас утром, подождём их и всех перестреляем.

— Рокко, для такого Трафальгара два пулемёта потребуется, как минимум, — ответил Буратино. — У тебя есть хоть один?

Пулемёта явно у Рокко не было, и он промолчал.

— Я всё равно попробую, — сказал Джанфранко, — вдруг повезёт.

— Нет смысла рисковать, — ответил ему Буратино, — только зря сам подставишься.

— Пулемёта у меня, конечно, нету, — вдруг вспомнил Чеснок, — зато у нас есть динамит и гранаты.

— Вот это уже ближе, — сказал Буратино и улыбнулся. — Вот это уже кое-что.

И всем стало вдруг как-то спокойнее, потому что все, кроме Джанфранко, конечно, знали эту его улыбочку. А Джанфранко эту улыбочку ещё не знал, поэтому произнёс:

— Оно, конечно же, подставляться мне резону нету, токма я, всё одно, схожу. Погляжу, как оно там у него.

— Хорошо, — согласился Буратино, — только без стрельбы.

— А чего тогда же идти? — спросил Гопак.

— Иди и посмотри, как охраняются его баркасы и сколько людей его охраняет.

— Ладно, погляжу, — пообещал Джанфранко.

Он вернулся утром, мокрый от росы. И, жадно поев, начал рассказывать:

— Окна занавешены, даже свет через них не видно. Народу — толпы, ходят всю ночь с фонарями, по кустам лазят, по чужим садам тоже лазят. Жуть, не подступиться.

— А по берегу? — спросил Буратино.

— И по берегу. Один ночью ходит у лодок, но я всё-таки Рыбака видел, он в лодку садился со своими людьми. На рыбалку отплыл. Видеть-то я его видел, да вот пальнуть дюже не сподручно было, далековато, да и охрана его всё время заслоняет.

— Ну, спасибо и на том, Джанфранко, — сказал Буратино и стал думать, как быть дальше.

И думал он долго, часа два. Все остальные бандиты ходили вокруг, курили, смотрели на него. А когда Буратино надумался, он взял у Пепе гранату и внимательно стал изучать инструкцию по применению. Штука оказалась сама по себе грозной, но имела ряд недостатков. Первый недостаток: чтобы бросить её, надо подойти достаточно близко. Второй недостаток: граната — не пистолет, и она не обеспечивает стопроцентного поражения противника, даже если взорвётся совсем рядом. К сожалению, взрывная волна от гранаты насмерть не убивает, а осколки, как правило, убивают, так как их много, но не всегда. А вот динамит — это да, трёх килограммов взрывчатки хватит, чтобы поднять на воздух небольшой дом. Зато, как гранату, его бросить нельзя. Можно только подойти и подложить под жертву. Поджечь шнур и уговаривать жертву никуда не уходить.

И Буратино продолжал думать. Он бродил по берегу в задумчивости, почёсывая подбородок и глядя себе под ноги. И на все предложения поесть, или покурить, или просто посидеть отвечал что-то невнятное типа:

— Ага-ага, сейчас-сейчас.

Так продолжалось до вечера. А вечером Буратино неожиданно остановил своё движение и спросил у сидевших бандитов:

— Парни, а кто из вас умеет плавать?

— Ну, я, — казал Лука.

— И я, — сказал Рокко.

— Я имею в виду хорошо плавать, а не просто плескаться в волнах, — уточнил Буратино.

— Я умею, — сказал Пепе Альварес. — Один раз в шторм я шесть миль проплыл, когда баркас утонул, восемь часов плыл, думал, уж конец мне. Когда на берег выполз, аж голова кружилась.

— Вот тебе, Пепе, и придётся прикончить Томазо, — произнёс Буратино,

— пойдём-ка покалякаем.

— Секретничают, — с долей обиды сказал Чеснок.

— Видать, так надо, — философски заметил Гопак. — Синьор Буратино, он знает, что делать.

— Это да, — согласился Лука, — знает, уж голова у него работает, дай Бог каждому.

— Умный он шибко, — вставил даже Серджо.

А Буратино и Пепе пошли к баркасу, и на глазах у своих удивлённых дружков Пиноккио снял одежду, залез в воду и стал ходить и нырять вокруг баркаса, всё время спрашивая что-то у Альвареса. Тот ему что-то отвечал и, в конце концов, сам залез в воду, несмотря на прохладный вечер. Особое внимание пловцы уделили рулевой планке, но сидевшие на берегу этого не знали. Они только с любопытством наблюдали: что это те двое там делают возле баркаса.

Наконец, купальщики вылезли из воды и оделись. Буратино был, видимо, доволен. Он, дрожа от холода, подошёл к костру и, улыбаясь, спросил:

— Пацаны, а чего у нас сегодня пожрать?

Глава 19

Специалист со стороны

Утро следующего дня ознаменовалось появлением одноглазого Ромы.

Он был озабочен.

— Пацаны, у вас неприятности, — сказал Рома, едва поздоровавшись.

— У нас всегда неприятности, — ответил Буратино, — мы уже к этому даже привыкли.

— Пацаны, у вас, в натуре, неприятности, — продолжал Рома, — и такие, что все ваши бывшие неприятности просто досадные недоразумения.

— Что там стряслось, Рома? — спросил Рокко.

— Пацаны, по вашу душу в город приехал специалист. Иду я вчерась вечером по городу, шмаль курю, отдыхаю. И глядь, на извозчике едут двое, у меня, пацаны, глаз один, но он один вернее всех ваших. Одного из этих двух я признал сразу, он меня, кажись, тоже вспомнил, мы пересекались с ним, когда я работал на юге. Так вот, этот парень не кто иной, как Иеронимо Мацотта по кличке Чистюля. Раньше он был лучшим на юге, теперь, по слухам, он лучший в стране. Говорят, что гонорар у него полсотни за голову. Парни, это большой специалист. Я сказал об этом дону. Дону это не понравилось, дон не любит, когда сор выносят из избы и в нашу деревенскую свару зовут людей со стороны. Он вызвал к себе Бареру. Барера поклялся, что ничего не знает про Мацотту, но Барера сказал, что Томазо пойдёт на всё, чтобы решить ваш вопрос.

— Так значит, Барера уже наш? — спросил Чеснок.

— Синьор Валлоне вам уже сказал, что с Барерой вопрос решён. Не об том у вас голова болит, думайте о Мацотте.

— Ты сказал, их было двое, — сказал Буратино.

— Да, но второго я не знаю. Это большая, очень большая обезьяна. У него такие руки, что этими руками