Меч без рукояти - Элеонора Раткевич

Но тут поодаль тускло выблеснул желтоватый огонек, и Байхин мигом приободрился. Придорожные шалаши, а то и землянки, выстроенные для таких, как он, заплутавших путников, чтобы было где переждать застигшую непогоду, в здешних краях дело обычное. И если только Хэсситай не дурак – а он не дурак, – то шел он никак уж не наобум и на волю случая не полагался. И про землянку эту он уж точно знал, да не просто знал – ее-то он и искал. А кроме того, сейчас в такой земляночке попросту некому быть, кроме Хэсситая. Кто же под таким дождем в лес потащится? Еще на рассвете в воздухе носилась липкая морось, поздним утром запокапывало посильней, а к полудню не только не распогодилось – дождь разгулялся вовсю. Нет, не лесник и не охотник затеплил огонь в лесном укрытии. Охотники в такую погоду по домам сидят да луки свои со стрелами поплотней укутывают, чтоб не отсырели. В землянке – Хэсситай, и никто другой.

Байхин смахнул с кончика носа водяную каплю и двинулся на огонек.

На землянку он выбрел безошибочно. В землянке действительно обретался Хэсситай. При виде Байхина он метнул на него хмурый взгляд дернул губами, но ничего не сказал.

Байхин тоже не сказал ни слова. Он мигом разделся до набедренной повязки, развесил свою одежду сушиться, а после того, ни минуты не отдыхая, принялся хозяйничать. Огонь в очаге еще Хэсситай развел, и к приходу Байхина хворост уже вовсю занялся веселым огнем. Байхин подкинул в очаг еще немного хворосту, пошарил на привесных полках, нашел там небольшой котелок, набрал в него воды и поставил на огонь – все это молча. Байхин знал, где и что искать: всю жизнь в здешних краях прожил, не раз и не два на охоту ходил. Знает, каким порядком в охотничьих землянках обиход ведется. И в этой землянке наверняка бывал. Может, сейчас в очаге хворост горит из того самого припаса, что он же и оставлял. Хэсситай здесь только путник мимохожий, а Байхин – почти что хозяин. Он бы и с закрытыми глазами нашел, где здесь соль, а где лучина на растопку.

Хэсситай искоса наблюдал, как Байхин помешивает варево, то и дело добавляя в котелок всякие разности – что-то из припаса, оставленного в землянке для путников, а что и из своего дорожного мешка. Парень то и дело вставал со своего места у очага, шлепал босыми пятками по полу, возвращался, снова усаживался, снова вставал… Хэсситай отдыхал, полусмежив веки, и не говорил ни слова. И лишь когда Байхин разлил горячую похлебку по мискам, снятым с полки, и первую миску поставил на стол перед Хэсситаем, тот не выдержал.

– Я что, по-твоему, параличный, расслабленный? – возмутился Хэсситай. – Сам не могу о себе позаботиться, если нужда припала?

– Это мое дело – о вас позаботиться, – ответствовал Байхин. – Вы ведь мой учитель.

– Кто это тебе сказал такую глупость? – ехидно поинтересовался Хэсситай.

– Я, – коротко ответил Байхин, поставил на стол свою миску с похлебкой, поклонился невозмутимо и сел.

Есть Хэсситаю не особенно и хотелось и уж тем более не хотелось принимать услуги от этого блажного воина. Но Байхин сидел за столом, чинно сложив руки на коленях, и к миске своей не прикасался, хотя вот ему бы сейчас хлебнуть горяченького не помешало: у него уже и плечи начали покрываться гусиной кожей. От похлебки так и валил жаркий пар; лицо Байхина сквозило через него – неподвижное, решительное до тупости. Хэсситай мысленно застонал, придвинул к себе миску, поднял ее и отхлебнул. Варево господину воину, надо признать, удалось на славу.

Байхин помедлил еще немного, потом взял миску обеими руками и отпил небольшой глоток.

Дождь пошумел еще недолгое время, но вскорости унялся, а под утро так и вовсе развиднелось. Однако сразу двинуться в путь не удалось – нельзя ведь просто так попользоваться припасом, да и уйти – надо что-то и оставить, и убыток восполнить. Убыль по части съестного Байхин восполнил просто: едва только небо забелело рассветом, как он выскочил из хижины и спустя небольшое время вернулся с грибами. Глядя, как он насаживает грибы на веточки, пристраивая их сушиться, Хэсситай испытал некоторый укор совести. Байхин ведь одеваться не стал, посчитав, очевидно, что не стоит одежду по мокрой траве заново мочить, и выбежал в лес как был – босой, в одной набедренной повязке. Хэсситай в утренней полудреме даже окликать его не стал: решил, что схватило у парня живот, и он вот-вот вернется в землянку. А в землянку Байхин вернулся не сразу, да вдобавок весь комарами с ног до головы покусанный.

Он думал, что я сплю, понял Хэсситай. И решил сгонять по грибы, покуда я не проснулся да не отправился в путь без него. Да, на то похоже. И глаза какие красные… да он что, всю ночь не спал, караулил?

Хэсситай сердито стиснул губы и молча выругался. В конце концов, Байхин – воин, а не невеста на выданье. Подумаешь комары покусали. Комары ведь, а не волки. Ничего господину воину не сделается. А вперед ему наука – как с комедиантами по дорогам шастать. Может, так он скорей опомнится.

Однако против воли Хэсситай окликнул Байхина.

– Не бойся, не уйду, – произнес он и сразу же пожалел о своих словах – так просиял Байхин.

Хэсситаю сразу же захотелось сбежать куда подальше, однако ничего не поделаешь – слово дал. Если бы Байхин хоть раз недоверчиво оглянулся в его сторону, когда они вдвоем собирали хворост взамен того, что спалили вчера! Тогда бы Хэсситай почел себя вправе оскорбиться его недоверием и уйти куда глаза глядят. Однако Байхин собирал вязанку, голову не подымая, да еще и напевал за работой. Слову Хэсситая он доверился безоговорочно и в нерушимости его убежден был свято. А чтоб ему пусто было!

Пока собирали хворост, пока сушили – иначе нельзя: после такого дождя валежник весь мокрый насквозь… словом, гостеприимную землянку Хэсситай покинул далеко за полдень. Байхин шел следом, беззаботно закинув за спину свой дорожный мешок. Он и на мешок Хэсситая покушался было, но тот не дозволил. Он заявил, что бродячий комедиант не несет свои пожитки сам в одном только случае: если его мертвого хоронить несут. Обычай такой. А если Байхину этот или какой другой обычай не нравится, пусть сразу так прямо и скажет. Увы, и этот обычай, и все другие, пусть еще и неведомые, Байхину понравились, так что распрощаться с ним и на сей раз не удалось.

После полудня и вовсе распогодилось. Земля быстро подсыхала после недавнего дождя. Хэсситай шел легким машистым шагом, не останавливаясь и не сбавляя ходу. Байхину волей-неволей приходилось поспевать за ним: он не смел попросить о передышке, уже и то почитая за счастье, что его не гонят прочь. Когда начало смеркаться, Хэсситай был бодр и свеж. Байхин поглядывал на него с невольным ужасом: судя по виду, наставник мог бы запросто отмахать без отдыха еще один дневной переход. Но то ли вид был обманчив, то ли Хэсситай все же порешил сжалиться над изнемогающим спутником, но он скинул с плеча дорожную котомку. Байхин хоть и валился с ног, но понебрежничать себе не позволил. Покуда Хэсситай разжигал небольшой бездымный костерок, он натаскал целую кучу валежника и накопал сладких клубней лисьего хлеба, зеленовато-белых и блестящих, словно дорогой фарфор. Хэсситай наблюдал за его хлопотами, чуть приподняв брови, но не проронил ни слова. Когда изнемогающий Байхин едва не обварил себе ногу кипятком, Хэсситай встал, отобрал у него котелок, сам сварил похлебку из трав и запек клубни в золе – все это по-прежнему без единого слова, – разломил горячий лисий хлеб и положил перед Байхином на листья лопуха его долю.

Поужинав с аппетитом, Хэсситай растянулся возле костра и в самом скором времени заснул. Байхин попытался последовать его примеру, но не тут-то было. После целодневной ходьбы по солнцепеку его лихорадило. А когда Байхину при помощи дыхательных упражнений удалось отогнать жар и избавиться от мучительной ломоты во всем теле, оказалось, что и сон куда-то сбежал. Байхину и раньше случалось уставать до бессонницы, до бредовой ясности, которой крайняя усталость мстит не в меру деятельному телу… но это было очень, очень давно. Странно все же – и с чего это он так уморился? Ведь ему не раз доводилось совершать куда более мучительные переходы. Потомственный воин, как-никак… а на поверку бродячий фокусник господина воина загонял, как новичка первоучебного.

Байхин лежал навзничь и смотрел вверх, туда, где на лунных лугах паслись толстенькие упитанные звезды с лоснящейся шкуркой. Они задумчиво жевали темноту, шумно вздыхали, фыркали и вновь принимались за еду, мерно передвигаясь вдоль пастбища.

Под утро Байхин заснул. Проснулся он, когда Хэсситай уже загасил костер и затянул потуже котомку. Закончил, одним словом, свои недолгие сборы. И что он мог собирать в дорогу, если вчера котомки и вовсе не развязывал? Байхин сонно подивился, повернулся на другой бок, а потом вскочил и судорожно схватил свои дорожные пожитки.

– Не спеши, – посоветовал Хэсситай. – Позавтракай сначала. Теперь нам до самого вечера перекусить некогда будет.