Гнёт ее заботы - Тим Пауэрс

В конце концов, они бросили безнадежные попытки докричаться и позволили втянуть себя наверх, где дожидались остальные. Хобхаус изводился от беспокойства, и, нахмурившись, потребовал, чтобы ему немедленно объяснили, какого черта там произошло. В качестве первого объяснения Байрон скатал и запустил в него снежком.

Байрон рассказал им только, что они вместе с женою Айкмэна свалились с вершины, и что теперь она раненая была где-то на уступе внизу, но проводник не поверил даже этому. Он настаивал, что высоко в горах с туристами такое случается что ни день. Да что там с туристами, иногда и с бывалыми альпинистами приключается. Вдруг, ни с того ни с сего, они начинают видеть воображаемых людей, часто людей из их прошлого. И тогда эти бедняги садятся и просто ждут до скончания времен, пока их нагонят эти воображаемые остальные.

В защиту своих слов он указал на то, в каком очевидном смятении находились Байрон и Кроуфорд, и обратил внимание на сильный удар, который пришелся Кроуфорду по голове. И уже в качестве самого убедительного доказательства заметил, что прошло лишь несколько минут, после того как Байрон и Кроуфорд исчезли на вершине. А потом они услышали снизу крики о помощи. Этой одноглазой жене пришлось бы появиться в тот самый миг, когда Байрон и Кроуфорд исчезли из поля зрения остальных ― чтобы успеть скатиться вместе с ними на уступ, с которого их подняли ― а затем бесследно исчезнуть.

А после того, как группа туристов спустилась с горы, так и не встретив по пути никаких следов Джозефины или того, что она здесь проходила, даже Кроуфорд был готов признать, что проводник может быть прав. «В конце концов, ― сказал он себе, оглядываясь на оставшийся позади горный пик, ― у тебя недавно был жар. На вершине Венгерн побывало уже много людей, и ни один из них не встретил там ни плотного воздуха и замедления времени, ни толкающих на самоубийство призраков, ни сфинкса».

Байрон отрекся от всего, что сказал и попросил Хобхауса и слуг позабыть об этом. Когда чуть позже его конь и мул Кроуфорда глубоко увязли в холодной вязкой болотной жиже, которую все остальные миновали без труда, он только рассмеялся. ― Только не пытайся, ― окликнул он Кроуфорда, когда они брели через чавкающую грязь, а слуги тянули в поводу их животных, ― уверить меня, что это горы не хотят отпускать нас обратно.

Кроуфорд, с трудом выдергивающий ноги из холодной трясины, зябко повел плечами. ― Когда я буду в чем-либо уверен, ― ответил он, ― я дам тебе знать.

* * *

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джозефина достигла тропы и направилась по ней вниз, к деревне Венгерн.

Сейчас она едва ли была кем-то.

Когда она снова добралась до того места, где дорога расширялась и обступившие ее со всех сторон деревья источали в темноте свои пьянящие ароматы, она услышала едва различимое пение, пробивающееся сквозь мерный шелест ветвей, и поняла, что ночные создания пробуждаются вместе с угасанием дня.

Какая-то ее часть знала, что ночной гость больше не властен над ней и ему снова понадобится ее приглашение, чтобы прийти к ней.

Она спрашивала себя, придет ли он снова, и если придет, сможет ли она устоять.

Она повязала пустую глазницу тканью, а рука теперь лишь немного сочилась кровью ― раны, конечно, могли загноиться, но вряд ли были способны убить ее этой ночью.

В этот миг, свободная от ненависти, страхов и ограничений из которых состояли ее личности, она с незнакомым ей наслаждением вдыхала воздух, напоенный сосновым ароматом и снежной влагой, и ее окровавленные щеки судорожно сжались в некое изношенное подобие блаженной улыбки, проступающей на устах мирно спящего ребенка.

* * *

На следующий день отряд Байрона продолжил двигаться на восток, пересек гору Клайне-Шайдег и направился дальше через покрытую зеленью долину между Шварцхорн и Веттерхорн[183] к Рейхенбахскому водопаду[184], где они сделали привал, чтобы дать отдохнуть лошадям и мулам, а затем, сделав петлю, повернули обратно к западу к городу Бриенц[185], расположившемуся на северном побережье одноименного озера.

Они остановились в гостинице, и, хотя внизу играли на скрипке, пели и танцевали вальсы, Байрон и Кроуфорд рано удалились в свои комнаты. Владевшее ими в последнее время возбуждение начало отступать, и организм брал свое. Этой ночью Кроуфорд спал без снов.

* * *

В этот раз все спали дольше обычного, но уже в девять следующего утра Хобхаус, Байрон, Кроуфорд и пара слуг восседали на борту лодки, плывущей через озеро Бриенц, в то время как лошадей доставляли в обход вдоль северного побережья. В лодке, которую нанял Байрон, гребцами были исключительно женщины, что настолько поразило Байрона, что он настоял, чтобы ему тоже выделили весло возле самой миловидной девушки, сидящей спереди.

Кроуфорд расположился на носу длинного узкого суденышка, наблюдая отражения позолоченной осенней листвы, проплывающие по обеим сторонам лодки. Время от времени он поднимал взгляд, но всегда смотрел вправо, где проплывали крытые шифером крыши селения Обберид[186], теснящегося у северного побережья, а за ними, далеко позади, протянулись через голубое небо заснеженные пики Хогант и Гемен-Альп[187]. Он избегал смотреть влево, так как над пейзажем в той стороне господствовала возносящаяся к облакам широкоплечая громада Юнгфрау, и солнечный свет, отражающийся от ее заснеженной вершины, вселял в сердце неясную тревогу, словно гора следила за ним нестерпимо ярко блистающими глазами.

Лето ушло, прихватив с собой череду событий и мест ― но с тех пор как они взобрались на Венгерн, ему казалось, что все это приключилось кем-то другим, с кем-то, кого он знал и жалел ужасно давно. Он помнил рассказ Шелли о том, как он вырезал заключенную в нем сестру, и чувствовал, словно только что сделал нечто подобное.

«Может быть, ― с улыбкой подумал он, ― Джозефина вытянула лишь часть меня из той пропасти, в которую я прыгнул ― может быть, какая-нибудь часть Майкла Кроуфорда полетела вниз, в скрытое за облаками ущелье».

Озерное течение прибило лодку к северному берегу, почти под тень нависающих над ним сосновых ветвей, и, когда маленький кораблик обогнул невысокий лесистый мыс, Кроуфорд увидел нескольких мужчин, бегущих по берегу прочь от большого валуна, расположившегося на мелководье. Позади валуна, похоже, курился какой-то дымок. Один из мужчин глянул на лодку, а затем нерешительно остановился. ― Frauen! ― прокричал он своим товарищам, ― im boot!

― Он сказал в лодке женщины, ― перевел Хобхаус, который сидел, развалившись на скамье возле кормы.

Байрон поднял весло из воды и, прищурившись, посмотрел на бегущих. ― Конечно здесь женщины, ― сказал он. ― Он что, думал, мы будем грести сами?

Кроуфорд указал на весло Байрона. ― Ну, ты ведь гребешь. Он снова посмотрел вперед. Лодка неслась прямо к валуну, позади которого определенно что-то дымилось.

Мужчины на берегу махали руками и что-то настойчиво кричали людям в лодке.

Кроуфорд не понял, что они кричат, но Байрон и женщины похоже поняли ― они начали яростно налегать на весла, стараясь отвести лодку как можно дальше от берега. Им удалось резко взять в сторону, когда валун вдруг превратился в облако летящих каменных осколков, и огласивший окрестности взрыв налетел на них и окутал лодку облаком мелких колючих брызг. Осколки камня шрапнелью врезались в борта лодки, вырывая из них щепки. Когда Кроуфорд оттер рукавом брызги с лица, он увидел дым, курящийся над покрытой зыбью и пеной отмелью, где раньше стоял валун. Он взглянул налево и увидел круги, разбегающиеся по озеру, там, где осколки камня все еще прыгали по поверхности воды. С расстояния на них невозмутимо взирала Юнгфрау.

Байрон и Хобхаус вскочили и выкрикивали яростные проклятия, пока бегущие по берегу мужчины не скрылись в лесу.

― Дьявол их разбери! ― сказал Байрон, садясь обратно и вытаскивая носовой платок из кармана. ― Никто не пострадал? Чистое везение ― эти идиоты запросто могли нас угробить.

Женщины возбужденно переговаривались между собой, но они, казалось, уже оправились от испуга, и вскоре весла заскрипели снова.

― А я думаю, это было невезение, из-за того, что они увидели тебя на веслах, ― сказал Кроуфорд. ― Из этого они заключили, что мы плывем одни, без сопровождения невиновных местных.

Хобхаус застонал. ― Тебе все же следовало бы писать романы, Айкмэн! Почему всем врачам Байрона просто таки необходимо испытывать пристрастие к таким… нездоровым выдумкам? Да это же просто беспечная деревенщина, пытающаяся таким образом расчистить отмель и не желающая при этом палец о палец ударить! Если они действительно хотели нас убить, почему бы им просто нас не застрелить? Или, если уж им непременно хотелось нас взорвать, почему бы просто не бросить в нас бомбу? К чему все эти сложности с огромным чертовым валуном, который нужно сначала стащить к воде, а затем еще взорвать именно в тот момент, когда мы будем поблизости?