Русалочья удача. Часть 1 (СИ) - Рубцова Налия

– Сестру я сюда провожала.

– Сестра? Она тоже дитя Алтан-Могоя?

– Нет, она…– «Нежить», – Мы с ней разной крови.

– Понятно. Я просто хочу предложить тебе, Горислава Косановна, отправиться со мной. И сестру свою можешь с собой взять.

– Куда?!

– В Смаргад, сияющий самоцвет среди городов, – сказала Оюун. – Там дом моего рода. Мы не богаты, но корни наши уходят в глубокую древность, к роду самого Хана Сагана. И у нас нужда в добрых воинах…

– Нет,– отрезала Горислава. Теперь ей стала ясна причина доброты степнячки: она просто желала перетянуть змеиню на свою сторону, купить её верность.

– Там ты будешь сыто есть и одеваться в тёплые и мягкие одежды. Получишь мужа сильного и доброго. Там тебе не придётся выдирать у себя ногти, чтобы скрыть благословенный дар, – Оюун подалась вперёд, – Тут, в землях пахарей, не твой дом – и ты это знаешь – у тебя ведь душа воина!

– Ага, буду сыто есть, тепло одеваться и засыпать под крики рабыни, которую насилуют за стеной, – Горислава сжала зубы. – Твой сияющий самоцвет – большой рабский рынок, где сиверок продают, как скот. Не нужно мне такого счастья. Не знаю, где мой дом, но точно не у вас!

Она встала. Пошатнулась, схватилась рукой за ствол берёзы. Оюун смотрела неё, нахмурившись. Затем сказала:

– Да будет так. Жаль, сестра, что в твоём сердце поселилась ненависть к собственному племени. Но я не вижу, чем тебя убедить… Пока что. У тебя есть время, чтобы передумать – я буду в этом поселении ещё долго, – она поднялась с пня и закрыла крышку своего кадила.

– А тебя сюда что привело? – спросила Горислава.

– Отвечу твоими же словами, Горислава Косановна. «Какое твоё дело?» – Оюун улыбнулась вежливо и холодно. Она зашагала прочь, гордо выпрямив спину. Горислава тихо фыркнула ей в спину: тоже мне, цапля важная нарисовалась! Отказ её обидел… «Мы не богаты», говорит, «но род наш уходит корнями в бла-бла-бла». Как купец пытается продать тощую коровёнку, рассказывая, что она конечно худовата, но зато ест немного, а мамка так вообще мёдом доилась.

И вместе с тем в глубине души она была благодарна Оюун. Та заставила Гориславу задуматься – а правдивы ли были слова монаха? Может, он сам и верил, но кто сказал, что он был прав? Вон, тайлерский лекарь, которого непонятно как в Изок занесло, купцу Давыду Алексеичу сказал, что тот до зимы не доживёт, когда купец пришёл к нему с жалобами на колотьё в боку. Давыд Алексеевич поверил, пожертвовал половину имущества монастырям и помирать приготовился… Только вот прожил он с тех пор три года и был жив когда Горислава уходила. Часто пил в кабаке и ругал тайлерцев –мошенников да неучей… Так даже если учёный тайлерец ошибся – то чего взять с монаха-степняка? Тайлерцы и прочие щеки сиверцев дикарями считают, а степняки – дикари даже по сравнению с сиверцами. Может, и не грозит ей, Гориславе, смерть от собственного пламени. А ноготь… Даже если отрастёт, будет ходить с замотанными пальцем. Или печатку купит и приспособит – все пальцы на ней обрежет кроме этого. И вообще, может, в соколиной заставе никому дела до её чёрного ногтя не будет!

От таких счастливых мыслей даже идти было легче, несмотря на кружащуюся из-за кровопотери голову и боль в перевязанной руке. Несколько раз Горислава останавливалась, отдыхая. Тропинка как-то незаметно привела её к самому озеру. Тёмное небо уже светлело, и змеиня с удивлением поняла, что пролежала без сознания под берёзой долго, очень долго, почти всю ночь. Наверное, только благодаря внутреннему пламени не истекла кровью насмерть. Горислава прижала руку к животу – печать отца Киприана давно смылась – и ей показалось, что она чувствует его, этот тёплый и ровный огонь. Вот ведь. Она должна ненавидеть ту силу, что сделала из забитого степного племени желтоглазых злодеев – но не может. Ведь пламя её столько раз спасало, согревало холодной ночью, заживляло раны… Кто она без него? Отродье степняка, которое можно пинать, как беззубую дворнягу, не боясь сдачи.

А с ним, с пламенем… Кто?

Горислава сидела на берегу Белояра и смотрела в светлеющее небо, не находя там ответа. Да и не хотелось ответы искать. Хотело наслаждать красотой – Белояр действительно был удивительно красив. То ли из-за формы – круглый, как монета, то ли из-за воды. Сейчас озеро было гладкое, словно зеркало, и отражало небо столь идеально, что казалось окошком в другой мир. Лучший мир – потому что звёзды в озере казалось ярче и больше, а облака – как светились изнутри. Горислава вглядывалась и вглядывалась в воду, как зачарованная, пытаясь увидеть блеск золотых куполов города-Кита, пусть и знала от Еремея, что лишь святые могут удостоиться такой чести.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Только когда вдалеке запели колокола, она встала, стряхивая наваждение, и зашагала к Китскому Богомолью. Заблудиться тут было невозможно: дорожки вокруг озера были протоптаны, местами покрыты деревянными мостками и отмечены камнями, на которых было вытесано изображение Финиста, знак Богини – пересечённый крест-накрест ромб – а иногда и какие-то изречения, в которые Горислава не вчитывалась. Змеиня подавила зевок, заставляя себя переставлять ноги быстрее. Вдруг Купава уже вернулась из озера? И не найдя её в сарае, теперь бродит по лесу, зовёт Гориславу… Иль решила, что сестрица ушла, даже не опрощавшись.

Лес стал реже, а потом и вовсе сошёл на нет – Горислава узнала песчаный берег. Кажется, на этом месте Даниил вчера писал свой образ.

Как и днём, тут толпились люди. Не так много, но порядочно для такого раннего часа. И гомонили – взволнованно. Горислава ускорила шаг, почувствовав укол тревоги. А потом побежала: потому что на берегу лежал бездыханный монах, кудрявые светлые волосы облепили лицо, белые глаза невидяще смотрели в небо. Другие монахи, в своих чёрных рясах напоминавшие стаю галок, суетились вокруг него – а в отдалении, простоволосая и босая, стояла Купава. Она смотрела Даниила, с ужасом закрыв рот руками.

А за спиной у неё, положив руку на плечо, стоял монах – огромный, как скала, и так же мрачный.

Город-Кит. Часть 3

Горислава сама не знала, как оказалась рядом с Купавой. Оставалось только надеяться, что она никого не убила, проталкиваясь сквозь толпу.

– Что ты делаешь с моей сестрой? – свирепо спросила она монаха. Рука непроизвольно легла на рукоять ножа.

– Горька, всё хорошо! Всё в порядке! – Купава раскинула руки, словно хотела защитить монаха.

– Ты её сестра? – спросил монах, строго глядя на Гориславу.

– Ага, старшая, – буркнула Горислава. «Только тронь её пальцем, я тебе бороду повыдёргиваю», – она не стала говорить это вслух, но надеялась, что это ясно написано у неё на лице.

– Тогда знай, что твоя родная кровь совершила героический поступок. Спасла моего духовного сына Даниила от страшной участи, вытащила его из воды.

– А, это она любит, – проворчала Горислава.

– Под страшной участью я подразумеваю не смерть тела, но гибель души, – монах наставительно поднял палец.

– Ага, ага. Можно мы пойдём отсюда? – он взяла Купаву за руку. Но русалка на неё не смотрела – она встала на цыпочки, уставившись Гориславе за плечо.

– Он живой? Он дышит? – дрожащим голосом спросила она. – Я… Я умею плавать, но приводить людей в себя… Я не знаю как, мне сестра только один раз показывала!!

– Да вроде дышит, – сказал один из монахов, склонившийся над Даниилом.

– Живой, живой! – радостно подтвердил какой-то крестьянин, тоже стоявший рядом с иконописцем на корточках. Словно подтверждая его слова, Даниил хрипло застонал.

– Ох, Данила, что ж ты в озеро полез? – горестно вздохнул другой. – Умер бы, позор был бы…

Вот это точно. Даниил был полностью одет, не считая чёрного монашеского клобука – значит, не искупаться решил. Значит, либо случайно упал, либо утопиться попробовал. Самоубийц же хоронили за оградой кладбища, на всякий случай вбив в грудь осиновый кол.

– Ты сама-то что делала у озера ночью? – поинтересовался монах, который всё ещё не убрал руку с плеча Купавы.