Меч без рукояти - Элеонора Раткевич

Хэсситай врезался в схватку, как метательный нож – тяжело и страшно. Он недолго орудовал голыми руками: для такого бойца, как Хэсситай, обезоружить противника невелик труд. Но даже самый великий воин может не все. Особенно если противников слишком много.

– Беги! – невольно вырвалось из уст Хэйтана. – Спасайся!

– Заткнись! – свирепо рявкнул Хэсситай, и воздух взвыл под ударом его меча. – Я ведь и обидеться могу!

Безнадежная, заранее проигранная схватка. На узкой тропе их не могли окружить: склоны холма поросли густым колючим кустарником – прорубиться сквозь него, чтобы зайти преследуемым с тыла, у убийц не было ни времени, ни возможности. Тропу оборонять несложно… и что с того? Достаточно загнать двоих обреченных наверх, туда, где их можно обступить со всех сторон, – и исход боя не вызывает никаких сомнений. Наверх их и гнали, вынуждая пядь за пядью подыматься по склону холма. Хэсситай и Хэйтан отступали. Несколько раз они плечом к плечу пытались прорваться и даже выиграли было пару шагов, но ненадолго. Их сосредоточенно и неуклонно теснили вверх по скользкой тропинке. Даже двое великих воинов могут не все.

Внезапно сизый вечерний снег выблеснул алым и золотым сиянием. В рядах нападавших возникло некоторое подобие смятения; кто прикрыл глаза ладонью, кто отвел взгляд, кто просто сощурился… мастер с учеником успели даже отвоевать с десяток шагов, прежде чем убийцы опомнились.

– Что это? – выдохнул Хэйтан, вновь отступая.

– Дом, – не оборачиваясь, уверенно ответил Хэсситай. – Дом горит… чертовы сопляки!

Не очень понятно сказано… и все же Хэйтан понял. Мальчики которых Хэсситай перед решающим разговором где-то спрятал, не усидели в укрытии. Они вернулись. И сделали то единственное, что было в их силах. Подожгли дом, чтобы хоть на миг отвлечь внимание убийц… чтобы хоть мгновение выиграть для Хэсситая и его наставника… подожгли собственный дом, возведенный собственными руками… страшная и бесполезная жертва…

– Доберусь до них – уши оборву, – яростно пообещал Хэсситай, мерно орудуя мечом.

– Даже и не надейся, – выдохнул Хэйтан, отбив нацеленный прямо ему в лицо выпад. – Оставить их без сладкого тебе уже не удастся. Похоже, на это они и рассчитывали.

Невеселая вышла шутка – и все же Хэсситай мрачно усмехнулся в ответ. А потом, к изумлению Хэйтана, закинул голову вверх и в голос расхохотался.

Хэйтану и на миг не пришло на ум, что Хэсситай рехнулся. Не было в его смехе безумия – только горделивый в своей дерзости вызов, ярость бойца и сила… безудержная сила!

– Наверх! – крикнул Хэсситай, и Хэйтан подчинился. Нападающие ничего не поняли – они лишь заметили, что натиск начал ослабевать, и принялись теснить своих жертв к вершине холма с удвоенным упорством. Впрочем, их и винить не в чем: Хэйтан тоже ничего не понял, хоть и выполнил приказ ученика.

– Что на тебя нашло? – взмолился он, когда ревущее пламя жарко дохнуло ему в спину. Он медлил; медлили и убийцы, не зная, что предпочтут преследуемые – броситься в огонь или рвануться вниз по склону на обнаженные мечи.

Хэсситай посмотрел на толпу убийц и оскорбительно засмеялся. Хэйтан почувствовал, что его забирает за живое. Только благополучные баловни судьбы избирают смерть предметом своих шуток. Те, кто живет со смертью бок о бок в такой тесноте, что не раз говорил ей «а ну-ка подвинься», к подобному веселью не склонны. Воин не боится смерти, но и не смеется над ней: слишком уж часто он ее видел. Хэйтан не ожидал от Хэсситая столь неуместного веселья, и его покоробило. Да, Хэсситай всегда был готов смеяться над чем угодно… но неужто он настолько утратил чувство меры и пристойности?

– Опять ты за свое? – рассвирепел Хэйтан. – Нашел время! Да Боги, на землю с небес глядя, слезы проливают с горя, а ему хиханьки!

– Ты полагаешь? – ухмыльнулся Хэсситай. – А по-моему, так они просто животики со смеху надрывают.

Он метнул в толпу убийц уже ненужный ему меч, свистнул коротко и переливчато и втолкнул оцепеневшего от ужаса Хэйтана прямо в горящий дом.

Глава 11

В доме было тихо и прохладно. Ветер задувал в открытые окна и развевал языки пламени, словно шелковые занавеси.

– Сквозит, – озабоченно заметил Хэсситай. – Пожалуй, закрою я все-таки окно.

Он широким шагом пересек комнату, подошел к окну, снова громко свистнул и захлопнул ставни.

– Пить хочешь? – обернулся он к Хэйтану. – Я вот хочу. В горле пересохло.

Он потянулся, небрежно оторвал кусок огня, скомкал его и бросил в очаг.

– Присаживайся, – пригласил он. – Сейчас мальчики воды принесут, котелок вскипятят, я нам шелкоцветку заварю.

– А… они придут? – тяжело ворочая языком, осведомился Хэйтан. Дом, который горит – и все же не сгорает, превосходил его разумение… но мальчики – это нечто привычное… нечто из того мира, где нет и не может быть ничего невероятного – разве что смерть от старости…

– Придут, конечно, – ухмыльнулся Хэсситай. – Что они, дураки, что ли – вдвоем на толпу переть? Да и сигнал я им подал… не могут не прийти, – уверенно заключил он.

– А не побоятся? – Глупый вопрос… но попробуйте придумать что-нибудь поумнее в подобную минуту.

– Ого, – хмыкнул Хэсситай, – ты еще Аканэ толком не знаешь. Этот упрямец не то что огня – моей трепки не побоится.

Соломенная кровля сияла так неистово, что Хэйтан сомкнул веки. И снова взметнул ресницы, когда золотая, как солома, стена пламени расступилась, и мальчики вошли в дом. Младший нес котелок с водой, старший все еще держал на изготовку пылающий деревянный меч – по всей видимости, именно им он и воспользовался, за неимением факела.

– Дай сюда, – потребовал Хэсситай.

Мальчик замешкался, и Хэсситай отобрал у него меч. В руках Хэсситая клинок сразу же погас. Он ничуточки не обгорел. Мальчиков это отчего-то ничуть не удивило, а Хэйтан хотя и навидался больше чудес, чем за всю свою минувшую жизнь, но выпучил глаза с таким удивлением, что Хэсситай снова рассмеялся.

– Я же говорил, что это смешно, – мягко напомнил он. Хэйтан в изнеможении опустился на пол. Губы Хэсситая были плотно сомкнуты – а Хэйтану казалось, что его смех все еще звучит, перекатываясь вдали тяжелым эхом, и притом не затихает, а лишь набирает силу.

– Извольте полюбоваться, ваше величество. – Хасами почтительно протянул королю шерл.

Сакуран близоруко прищурился.

– Ты бы мне еще предложил полюбоваться, как у тебя под мышкой блохи дерутся! – недовольно протянул он. – Можно подумать, я тут что-то разглядеть способен.

Он потер виски. Хасами поежился: вопреки обыкновению, король был трезв и страдал от невыносимого похмелья. А ведь когда у короля голова болит, подданный ее может запросто лишиться. Да вдобавок у его величества наверняка все в глазах двоится… как бы не решил еще что придворный маг, предлагая ему заглянуть в маленький талисман, просто-напросто над ним потешается втихую…

– Ты что, издеваешься? – капризно просипел Сакуран.

– Разве я посмел бы, ваше величество? Вы соизволили меня неправильно понять, – торопливо добавил Хасами, видя, как исказилось лицо короля. – Я ведь не предлагаю вам заглянуть в этот камень…

Бормоча извинения, Хасами успел углядеть подходящее зеркало. Он стиснул шерл в руке и аккуратно обвел им зеркало – сначала по внешнему краю оправы, потом по внутреннему.

– Соблаговолите взглянуть, – тоном глубочайшего почтения произнес Хасами.

– Вот так бы сразу и говорил, болван! – Король болезненно поморщился, встал и неровной походкой приблизился к зеркалу. – Что это? – неприязненно поинтересовался он, тыча вытянутым пальцем в изображение.

– А это тот самый Хэсситай, сын Отимэ, и есть, – промолвил Хасами, не в силах оторвать взгляд от бушующего пламени. – Вы были правы, как всегда, ваше величество. Достаточно оказалось помиловать его, чтобы на него ополчились бывшие сотоварищи… он обречен.

Сакуран приветствовал его лесть удовлетворенным ворчанием. Хасами поджал губы. Прав-то был вовсе не Сакуран, а он сам, когда внушил пьяному королю эту затею, – и вдвойне прав, что догадался уверить его величество, что хитромудрый план зародился в его венценосной голове. Не любят короли слишком умных советников. Ну не любят, и все тут.

Сакуран облизнул губы. Лицо его сделалось почти бессмысленным от наслаждения, когда ненавистный Хэсситай и его соратник отступили в горящий дом. Дышал король хрипло и напряженно, глаза помутнели. Он даже не заметил, что Хасами стоит к нему вплотную и непристойно тянет голову поверх его плеча в жажде рассмотреть подробности гибели своего врага.

И тут поверхность зеркала содрогнулась, и из его глубины в истекающие потом лица плюнуло разъяренным хохотом.

Югита проснулся, как просыпался всегда – быстро и полностью, хотя и не понял, что же именно его разбудило. Юин сидела в изножье кровати, сжавшись в комочек. Выражение ее лица заставило Югиту привскочить с постели.