О чём молчали города. Мистические истории - Наталья Костина

когда конец уже так близок, когда выхода и возврата уже нет – я люблю тебя, Ника, и любил раньше. Моя душа всегда будет стремиться в наш дом, единственное место, где я был по-настоящему счастлив.

Прости меня».

Записку Вероника Ковалевская предъявила следователю как доказательство самоубийства мужа. После трагедии с помощью друзей она с детьми покинула Россию.

Во время Второй мировой войны в усадьбе Ковалевский располагался штаб. При оборудовании блиндажа солдаты наткнулись на полуразрушенный подземный ход. Точную протяжённость его установить не удалось.

Дом семейства Ковалевских больше не обрёл любящих заботливых хозяев. После революции усадьба была национализирована. В настоящее время находится в разрухе и запустении. Говорят, иногда в маленьком окошке у самой земли появляется огонёк. Заброшенные дома часто притягивают к себе заблудшие, неприкаянные души.

Виктор Петрович Обнинский после внезапной смерти невесты Марии Борейша женился на её двоюродной сестре – Клеопатре Саловой. Свадебным подарком была рукописная книга с посвящением покойной возлюбленной: «Милая Маруся! Я с благоговением и особенно теплым чувством посвящаю твоей памяти эту сказку…».

В 1916 г. в возрасте 49 лет покончил жизнь самоубийством выстрелом в грудь…

Несмотря на очевидное сходство персонажей с реальными историческими прототипами, рассказ может рассматриваться лишь как художественный вымысел. Андрея и Вероники Ковалевских никогда не существовало.

Самара

За более чем четырёхсотлетнюю историю существования Самара, а тем паче Самарская Лука, обзавелась огромным количеством мифов и легенд. Одни из них касаются всем известных исторических личностей, таких как Емельян Пугачёв и Степан Разин. Другие более походят на удивительные сказки: тут и живые утёсы, и таинственные отшельники — «подземные старцы», и колдуны, превращающиеся в огненные фигуры, и дивный Мирный город, который является в тумане над водами. История XX века сделала наш город «третьей столицей»: во время Великой Отечественной войны сюда эвакуировали заводы, здесь построили знаменитый «бункер Сталина», а также ещё несколько менее известных бомбоубежищ, популярных среди исследователей подземного мира, диггеров. Кроме того, в городе есть дореволюционная канализация, метро, промышленные подземные ходы под Жигулёвским пивзаводом и Бог знает что ещё. Ходят слухи, будто один из подобных тоннелей даже проходит под Волгой и выводит на другой берег. А там, в Жигулёвских горах, – заброшенные штольни и целые сети карстовых пещер. И как знать, что скрывается в этом огромном подземном мире…

Spiritus ex machina

Александра Искварина

– Как это могло случиться, Лёшка?! Почему?!

Светка размазывала слёзы по щекам. А он молчал, бессмысленно таращась в темноту тоннеля. Фонарик валялся на полу, высвечивая осколки штукатурки и кирпичную крошку, кусок заплесневелой стены и вздрагивающую под редкими холодными каплями лужу.

– Так.

Голос предательски съехал в несуразный хрип. Лёшка откашлялся, подобрал фонарик, нашёл под ногами осколок кирпича покрупнее и, как смог, нацарапал на правой стене стрелку.

– Свет, хорош реветь. Эта штука улетела туда, – он махнул фонариком вперёд, – значит, там есть ход. Давай, пошли. Не торчать же тут до завтра.

– А деда как же? – Светка хлюпнула носом и попыталась утереться рукавом, но только размазала по лицу кирпичную и цементную пыль. – Нас искать будут. Надо тут ждать!

Лёха обернулся и посветил назад. Там громоздилась мешанина обвала, под который они умудрились не угодить только чудом.

– Ты представляешь, сколько это будут разбирать? – думать о том, всё ли вообще в порядке со Светкиным дедом, он себе не позволил. – Мы, может, раньше сами выйдем. Давай, пошли.

Светка распустила хвост, вытряхнула из рыжих кудряшек каменное крошево, завязала заново, чуть набок. Оглядела одежду: коленки на джинсах перемазаны, но не порвались, зато левый рукав ветровки разошёлся по шву. Но это тоже ерунда. У Лёшки вон штанина в хлам – три дырки…

А ведь субботнее утро началось так незатейливо и привычно – с Лёшкиного звонка.

– Привет. Чё делаешь?

Светка потянулась, не открывая глаз, и пробурчала с притворным неудовольствием:

– Сплю. У нас каникулы вообще-то, блин. И суббота.

Она лениво перевернулась на спину и втянула носом дохнувший с открытого балкона ветерок: он пах летней пылью и утренней росой.

– Извини. Я уж и так до одиннадцати ждал… Можно зайду?

Что-то в Лёшкином голосе заставило подобраться. Блин, наверное, опять у него дома фигня какая-то. Пьющий папаша – то ещё «счастье»…

– Ща, десять минут, ладно? Умоюсь хоть. А то напугаешься же.

– Ага, давай.

И бросил трубку. Точно что-то не так. В другой раз уж ответил бы на её незатейливое кокетство какой-нибудь шпилечкой. Он такой. Училки вечно злятся на его язвительность. Математичка – так вообще орёт дурниной и из класса выгоняет. Зато пацаны уважают, хоть Лёшка и «задохлик» – тощий, как богомол, сплошные локти, на физре смотреть на него жалко. Но дразнить его зареклись ещё классе в третьем. Так отошьёт в ответ – со стыда сдохнешь, а весь класс ещё неделю будет подгыгыкивать.

Десяти минут Лёха не дотерпел: домофон запиликал, когда Светка, ещё в пижаме, заправляла койку.

– Ма-ам, там Лёшка, открой, плиииз!

Под вежливые приветствия в прихожке поспешно натянула джинсы с футболкой, на ввалившегося без стука друга посмотрела в зеркало, сражаясь со спутавшимися за ночь космами. Лёшка бросил у двери объёмистый рюкзак и плюхнулся спиной на кровать.

– Ты чего это с баулом каким? – удивилась Светка.

Лёха с минуту молчал. Она тайком разглядывала в зеркале его непривычно мрачную физиономию. От этого зрелища за грудиной разлился тонкий холодок, протёк в пальцы, сделав их до того неловкими, что она только с третьего раза сумела навертеть резинку на хвост.

– Я, короче, из дома свалил, – выдохнул Лёха, когда она обернулась.

Светка оседлала стул, сложила руки на спинке и покачала головой.

– Вот блин. Что стряслось?

– Да… – он скривился, отводя глаза. – Отец с утра в хламину. Мать омлет пересолила – он давай орать, руками махать. Мне бы не лезть… Получил, короче, от обоих. От отца по рёбрам, от матери по шее. Велела свалить и не раздражать папочку. Я и свалил. Достали оба.

– И… что теперь?

– Хрен знал, – коротко отозвался Лёшка, зло пялясь в потолок. – В подвал какой-нибудь уйду. Или на чердак.

Светка промолчала, прикусив губу. Он, конечно, не первый раз так убегал и бродил где-нибудь весь день. Но рюкзачище у порога красноречиво заявлял: в этот раз всё куда серьёзнее. Хуже нет, когда видишь, что другу плохо, а помочь никак не можешь…

Спрашивать, позавтракал ли, смысла не было: он и в лучшие-то дни единственный из класса не брезговал столовской унылой жратвой. Сбегала на кухню, наваяла бутеров с ветчиной, умостила рядом на разделочной доске две кружки с кофе и, как на подносе, притащила в комнату. Лёха не стал церемониться, только «спасибо» сказал с морозящей спину взрослой серьёзностью… У Светки аж в глазах защипало.

Она знала Лёшку с детсада: два года ходили в одну группу, жили в соседних подъездах, потом закономерно пошли в одну школу. Все так привыкли видеть их вместе, что даже самым придурошным одноклассникам не приходило в голову дразниться всякими глупостями про «жених-невеста». Ленка, правда, как-то ляпнула, что все девчонки давно считают их парой. Ну да, конечно, в четырнадцать – «просто дружить»? Не смешите их подковы. Да и фиг с ними.

Наевшись, Лёшка немного пришёл в себя. Повтыкали вместе в соцсети, посмотрели пару серий «Доктора Кто». А дальше что? Гулять не пойдёшь – дождь со вчерашнего дня как зарядил, так и льёт. Хотя…

– Слушай, а поехали к деду в Оперный? – предложила Светка.

Её дедушка работал охранником в Самарском театре оперы и балета, и она иногда ездила к нему «в гости на работу». Дед разрешал побродить по пустым днём коридорам – широким и светлым, с ковровыми дорожками. Поглазеть на золотые узоры, наборный паркет и неизменные многоярусные люстры с миллионом подвесок. Торжественная пышность завораживала Свету. Маленькой, она представляла, что это дворец «зверя лесного, чуда морского» из аксаковского «Аленького цветочка», а путаница коридоров в той части театра, куда зрители никогда не заглядывают, – лабиринт Мории.

Лёшка на Светкино предложение сначала хмыкнул скептически:

– Чего там делать? Оперу-балет смотреть?

– Ну, ты, кстати, зря фыркаешь. Я на «Князя Игоря» ходила зимой – очень даже круто было! Но вообще сейчас не сезон. Зато можно слазить в бомбоубежище, если дедушкин друг сегодня тоже дежурит.

Лёха, валявшийся по обыкновению на кровати, живо повернулся на бок, приподнявшись на локте:

– Да ладно?!

– А ты не знал? Оно под всей площадью Куйбышева проходит.

– И прямо из театра вход?

– Ага! И ещё один из конторы за театром, где дедушкин друг работает.