Обратная сила. Том 3. 1983–1997 - Александра Маринина

– А Алла? – вдруг спохватилась Вера Леонидовна. – Она же актриса, у нее должна быть масса знакомств в театральных кругах. Вдруг кто-то едет на гастроли?

– Ой, Алла теперь деньги зарабатывает, «челночит», мотается по липовым приглашениям в Польшу и в Чехословакию, туда возит бытовую технику и электроприборы, оттуда – шмотки. Хотя… – Орлова призадумалась и кивнула: – Ты права, надо с Аллой поговорить. И вообще, надо говорить со всеми, с кем только можно. Никогда не знаешь, за каким поворотом удача улыбнется. Как говорится: стучите во все двери, и где-нибудь вам обязательно откроют.

Энтузиазм и оптимизм Людмилы Анатольевны оказался заразителен, и когда поезд подошел к перрону Ленинградского вокзала в Москве, Вера чувствовала себя преисполненной надежд. Они с Люсенькой все устроят, организуют, найдут нужные связи, со всеми договорятся, и ответ из израильской клиники будет просто замечательным: у Лисика нет ни болезни Гоше, ни лейкемии, и вообще ничего серьезного.

* * *

Алла Горлицына махнула рукой на сценическую карьеру: трудно в сорок восемь лет рассчитывать на то, что тебя наконец «заметят». Сын Миша – отрезанный ломоть, вместе с друзьями по спортивной секции занимается неизвестно чем, называя это «частной охранной деятельностью». Алла подозревала, что парень и его дружки промышляют рэкетом, но сделать со взрослым сыном ничего не могла. В их квартире в Печатниках он появлялся редко, хотя звонил достаточно регулярно, ночевал то у приятелей, то у подружек, иногда приносил матери деньги, иногда – но намного реже – просил взаймы. Заметных ролей в театре Алле по-прежнему не давали, сниматься в кино не приглашали, личная жизнь складывалась бестолково и все менее активно – яркая внешность с годами стала тускнеть и будто бы ветшать и грубеть.

Принимая решение «податься в бизнес», она первым делом приехала посоветоваться к Орловым, которые по-прежнему оставались для нее самыми близкими друзьями. Александр Иванович был категорически против и тут же начал перечислять Алле все возможные неприятности, в которые можно вляпаться, занимаясь челночным бизнесом. Людмила Анатольевна, напротив, поддержала ее.

– Ну что ты сразу пугаешь, Санечка, – сказала она с упреком. – Пусть Алла попробует. Разве лучше просиживать штаны в театре, где она никому не нужна? Давай смотреть правде в глаза: Алла не молодеет, рассчитывать на внезапный карьерный рост у нее нет оснований, на Мишу надежды никакой. Ей нужно создать себе хотя бы минимальный плацдарм для будущей жизни, денег заработать. Тысячи людей челночат – и ничего с ними не случается. Пусть Алла воспользуется возможностью, пока эта возможность есть. А то ведь, не ровен час, завтра все это запретят, потом будет локти кусать.

Александр Иванович мнения своего не изменил, но поскольку Алла заручилась поддержкой Люсеньки и поступила так, как считала нужным, очень просил сообщать ему каждый раз об отъезде за границу и о возвращении. Он места себе не находил, пока не получал звонка от Аллы: «Я дома».

Теперь она виделась с Орловыми намного реже, но перезванивались они регулярно, и у Аллы Горлицыной теплело на душе при мысли о том, что кому-то на этом свете не безразлична ее судьба и кто-то за нее волнуется и переживает. Конечно, жаль, что этим «кем-то» был не сын, и обидно, что не муж. Но так уж сложилась ее жизнь, что ж тут поделать… Зато бизнес хоть и хлопотный, и порой небезопасный, но прибыльный: за одну поездку можно, если повезет, заработать полторы-две тысячи рублей.

Когда позвонила Люсенька Орлова с вопросом, нет ли среди ее знакомых кого-то, кто в ближайшее время собирается выезжать в Израиль, Алла сперва растерялась, но быстро сообразила, у кого можно спросить. У Миши! Ведь за границу постоянно выезжают не только артисты, но и спортсмены, а в спортивных кругах у сына множество знакомых.

– В Израиль? – недоверчиво переспросил Миша, который буквально на следующий день после разговора Аллы с Людмилой Анатольевной зашел к матери. – Это зачем?

– У Орловых внучка болеет, они уже нашли клинику в Израиле, договорились, чтобы сделали анализы, но нужно отправить туда образцы крови. Почтой же не пошлешь, только из рук в руки можно, это специальный контейнер, небольшой. Сынок, надо помочь, пожалуйста.

Миша задумчиво пожевал губами, полуопустив веки над выпуклыми яркими, как у матери, глазами.

– Ишь как… Это Борькина дочка, что ли, болеет? Да-а, дела-а… Я спрошу у пацанов, может, кто-то на соревнования едет.

Подумал немного и повторил:

– Спрошу. Дядя Саша хороший мужик, я помню, как он меня в секцию отдал. И вообще много со мной возился. И Борька правильный, конкретный такой. Попробуем порешать проблемку, – деловито пообещал он.

Прошло еще несколько дней, и Миша позвонил матери:

– Через неделю пацаны на соревнования по дзюдо едут. Годится? Если да, то начнем обрабатывать народ, чтоб взяли передачку. Денег дать придется, сама понимаешь, за спасибо никто вязаться не будет.

– Конечно, – торопливо согласилась Алла. – Орловы заплатят, сколько нужно, даже не сомневайся.

А про себя подумала: «Да я и сама могу заплатить». Она рада была оказаться полезной и помочь Саше и Люсе, которые столько лет поддерживали ее в самые трудные минуты. О том, что у Люси был роман с Андреем, почему-то вспоминалось без злости и без ревности. О бывшем муже Алла думала с презрением, а о Люсеньке – с неизменным сочувствием и уважением. Она искренне переживала, когда Люся ушла от Саши, и так же искренне радовалась, когда она вернулась. Орловы – добрые, умные и честные люди, а Андрей – обычный полубогемный кобель, которого она столько лет любила и которому все прощала. Теперь уже не любит. Теперь ей все равно.

Когда-то Люся сказала ей:

– Мне стыдно за то, что я увлеклась твоим мужем.

– Перед кем стыдно? – спросила тогда Алла. – Передо мной или перед Сашей?

– Перед собой.

В тот раз Алла подругу не поняла. И только спустя какое-то время после развода осознала смысл сказанного. Нет, ей не было стыдно за свою многолетнюю любовь к Андрею. Но ей было странно и как-то непонятно: неужели она всерьез полагала, что не сможет дышать и умрет, если этот человек оставит ее? Ей тоже было стыдно, но не за любовь, а за то, что сделала смыслом и сутью своей жизни мужчину, который изменял ей направо и налево. «Не делайте из любви культа», – насмешливо говорила сама себе Алла Горлицына, перефразируя известную цитату. Любить – хорошо. А делать культ из своей любви – неправильно.

* * *

В организацию диагностики в израильской клинике было вовлечено множество людей как в Москве, так и в Тель-Авиве. Часть из них помогала Орловым просто из дружеского расположения, другую же часть следовало «отблагодарить» деньгами, подарками или услугами. Людмила Анатольевна не была мастером конспирации, и, наблюдая за ней, Александр Иванович довольно быстро понял, что от него что-то скрывают. Он долго боролся с желанием задать жене прямые вопросы, каждый раз останавливая себя: разве он может требовать ответов, если сам столько лет обманывал ее? Если он, Александр Орлов, признает за собой право иметь свои секреты, то обязан предоставить точно такое же право Люсеньке.

Далеко не сразу сообразил Орлов, что если ему чего-то не говорят, то не потому, что тайна постыдна, а исключительно потому, что берегут его сердце и не хотят волновать. Если это действительно так, то лучше все узнать, а не мучиться неизвестностью.

– Милая, что происходит? – спросил он Людмилу Анатольевну. – Вся эта суета, бесконечные телефонные переговоры, твои отлучки… Ты нервничаешь, Верочка на себя не похожа, Борька какой-то дерганый. Я понимаю, что это из-за Лисика, но что конкретно? Если ты не ответишь мне сейчас, я начну думать бог знает что, волноваться, подозревать самое плохое.

Жена вымученно улыбнулась, и сердце Орлова болезненно екнуло.

– Не надо заранее подозревать самое плохое, еще ничего не известно. И очень вероятно, что все обойдется. Мы с Верочкой подумали, что нужно все-таки постараться выяснить, почему Лисик такая слабенькая и часто болеет, а наша медицина – сам знаешь, на доисторическом уровне. Мы нашли хорошую педиатрическую клинику в Израиле и отправили туда кровь Лисика, через несколько дней нам обещали дать ответ. Вот и все.

– Почему вы мне ничего не сказали?

– Чтобы ты понапрасну не волновался. Никто не хочет, чтобы у тебя был еще один инфаркт.

– Дался вам этот инфаркт! – взорвался Орлов. – Семь лет прошло, а вы со мной нянчитесь, как с младенцем! Я здоров как бык, на мне пахать можно, а вы развели тут тайны мадридского двора! Что значит «ничего еще не известно»? Что значит «все обойдется»? Что должно стать известным и что должно обойтись? Вы возили ребенка в Ленинград на консультацию к известным докторам и потом сказали мне, что врачи не нашли никаких серьезных причин для такой болезненности. Вы меня обманули? Вам сказали что-то другое? Почему нужно посылать анализы в Израиль? Если ты мне немедленно не ответишь, то тебе обеспечен тот самый мой второй инфаркт, которого ты так боишься.