Ученик архитектора - Элиф Шафак

Гость достал из кошелька серебряную монету, но цыган лишь пренебрежительно пожал плечами и поинтересовался:

– Это все, что ты можешь мне предложить?

Тогда Джахан решил зайти с другой стороны.

– Этот слон принадлежит султану, – сказал он. – Если вы откажетесь мне помочь, султан будет крайне недоволен.

– Говоришь, слон принадлежит султану?

Джахан закивал, радуясь тому, что отыскал веский довод.

– Презренный лгун!

Разъяренный Балабан швырнул подушку, которая угодила прямехонько в изображенного на картине жертвенного агнца и, отскочив от стены, упала у ног цыгана.

– Значит, это султан дал тебе стертую серебряную монету? Хороша же его щедрость!

– Клянусь, слон принадлежит султану, – упрямо повторил Джахан. – Главный придворный архитектор использует Чоту на строительных работах.

Повисло молчание, которое, казалось, длилось вечно. Балабан обменялся со своими товарищами быстрыми взглядами, значение которых осталось для Джахана тайной, и произнес:

– Наша Гульбахар прекрасна, как цветок лотоса. Если ты хочешь, чтобы она стала супругой твоего слона, эту честь надо заслужить.

– И что же мой слон для этого должен сделать? – настороженно осведомился Джахан.

– Слон – ничего. А вот тебе придется потрудиться!

– Мне? – дрогнувшим голосом переспросил погонщик, изо всех сил пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение.

Тут появилась женщина, прежде кормившая грудью близнецов. Она несла поднос с напитками, сушеными фруктами и пахлавой.

– Прежде всего поешь. Человек, разделивший со мной хлеб, не может быть моим врагом, – изрек Балабан.

Поколебавшись несколько мгновений, Джахан отправил в рот кусочек пахлавы, которая оказалась на удивление вкусной.

– Теперь самое время выпить. Без этого не начинается ни одно стоящее дело.

Все цыгане взяли с подноса пиалы, наполненные какой-то мутной жидкостью, и осушили их в несколько глотков. Джахан последовал примеру хозяев, а затем так же, как они, со стуком опустил свою пиалу на деревянный стол и вытер рот тыльной стороной ладони. Едкое зелье обожгло ему внутренности, но через несколько мгновений он понял, что это приятное тепло. Выпив и утолив голод, цыгане во всех подробностях рассказали, что ему предстоит свершить. При этом они хихикали, точно дети, предвкушающие редкостную потеху.

– Тебе решать, – произнес напоследок Балабан. – Или делай то, что мы сказали, или уходи.

Не известно, что было главной причиной, заставившей Джахана дать согласие: любовь к Чоте, упрямство или же винные пары. Так или иначе, он кивнул и сказал:

– Хорошо, пусть будет по-вашему.

Мужчины вышли из шатра, оставив Джахана в обществе женщин. Те, нимало не стесняясь, помогли ему раздеться и облачиться в костюм танцора – ярко-красные шаровары и короткую вышитую куртку, даже не прикрывавшую живот. Лицо юноши напудрили белой, пахнущей рисом пудрой, глаза подвели сурьмой, щеки и губы подкрасили тертой свеклой, а ладони – хной. В довершение всего Джахана обрызгали розовой водой и привязали ему на макушку конский хвост.

Балабан и другие мужчины вернулись в сопровождении музыкантов, которым долго не удавалось ничего сыграть, ибо их душил смех. Некоторое время они пытались сдержаться, перебирая струны и дуя в дудки, но потом все-таки дали волю хохоту, к которому присоединились все остальные. Наконец музыка зазвучала, и Джахан принялся танцевать, если только его неуклюжие движения можно было назвать танцем. Цыгане смотрели на него, попивая свое зелье и хихикая от удовольствия. Когда один из них со скабрезной улыбкой попытался обнять юношу, Балабан огрел его по голове деревянной ложкой и рявкнул:

– Руки прочь!

Джахан, убедившись, что Балабан строго блюдет условия сделки, воспрянул духом. Танец его стал более живым и непринужденным. Несколько часов спустя он вышел из шатра в своей прежней одежде, но все еще с окрашенными хной ладонями и подведенными сурьмой глазами. Возница с повозкой не дождались его, но Джахана это ничуть не беспокоило. Он знал, что идти пешком не придется, ведь в его распоряжении была слониха.

* * *

Четыре дня спустя Джахан вернул Гульбахар в табор. К тому времени цыгане успели перебраться на новое место, так что отыскать их оказалось непросто. Когда погонщик поравнялся с пестрыми шатрами, старая цыганка, попавшаяся ему навстречу, приветствовала гостя с насмешливой ухмылкой, которую Джахан предпочел не заметить.

– Танцор вернулся! – закричал какой-то мальчишка.

За спиной Джахана раздался приглушенный смех. Обернувшись, он увидел Балабана.

– Прими мои поздравления! – сказал цыган. – Твой слон наконец стал мужчиной.

– Благодаря Гульбахар Чота стал самым счастливым слоном в мире, – застенчиво улыбнулся Джахан. И добавил, осененный внезапной мыслью: – Вы снова пришли мне на помощь, эфенди. Уже во второй раз.

* * *

Каждую среду учитель Синан собирал учеников у себя дома и поручал им составить проект какого-нибудь сооружения – акведука, медресе, бани или бедестена – крытого рынка. Юноши относились к подобным поручениям с предельной серьезностью, сознавая, что им предоставляется прекрасная возможность блеснуть талантом и доказать свое превосходство над соперниками. Иногда задание было совсем простым: например, начертить маленький домик, в котором имелась всего одна комната. Иногда, напротив, ученикам предлагались весьма головоломные задачи: как уменьшить количество колонн таким образом, чтобы это не отразилось на устойчивости и надежности здания; как избежать трещин в известковом растворе, которым скрепляются камни; каким образом сконструировать купол, чтобы при небольшой высоте он смотрелся величественно. Предполагалось, что задания ученики будут выполнять поодиночке, не делясь друг с другом своими соображениями и находками.

– Строительство – дело, которое выполняют сообща, – часто повторял Синан. – Ученичество – занятие, которому предаются в одиночестве.

– Учитель, почему вы запрещаете нам показывать друг другу свои чертежи и рисунки? – спросил как-то Джахан.

– Потому что вы станете их сравнивать. И если кто-то из вас возомнит, что он лучше остальных, душу его отравит яд гордыни. А если же кто-то, напротив, решит, что он хуже остальных, душу его отравит яд зависти. В любом случае, результат будет плачевным.

Как-то вечером, когда ученики трудились над очередным заданием – на сей раз то был проект монастыря для дервишей, – в комнату вошел слуга и сообщил, что учитель зовет всех в библиотеку. Молодые люди немедленно отложили карандаши и, замирая от любопытства, поднялись по лестнице на второй этаж. Учитель ждал их, сидя за столом, на котором лежали развернутые древние манускрипты. В самом центре комнаты на столике стоял деревянный макет.

– Подойдите поближе, – распорядился Синан.

Ученики, охваченные внезапной робостью, обступили макет со всех сторон.

– Вам известно, что это за здание?

Давуд, сдвинув брови, внимательно оглядел макет и предположил:

– Судя по всему, это храм неверных.

– Очень красивый купол, – заметил Никола.

– А где он находится? – спросил Джахан.

– В Риме, – ответил учитель и махнул рукой в сторону окна, словно Рим располагался именно там.

Он сообщил, что здание это называется базиликой Сан-Пьетро, или собором Святого Петра. Оно еще не достроено, но когда будет завершено, то станет самым величественным храмом христианского мира. Собор возводится на месте старой базилики, пояснил Синан. Над его проектом прежде работали несколько архитекторов: одни предлагали снести базилику с лица земли и начать строительство заново, другие считали, что ее следует перестроить. Архитектор Антонио да Сангалло, сторонник последней точки зрения, был отстранен от работы. По распоряжению папы римского возведение храма было поручено Микеланджело. Услышав имя, которое упоминал книготорговец, Джахан навострил уши.

Микеланджело уже не молод и обладает немалым опытом, продолжал Синан. Он стоял перед выбором: отбросить все созданные его предшественниками проекты или же использовать их. В решении, которое принял итальянский зодчий, проявились не только его талант, но и определенные свойства характера.

Волнение, которое испытывал Синан, рассказывая все это, передалось его ученикам. Они внимали ему затаив дыхание, но все же про себя недоумевали: к чему клонит учитель?

Словно прочтя этот вопрос в их глазах, Синан произнес:

– Я хочу, чтобы вы увидели собор Сан-Пьетро. Хочу, чтобы вы изучили его самым тщательным образом и сравнили с теми храмами, которые нам доводилось возводить здесь. Если вы хотите преуспеть в своем искусстве, то должны быть знакомы со свершениями, которые достигли на этом поприще другие мастера.

Молодым людям потребовалось некоторое время, чтобы постичь смысл его слов.