Обратный отсчет: Тлакантский синдром - Токацин

прочность уже не та. И хвостовики с наконечниками придётся приваривать заново. На каждом «обновлении». Но хоть дробить не придётся, и то ладно.

Щупальца хранителя беспокойно задрожали. «Опять стреляют,» — тревожилась «Эданна». «Когда от острова — ничего. А когда к острову…»

— Кто стреляет? — вскинулся Гедимин, забыв, что рядом Иджес. Тот шарахнулся к стене. Станция что-то буркнула и замолчала.

— Местный дух? — понимающе спросил Эркенгер. — Ничего, Иджес. По нам стрелять — зря ракеты тратить. Хранилище-то пустое.

…Сарматы, оставив ирренций лежать в контейнере, склонились над чертежом.

— Залить меей, как есть, — и долго, и меи не напасёшься, — заметил Гедимин. — Нужно растереть в пыль. Тогда процесс пойдёт в один заход.

— В пыль… — Иджеса передёрнуло. — Закупоривать всё это надо намертво. Особенно те места, где пыль летает. Пусть валится по трубе в дробилку — и, как заполнится, перекрыть устье.

Гедимин задумчиво перебирал чертежи дробильных агрегатов. «Значит, два яруса, ещё один наклонный податчик, периодически продувать…»

Воздух у входа в лабораторию всколыхнулся.

— Свои! — крикнул Айзек, сжимая телепорт в кулаке.

— Надеюсь, медосмотры у вас регулярные, — пробормотал Эркенгер.

Айзек обошёл по кругу агрегат для разборки твэлов и одобрительно хмыкнул.

— Что, даже оболочки удалось сохранить?

— Это через двадцать лет, — отозвался Гедимин. — Через четыреста они прямо в жёлобе полопаются. Вместе с ирренцием в дробилку — и не возиться. Кто у вас там стреляет по острову? Уже воюем?

Айзек поморщился.

— Да ну, чепуха. Хотя — сто раз же просил не палить в сторону острова!.. Тут лето, все скалы в птичьих базарах, а на них слетаются хасены — а северяне их отгоняют. Вот и пальба. Птицам вообще всё до звезды, хоть обстреляйся. Привыкли уже, что ли?

— Жёваный крот! — Иджес ударил кулаком по столу. — Когда вы уже восточные острова расчистите⁈ Хасены у них слетаются…

— Расчистим когда-нибудь, — безмятежно ответил Айзек и снова сунул нос в чертежи. — Основательная дробилка…

— Сейчас топливо ещё прочное, — пояснил Гедимин. — За четыреста лет должно стать более хрупким. Но всё равно — пять-шесть по Моосу…

Айзек вздохнул.

— Что ж, подбирайте такие материалы, чтобы выдержали. Совсем-то в пыль молоть ни к чему, мея и миллиметровое зерно возьмёт…

09 июля 01 года. Земля, Северный Союз, Шпицберген, ИЭС «Эданна»

Тихо, на кончиках пальцев, Гедимин вышел из спального отсека. Уже закрывая двери, он прислушался к дыханию сарматов. Что-то встревожило Иджеса — он резко перекатился на спину и шумно выдохнул. Гедимин подождал, пока он успокоится, и беззвучно закрыл отсек.

Весь день он с Иджесом вдвоём возился с дробильным агрегатом — тот и сейчас стоял на видном месте; на верстаке у литейной станции лежали заготовки и ящички с сырьём для них. Гедимин отошёл и от дробилки, и от угла с «литейкой», и от агрегата для разборки твэлов. Найти свободный угол для опасного опыта было непросто.

«Здесь,» — Гедимин оттащил подальше контейнеры с ещё не задействованными твэлами. С пульсатором долго возиться не пришлось — только перенастроить ручной телепорт. Сармат выложил ирренциевые таблетки в пустую кювету, подумал и одну снова сунул в карман. «Если жахнет — всё не с такой силой…»

При воспоминании о последней проверке «обновляющей пульсации» заныла спина. Сармат, морщась, размотал провод подлиннее и взял со стола пульт с большой красной кнопкой. «Ну ладно, могу и в санпропускник выйти…»

В санпропускнике было пусто и тихо, пара светодиодов горела у входа. С последних испытаний безоболочника никто не заделал каналы для проводов и ниши для датчиков. Гедимин, подавив тяжёлый вздох, закрыл гермоворота. «Не привык я ставить опыты из-за угла. Хотя Айзек прав — спина так меньше страдает.»

Он нажал кнопку и замер. Датчики показывали слабые всплески излучения, усиливающийся «омикрон» — уран, «загрязнивший» топливную таблетку, вновь перерождался в ирренций. Процесс был быстрым, но не взрывным — и температура в отсеке не росла.

Когда излучение выровнялось, Гедимин отцепил провода и осторожно, прикрывая санпропускник защитным полем, выбрался в лабораторию. Никаких следов взрыва, оплавления, странных кривых на экране дозиметра, — только топливная таблетка в чуть тёплой кювете. По составу — почти как необлучённое топливо, лишь ипрона чуть больше, чем обычно…

«Zaa ateske!» — Гедимин вскинул руку в торжествующем жесте и сунул таблетку в карман. Он думал сразу вернуть их в недостроенный агрегат для переработки, но решил, что Айзеку тоже будет интересно — а вернуть никогда не поздно.

Отмываться он старался тихо (да не сильно и «запачкался») — но, когда вошёл в спальный отсек, на матрасе уже сидел хмурый Эркенгер с ампулой флония наготове.

— Не взорвалось? — прошептал он. — Даже странно.

Гедимин сердито фыркнул.

— В этом опыте ничего опасного не…

— Поэтому ты ставишь его среди ночи, даже медика не предупредив, — донеслось с соседнего матраса. — Вот бахнуло бы, — кто бы тебя оттуда вытащил⁈ Валялся бы всю ночь с перебитым хребтом…

— Я из санпропускника испытывал, — буркнул Гедимин. «Всё-таки разбудил. И, похоже, сразу, когда ещё выходил,» — промелькнуло в мозгу. «Хорошо, что никто под руку не сунулся.»

— Спасибо Айзеку, добавил тебе чуть ума, — Иджес повернулся к нему спиной и снова притворился спящим. Эркенгер тяжело вздохнул.

— Как ты вообще дожил-то до своих лет⁈

…Айзек ошалело мигнул.

— Проверил? Ночью⁈ И меня не позвал⁈

— Он даже меня не позвал, — буркнул Эркенгер.

— Из санпропускника я запускал, — процедил Гедимин. — Что в этом было опасного⁈

Трое сарматов дружно уставились в потолок.

— А работает, — в полной тишине заметил Айзек, разглядывая две топливные таблетки. — И правда, работает. Двадцать лет ждали, чтоб это проверить! Гварза, вон, даже не дожил.

20 июля 01 года. Земля,