Меч без рукояти - Элеонора Раткевич

Под утро Байхин заснул. Проснулся он, когда Хэсситай уже загасил костер и затянул потуже котомку. Закончил, одним словом, свои недолгие сборы. И что он мог собирать в дорогу, если вчера котомки и вовсе не развязывал? Байхин сонно подивился, повернулся на другой бок, а потом вскочил и судорожно схватил свои дорожные пожитки.

– Не спеши, – посоветовал Хэсситай. – Позавтракай сначала. Теперь нам до самого вечера перекусить некогда будет.

Байхин хотел было спросить, куда это они так спешат, но снова промолчал. Лучше не приставать к мастеру с расспросами – неровен час, рассердится. Если бы Хэсситай хотел сказать ему, куда он торопится, так и сказал бы. Нет, не стоит ни о чем выспрашивать. Все одно Байхин к вечеру и сам все узнает.

Солнце только-только начинало клониться к закату, а Байхин уже получил ответ на свой незаданный вопрос: вечерний ветер донес до его слуха тонкий заливистый перезвон множества колокольчиков. Старшие братья Байхина, отродясь не покидавшие дома иначе как ради поездки к королевскому двору, едва ли сразу опознали бы этот звон, издали более похожий на щебет. Но Байхин частенько неделями пропадал на охоте, не возвращаясь домой, и ему не раз доводилось бывать в окрестных деревнях. Этот щебечущий звон был ему хорошо знаком: такие колокольчики вешают под стрехой по случаю деревенского праздника, чтобы отогнать злых духов – неровен час, обзарятся они на людское веселье и учинят со злобы какую-нибудь пакость. Интересно, что за праздник такой в самом начале лета? Свадьбы обычно по осени играют, дожинки справлять тем более не время… а впрочем, ему-то что за дело? Главное, что в деревне веселятся – а значит, любой киэн, будь то фокусник, певец, акробат или жонглер, может рассчитывать на недурной заработок. Вот Хэсситай и торопился, чтобы поспеть засветло.

А Хэсситай уже не торопился. Едва заслышав праздничный перезвон, он насторожился, прислушался, потом досадливо махнул рукой и заметно сбавил шаг.

– Что случилось, мастер? – спросил Байхин.

– Недаром говорят, что дорожная глина – не тесто: сколько ни меси, а хлеба не будет, – вздохнул Хэсситай. – Не первые мы здесь сегодня – вот, слышишь?

Байхин напряг слух и не без труда уловил сквозь звон колокольчиков тихие дробные постукивания.

– Вроде кто-то на барабанчике играет? – отважился предположить он.

– Не кто-то, а мастер, – строго поправил его Хэсситай. – Настоящий мастер. Так что сидеть нам с тобой сегодня скорей всего без хлеба.

– Да ведь деревня, похоже, не из бедных, – недоумевал Байхин. – Неужели у них и на нашу долю денег не найдется?

– Деньги найдутся, – скривился Хэсситай. – А нет, так и за харчи поработать руки не отвалятся. Только не сказано, что мне сегодня придется работать. Тот, что пришел первым, может мне и не дозволить. Это его право. Обычай такой.

Байхин представил себе, как его наставник униженно вымаливает у незнакомого музыканта право заработать на кусок хлеба. От одной мысли об этом у него зубы заныли.

– Так зачем мы туда идем, раз нам все равно из пустой плошки хлебать? – взмолился Байхин. – Может, пройдем лучше стороной?

– Обычай такой, – отрезал Хэсситай. – Тот, кто пришел вторым, должен поприветствовать первого.

– Да ведь он не знает, что мы пришли вторыми! – поразился Байхин. – Он и вообще не знает, что мы пришли.

– Но я знаю, – сухо ответил Хэсситай, и Байхин мигом утратил охоту спорить.

Тот, что пришел первым, оказался худым юношей болезненного вида. Пальцы его левой руки порхали над барабанчиком, правая мерно постукивала колотушкой. Время от времени музыкант стискивал барабан своими худыми коленями, гибкое дерево слегка подавалось, и звук менялся. На левой щеке барабанщика была изображена в три краски птица, распахнувшая крылья, – мастер третьего ранга, ого!

Рядом с барабанщиком еще одна киэн – высокая крепкая девица – сосредоточенно рассматривала свою флейту. На ее лице рисунок был наведен в две краски – второй ранг, тоже не безделица. И по какому, хотелось бы знать, случаю деревня сподобилась принимать у себя столь великих искусников?

Хэсситай встал в сторонке, ожидая, когда барабанщик сделает перерыв. И лишь когда рассыпалась в воздухе и замолкла последняя дробь, он подошел к музыканту и поклонился на манер всех киэн – руки у пояса, голова почтительно склонена.

Музыкант встал, неспешно ответил на приветствие – и сразу сделался карикатурно неуклюжим: он заметно прихрамывал. Байхин в душе посочувствовал ему: тяжело, должно быть, ковылять с барабанчиком по дорогам в поисках заработка. Поневоле остановишься в первой попавшейся деревне – будь ты хоть трижды мастер третьего ранга, а от деревенской публики нос воротить не станешь. Конечно, настоящему умельцу понимающие люди и деньги платят немалые, да покуда хромой от одного ценителя до другого доберется, так и вдвое большую плату проест.

Музыкант опустился на прежнее место и вновь обрел недавнее утонченное изящество облика.

– Я опоздал сегодня, уважаемый брат, – смиренно произнес Хэсситай.

– Невелика беда, – приветливо улыбнулся хромой барабанщик. – Хоть и много на реке лодок, а места всем хватит.

Девица метнула на Хэсситая откровенно неприязненный взгляд и снова занялась своей флейтой. Байхин без труда сообразил, что хромой киэн дозволил его наставнику работать, а вот флейтистка от новоявленного соперника отнюдь не в восторге.

– Позволь спросить, уважаемый брат, – сладеньким голоском поинтересовалась девица, – каково твое ремесло и твой ранг?

Теперь уже музыкант слегка принахмурился: задать этот вопрос вновь прибывшему обычаем не возбраняется, да и сказано вроде учтиво, а на деле флейтистка без единого невежливого слова поставила под сомнение мастерство незнакомца.

– Ты об этом? – улыбнулся Хэсситай, коснувшись кончиками пальцев своей левой щеки. – У меня на родине киэн обычно не делают себе наколок.

Птица на лице флейтистки дернула крылом. Хэсситай преспокойно ушел от прямого ответа, а спрашивать повторно среди киэн не принято.

Заметив раздражение флейтистки, Хэсситай улыбнулся, достал из-за пазухи головную повязку, расшитую разноцветными шариками, расправил ее и надел.

– А, так почтенный брат – жонглер? – с явным облегчением произнесла девица. Все ее предубеждение против незнакомца куда-то волшебным образом испарилось.

– А какая разница? – шепнул на ухо Хэсситаю чуть обалдевший Байхин. – Не все ли ей равно?

Хэсситай едва заметно качнул головой.

– Потом объясню, – еле слышно произнес он и добавил вслух: – Сейчас ваша очередь или моя?

Барабанщик и флейтистка обменялись быстрыми взглядами.

– Пусть уважаемый брат поработает, а потом мы продолжим, – промолвила обладательница двухцветной птицы. – Хакуби надо отдохнуть, а у меня инструмент разладился. Нас дожидаться – только время даром терять.

Говорила она спокойно и обстоятельно, не пытаясь подольститься или подладиться, но создавалось впечатление, что она как бы искупает свою недавнюю недоброжелательность.

Хэсситай кивнул, подхватил свою котомку и направился к середине деревенской площади, туда, где топтались разгоряченные ожиданием зрители. Празднично разодетые крестьяне в беседу двоих киэн не вмешивались, но каждому хотелось, чтобы второй исполнитель тоже выказал свое умение, в чем бы оно ни заключалось. Исход переговоров между киэн стал ясен, когда музыкант кивнул, а вновь прибывший устремился к зрителям, на ходу развязывая тесемки своей дорожной сумки. Публика встретила его сдержанным гулом предвкушения.

– Посмотрим, – отрешенно произнесла флейтистка, приподымаясь на цыпочки и заглядывая издали поверх голов, – посмотрим.

Байхин не произнес ни слова, хотя по всем обычаям ученик не вправе оставить мастера без ответа, даже если это и не его наставник. Но Байхин уже почти ничего не слышал: он весь без изъятия обратился в зрение. Да, конечно, он уже видел, на что способен его мастер… но это было так давно – день или два назад… да и видел-то один-единственный разочек и не успел еще толком насладиться этим зрелищем, не успел привыкнуть… если к этому и вообще можно привыкнуть… если можно не испытывать трепета, когда пылающие факелы пляшут в воздухе… когда метко пущенные деревянные шарики соударяются с пленительно веселым звуком и отпрыгивают друг от друга, как живые…

– Вот это мастер! – восторженно выдохнул барабанщик Хакуби. – И точно, что издалека. У нас этот номер никто не работает.

– Наставник у тебя что надо! – одобрительно заметила флейтистка, обращаясь к Байхину.

Их голоса вернули Байхина с небес, где обитают крапчатые и полосатые шарики, прямо на землю, и юноша устыдился своей невежливости.

– А вы сами кто и откуда будете? – неуклюже спросил он, запоздало вспомнив, что ему как ученику давно надлежало бы выказать интерес к мастерам столь высокого ранга. А спросив, тут же пожалел, что и вовсе надумал раскрыть рот. В устах вчерашнего воина вопрос прозвучал не почтительно, как полагалось бы, а скорей высокомерно и вместе с тем конфузливо. Байхин так огорчился своей неспособности вести себя сообразно с положением ученика, что даже оторвал на миг глаза от представления.