О чём молчали города. Мистические истории - Наталья Костина

полу. Силуэт всё ещё белел неподалёку. Ковалевский из последних сил бросился туда. Израненными, липкими от загустевшей крови руками он разрывал ткань, пытаясь освободить того, кто находился в мерзком коконе.

– Машенька, я сейчас, сейчас…

Внутри ничего не было, просто ветошь, обмотанная саваном.

Женечка

Ковалевский с Рамзэ брели по опушке к дому Коровиных. Семейство переехало сюда летом. Могир настаивал, что Ковалевскому необходимо удостовериться: Маша жива.

– Послушайте, может, закончим уже этот глупый розыгрыш. Я не понимаю, для чего Ордену испытывать мои чувства, тем более таким абсурдным способом. Я поддался искушению, вы устроили маскарад… давайте забудем, – Андрей нервно ускорил шаг.

После случившегося он утратил доверие к Рамзэ, общался вынужденно, неохотно. Француз своим присутствием постоянно напоминал о глупом решении, о предательстве ложи. Ковалевский понял: он не равный, его гнусно используют, манипулируют им.

– Я же уже не раз объяснял вам, Андрей, Мастер никогда не лжёт. Ритуал был проведён успешно, и вы сейчас сами в этом убедитесь.

Они подошли к ограде.

– А теперь взгляните. Вот она.

Андрей посмотрел в глубь сада. Под раскидистой яблоней играла девочка лет десяти.

– Что всё это значит?

– Посмотрите внимательно: это Мария. Или то, что мы успели спасти после стольких лет небытия. Дух не может вернуться во плоти. Ему нужен сосуд. Неужели вы думали, что перед вами предстанет та, прежняя возлюбленная? Может, ещё и повзрослевшая вместе с вами? Тело давно сгнило в земле. Вы же должны понимать. Единственный выход призвать душу – найти подходящую оболочку. Девочка родилась в день и час смерти вашей невесты – подобные обстоятельства иногда неведомым образом связывают людей. Но душа не может вернуться к пышущему здоровьем ребёнку, воспоминания не могут занять чужой пытливый ум. Когда мы узнали, что Женя при смерти, немедленно отправили вам письмо. Повезло, сошлись звёзды, шансы были минимальны.

Иглы вонзились в лицо Андрея, он задохнулся, закашлялся. Нестерпимое желание закончить абсурдные рассуждения отозвались во всём теле: кулаки сжались. Обман, издевательства – всё зашло слишком далеко. Довольное лицо Рамзэ превратилось в омерзительное бледное пятно. И Андрей ударил. Полетели красные брызги.

Как будто из-под воды до него донеслись слова «Ребёнок же увидит…». Ребёнок… Кровь…

– Ковалевский, вы с ума сошли! Вы, кажется, сломали мне нос!

– Радуйтесь, что я вас не убил!

В просторной зале Коровиных собрались самые видные люди округи.

– Познакомься, Женечка, это Андрей Викторович.

– А мы знакомы, ведь так? – прозвенел в ответ холодный тонкий голос-колокольчик.

Для всех присутствующих фраза была забавной детской фантазией, но не для Андрея. Он видел лишь девочку, её пристальный взгляд, русый завиток на шее. Ковалевский покрылся испариной. Слова Женечки пробивали стену недоверия, заставляли поверить в крамольное, невообразимое. Ковалевский жадно искал сходства с Марией. Черты лица были другие, но вот лёгкий поворот головы, походка…

– Вы женаты?

– Да.

– И как же зовут вашу супругу?

– Мою жену зовут Вероника.

– Ах, Вероника! Тогда мне вы не жених! Слышите?! Не жених! Ненавижу вас! – Девочка выбежала из залы.

Повисла неловкая тишина.

– Похоже, вы разбили сердце моей дочери, – неуверенно улыбнулся хозяин дома, – надеюсь, вы не держите зла? Несносный возраст, ужасная выдумщица. После тяжёлой болезни иногда ведёт себя странно, – уже на ухо добавил он. – Буквально пару месяцев назад… мы уже ни на что не надеялись, а потом… Она даже не сразу нас узнала.

Вслед за растерянным отцом семейства Коровиных с облегчением заулыбались и остальные гости.

– Прошу, не надо смеяться, господа, – тихо пробормотал Андрей, опустив глаза, – не надо смеяться.

После знакомства с Женечкой Андрей с Никой стали отдаляться друг от друга. Обман, словно плесень, разъедал отношения. Сначала маленькое пятнышко, а затем всё хуже и хуже, – чернота, глухая стена непонимания. Ковалевский чувствовал себя виноватым и перед женой, и перед маленькой девочкой, и перед Марией. Чем больше он думал о случившемся, тем хуже ему становилось. Что он натворил? Кто теперь этот ребёнок? Исчадие ада? Он погубил душу невинной малышки? Порой мысли становились невыносимыми, причиняли боль – ни одной ночи больше не спал он спокойно: стонал, кричал, звал. На все вопросы – раздражался, выходил из себя. Вскоре Ника всё свое время стала проводить в другой части дома.

Не спасала работа – местные распри, тюремное заключение на три месяца. Сколько было потрачено трудов, становилось только хуже и хуже. Указания, письма Ордена Андрей игнорировал. Он больше не хотел быть вольным каменщиком. Тяжесть данной клятвы убивала его.

Выстрел

– Вы забываетесь, Ковалевский! Вы давно в наших рядах и знаете, с кем имеете дело. Изначально вас выбрали для высшей цели. Вы что, не получаете писем?

Как изменился Рамзэ, когда Андрей оказался на крючке. От дружеского тона не осталось и следа, лишь презрение и холод. Он нервно расхаживал по кабинету и отчитывал Андрея, как нашкодившего школьника.

– Изначально наши взгляды совпадали. Я сделал, что мог, чтобы монархия прекратила существование в своём нынешнем виде. Ни в каком заговоре участвовать не собираюсь. Я хотел, чтобы в России стало жить лучше, старался. Что в ответ? Я боюсь того, что зреет в обществе. Это не выход. И уж, поверьте мне, я не убийца.

Андрей встал из-за стола и подошёл к окну.

– Неужели вы думали, что мы ищем выход? Выход для России? Вы же масон, Ковалевский, вы дали клятву! Должны понимать: главное – Цель Ордена. Если сейчас необходимо пожертвовать судьбой страны, внести смуту ради достижения всеобщего царства любви и истины, необходимо сделать это.

– Заставили дать клятву обманом!

– Все обещания выполнены! Неужели вы хотите, чтобы Мария погибла второй раз? Или, может, Вероника? А о своей душе вы думали? Вы даже не представляете, какие мучения могут ждать вас и вашу семью.

– Вы не посмеете!

В окно Андрей увидел, как к дому спешно подъезжает экипаж Ильи.

– Или вы соглашаетесь, или покидаете Орден. А покинуть Орден, вы знаете, можно лишь одним способом.

Рамзэ подошёл к столу и положил перед Ковалевским револьвер.

Через минуту в доме прогремел выстрел…

– Илья, это не он! Не Андрей! – Ника смотрела на изуродованное лицо. – Какой ужас, Господи, это Рамзэ, он мёртв!

Сомнений не было: тёмная кровавая дыра, пулевое отверстие, раздробленный череп. Веронику захлестнули рыдания, она стала оседать на пол. Илья едва успел подхватить её.

– Вероника! Успокойся, послушай меня внимательно! Я приехал предупредить: через час здесь будет Третье отделение. Андрея приказано уничтожить. Он угроза для Царя, понимаешь! Поступил донос о предстоящем покушении.

– Илья, за что? За что? Где он?!

– Я не знаю, Ника. Не знаю… Вам надо уходить. Собирай вещи, детей. У тебя есть пятнадцать минут. И ещё…

Вероника притихла и взглянула на Илью.

– Для всех будет лучше, если мы скажем, что в кресле сидел Андрей! Я позабочусь об опознании. Да соберись же!

Ника подобрала платье и, пошатываясь, пошла к лестнице.

– Быстрее! – закричал Илья.

Она побежала.

В комнате стала искать документы, драгоценности. Руки тряслись, никак не удавалось вспомнить, где что лежит. Ника полезла в шкаф: там Андрей оставлял деньги. Из угла выпали сказки. Те самые. Ненавистный свадебный подарок. Книга раскрылась, внутри лежал конверт. Ника захлопнула всё вместе и бросила в чемодан.

– Быстрее, быстрее.

Илья ждал их во дворе.

– Куда нам ехать?

– Не знаю. Думай, Ника. Преследовать вас не будут. Здесь оставаться нельзя.

– Но здесь наш дом!

Илья отошёл от окошка и крикнул извозчику трогать.

Прощание

«Ника, милая. Всю жизнь я гнался за предметами эфемерными, несуществующими: за призраком любви, которая давно растворилась во времени, за правдой и справедливостью для России, понятиями совершенно невозможными для нашей страны. Мои политические воззрения, общественная деятельность, успехи – всё ложь. Одна моя надежда на русскую душу, на людей честных и образованных, способных разглядеть верный путь для нашей многострадальной державы.

Я не преуспел ни в чём. Самое ценное, что было в жизни, не разглядел. Ты, дети, наша усадьба лишь страдали от моего безразличия. Мне невыносимо от мысли, какую боль я причинил вам всем, сколько ошибок совершил. Все мои старания совершенно напрасны, моя жизнь лишь кажется наполненной, в итоге после меня останется жалкая тень, пустота и ничего больше.

Главное, что я понял сегодня,