Поиск дорог (СИ) - Букия Оксана

Дом стоял немного на отшибе, у самой опушки светлой лиственной рощи, рядом с небольшим пригорком. Добротный, прочный, с хорошо подогнанными бревнами. Все было просто, строго, сдержанно, но в то же время продуманно. Видно было, что прежний хозяин не любил утруждать себя излишествами, но и не чурался комфорта.

Дим обошел дом. Его взгляд упал на стену, на которой было развешено оружие. Большая коллекция всевозможных ножей. Все клинки были заточены, вычищены, хотя и не были новыми. У некоторых рукояти были затерты сильнее, некоторые выглядели новее. Было видно, что бывший хозяин любил оружие и явно умел им пользоваться.

Чуть дальше от ножей висели несколько арбалетов и луков. На первые Димостэнис лишь бросил мимолетный взгляд, отмечая комплектацию и сборку. Его внимание привлекли луки, отличной работы, сделанные из двух пород древесины, гибкие, упругие, дающие хорошую дальность и точность стрельбы.

— Он умел пользоваться оружием, — произнесла Элени, до этого времени молчавшая. Давая ему время, чтобы он смог оглядеться.

— Я это понял, — Дим отошел от стены. — У него есть семья? Дом не заброшен.

— Здесь никто не живет. У него здесь была избранница, но у нее ребенок и она осталась в своем доме.

Вечером, когда только-только начало смеркаться в центре деревни на основной площади стали собираться люди, в основном молодые, расставили факелы по окружности, везде слышались веселые голоса, бренчание лиры, не очень умелое, но судя по смеху, который звонко разносился по притихшей деревне, было весело. Более старшие жители поселения обходили круг стороной, направляясь в дом совещаний.

Димостэнис прошел мимо. Он был не готов к общению и к тому, чтобы решать чужие проблемы.

Утром, как обычно, когда Талла еще не взошла на небосклон, Дим вышел из своего нового дома. Воздух был пропитан силой, и он с наслаждением вдохнул его полной грудью

Димостэнис подошел к бочке с водой. Помня о печальном опыте прошлой ночи, после расставания с сестрой, он успел ознакомиться с окрестностями. Нашел едва приметную тропинку, ведущую в пролесок, а там наискосок вышел к реке, чуть в стороне от деревни, где течение было более сильное и вода довольно холодной даже в жаркий минор хэлла. Он натаскал себе большую бадью, которую нашел на улице рядом с домом, и видимо, предназначенную именно для этих целей. Поэтому сейчас вылив на себя несколько ведер прохладной воды, приступил к утренней разминке.

Как обычно упражнения, чтобы размять мышцы и подготовить тело к работе с энергиями, затем упражнения с энергопотоками, пока они еще так явственно прорезают мир и их можно использовать по своему желанию.

Не останавливаясь, не прерываясь Димостэнис чередовал упражнения для тела с формулами, плетениями, которые он знал, которые придумывал сам для защиты, для нападения, для усиления щитов. Потом пришло время оружия. Он заранее приготовил ножи из богатого арсенала их бывшего владельца, решив, что раз они столько времени висят никому не нужные, он может ими воспользоваться. Упражнения на меткость, полагаясь лишь на свое тело, твердость руки, зоркость глаз без применения сил стихий.

Когда кровь уже громыхающим потоком стучала в висках, мышцы горели от нагрузки, а сердце безудержно колотилось о грудную клетку и серебро плотным контуром лежало на его коже, он сел на землю, всем своим телом ощущая мощные потоки, идущие из недр. Воздух охлаждающим покрывалом окутал с ног до головы, свежесть реки порхнула в лицо мягкими приветственными поглаживаниями. Одаренный, не открывая глаз, всем своим существом потянулся к нескольким факелам, которые он выставил во дворе. Энергия огня взметнулась ввысь, дополняя содружество стихий.

Это было главное чего он желал добиться. Уметь управлять своим основным даром. С тех пор, как Дим познал его по-настоящему, он старался как можно реже рвать полотно мира на нити. Он научился закутываться в него, как в дружеские объятия и ощущать себя еще одной его частью.

Серебряный слушал мир и больше не противопоставлял себя ему. Он прикасался к душе мироздания, сливался с ним, чувствовал себя одним целым и это больше не пугало его, не вызвало отторжения и не приносило боли, как в первые дни, когда он познавал себя. Ему нравилось, что не надо копить в себе энергии или закрываться щитами, он сам был частью всего этого и мог безраздельно пользоваться всем, чем одарил его мир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако и это было не все, он знал, что это не предел. Димостэнис хотел научиться погружаться на полную мощь своего необычного дара, не терять себя в стихиях, не нуждаться в том, чтобы его вытаскивал проводник. Каждый раз, приступая к единению, он уходил чуть глубже, чуть дальше, чуть сильнее связывал себя, каждый раз ощущая свои новые возможности и радуясь тому, что он может прикоснуться к этому могуществу.

Дим почувствовал сгусток энергии недалеко от себя. Открыл глаза, не разрывая контакта, оценивая обстановку. Недалеко от него стояла Бренна.

— Привет, — произнесла она. — Я помешала?

Он равнодушно пожал плечами.

— Мне сказали, что это уединенное место.

Девушку не смутила его реакция. Она все так же не сводила с него глаз.

— Я догадывалась, что Элени не из простой семьи. И все же вряд ли могла предположить такое.

Как же хотелось снова закрыть глаза и вернуться в состояние расслабленной неги, в котором он пребывал до ее появления.

— Ты тоже девица не промах, — нарочито грубо ответил он, — тебя с ног сбились искать. И твой Дом, и Дом твоего избранника, даже его величество не остался равнодушным.

Бренна фыркнула.

— О, да! Он не был равнодушен. Предложил мне свое покровительство и то, что меня больше никто не будет доставать в обмен на более близкое знакомство.

— Насколько я знаю, девицы с радостью соглашались на подобные предложения.

— Считай, что знаешь, как минимум первую, кто рад не был.

— Какая печаль, что меня увлечения его величества больше не интересуют, а то я предложил бы тебе еще задержаться.

— Прежний хозяин был более вежлив, — девушка вернулась на дорожку, по которой пришла.

— Жаль, что его здесь больше нет.

Бренна порывисто обернулась, видимо, хотела сказать ему что-то резкое. Ее глаза были такими беззащитными и очень несчастными.

— Ты даже не представляешь, как мне жаль.

Дим подождал, когда она скроется за поворотом, и продолжил свое занятие. Ему не нужны чужие проблемы.

Он шел вдоль реки, как и все предыдущие дни, изучая деревню и стараясь понять, что можно сделать, чтобы улучшить здешний быт. Чуть вниз по течению он увидел группу людей, увлеченно общающихся друг с другом. В центре стоял Энтони. Дим поморщился. Тогда при сестре он сдержался. Сейчас же подошел ближе, чтобы понять, действительно ли все так плохо.

Его заметили, поздоровались. Димостэнис любезно поинтересовался их проблемами. Художник не отреагировал. Лишь чуть сузил глаза и слегка напрягся. Дим бросил взгляд на чертежи.

— Знаете, в некоторых селениях я видел такие забавные сооружения. Мельницы называются. С помощью них еще и муку можно молоть, — произнес он, обращаясь ко всем, но глядя на Энтони. — Мне говорили, что ты талантливый архитектор.

Он видел, как заиграли желваки на лице художника

— Была у нас мельница, — ответил один из парней, — давно уже. Старенькая была, да камни истерлись. Потом ее ветер сломал. Мельницу поставить не проблема, проблема камни эти найти. Сейчас же муку молят с помощью устройств, — он почесал макушку, пытаясь вспомнить их название, — ну те, которые работают от энергии стихий. Но это не по нам. Если же колесико это поставим, хоть землю поливать нормально сможем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты может, тоже что подскажешь, раз ведающий такой, — послышался еще один голос. — А то мы тут никак решить не можем.

Дим остался, но общения не получалось. Люди настороженно смотрели на него, и иногда ему казалось, что они вообще разговаривают на разных языках. То ли тому виной было, что он не здешний, и его никто еще не воспринимал, то ли Энтони, который обращался к нему не иначе, как «благородный», а он не мог сдержаться и в ответ называл его «смертный». К тому же жутко раздражала вся эта ситуация: он не привык доказывать свою правоту и что если он что-то говорил, то его обычно слушали. В деревне же люди не принимали подобного и его резкие суждения приходились не по вкусу.