Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

не заслуживает. Твои вдохновляющие слова никто не оценит.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – говорит Фролыч, кладя рисунок обратно в папку и беря ее под мышку. – Может быть то, что я для нее не авторитет в вопросах искусства? Это правда. Ведь она ничего обо мне не знает.

– Даже хуже, чем не авторитет, – Назарий делает каменное лицо. – Ей просто не хочется знать ни о чем, что связанно с тобой.

Фролыч не отвечает ему на это. Он хорошо понимает, что Назарий имеет в виду – это видно по потемневшим, как будто бы от боли, синим глазам и скорбно поджатым губам.

– Да. Я выгляжу отталкивающе, а ее интересует только то, что радует глаз, – говорит он с плохо спрятанной горечью.

– Мне жаль, – Назарий кладет ему руку на плечо. – Не многие могут увидеть то, что спрятано внутри. В основном все смотрят на оболочку и делают неправильные выводы. Сима не исключение. Хотя тебе и кажется, что она чересчур талантлива, в душе она слишком примитивна. Ее приводит в шок все, что не попадает в ее понятия красоты.

– Надеюсь, она уже отошла от того шока, – сухо говорит Фролыч, снимая его руку с плеча. – Я хорошо помню, с каким ужасом она на меня смотрела… да и все остальное тоже. Все было неправильно.

– Мне хотелось бы тебя успокоить, – говорит Назарий, – но не хочу обнадеживать напрасно. Я вообще не хотел о ней вспоминать! Но так вышло, что ты достал эти рисунки, и мы заговорили о ней. Нет, она все еще в шоке. Она ничего не забыла. Мало того, она вела себя очень нетактично по отношению к тебе.

– Ее можно понять, – отмахивается Фролыч. – Она очень испугалась.

– Этим она могла задеть твои чувства! – горячо проговаривает Назарий. – Ты, как и любой другой человек, заслуживаешь уважения. Если бы она только почувствовала себя виноватой и раскаялась, что вела себя так ужасно! Но нет, куда там.

– Видно, что эта девушка не умеет лукавить, – говорит Фролыч, отойдя к окну.

– Не в лукавстве дело. Я бы мог понять, если бы ей потом стало стыдно, ведь каждый может ошибиться или не справиться с собой, – собравшись с духом, говорит Назарий. – Но все это не про нее: она может обидеть тебя и наговорить всяких гадостей. Конечно, виной всему детдомовское воспитание, вот она и ведет себя, как дикарка. Но как бы там ни было, не нужно тебе с ней видеться.

– Странно. Мне она показалась, наоборот, очень воспитанной, – совершенно охрипшим голосом говорит Фролыч, водя пальцами левой руки по стеклу.

– Ты же знаешь, я никогда тебе не вру, – говорит Назарий. – Я бы не хотел рассказывать подробности, но ты не представляешь, как я разозлился после ее слов! Я решил, что больше не буду ни помогать ей, ни связываться с ней.

– Ты же говорил, что она твоя сестра! – напоминает Фролыч. – Что-то изменилось?

– Она может стать моей сестрой, – конфузится Назарий. – Мой папаша так считает, и он ее скоро удочерит. Но это неважно, ведь это вообще не мои дела, и я не обязан с ней общаться после того, как она обозвала тебя уродом, сказала, что тебя надо показывать в фильме ужасов и твоей фотографией – пугать непослушных детей.

Фролыч не отвечает. Да и что тут можно ответить. Он только судорожно сжимает ручку оконной рамы. Второй рукой он прижимает к себе папку, не отпускает ее, хотя должен был откинуть ее от себя, как нечто недостойное его внимания.

Назарию в какой-то момент кажется, что он перегнул палку. Он ни за что бы не сказал Фролычу ничего подобного, если бы ситуация не начала выходить из-под контроля.

– Прости, – Назарий не решается к нему подойти. На душе так скверно, будто он сам от себя сказал все эти грубые слова. – Прости меня, пожалуйста. А эти рисунки… можешь их сжечь или выбросить.

Не дожидаясь ответа, он тихо и незаметно выходит в прихожую, а оттуда – на лестничную клетку.

– Если бы ты только знал, – Назарий проводит рукой по клеенчатой двери, такой родной, хранящей в себе тепло уютного дома, где его всегда любили и принимали таким, какой он есть. – Я делаю все это для того, чтобы ты мог нормально жить. Чтобы ты никогда больше не испытывал нужды и не оказался на улице. Ты не поймешь и не простишь меня, если правда откроется. Но ты ничего не узнаешь, – Назарий пытается улыбнуться, чтобы придать себе бодрости духа. – К счастью, все закончилось, так и не начавшись. Жаль Симу и ее рисунки, но что ж – за все приходится платить, что-то надо принести в жертву. Теперь никто не сможет сбить меня с цели. Только вперед – назад все пути отрезаны.

***

– Прошу, сударыня, вам сюда, – Назарий галантно открывает перед Симой дверь теперь уже ее комнаты. Сима вопросительно поднимает глаза.

– Тебе лучше быть здесь, чтобы ты не попала в неприятности, – поясняет он.

– Но я никуда не попаду, – Сима пожимает плечами. – Я хотела сходить в магазин и купить себе платье. Вот, Валерий Романович денег дал… – она разжимает ладонь, показывая смятые купюры.

– Ого, вот это да! – восхищенно произносит Назарий. Кажется, он действительно рад. Но тут же быстренько заводит ее в комнату.

– Нет, одна ты точно никуда не пойдешь, – говорит он. – Потому что я за тебя волнуюсь: уже поздно.

– Мне кажется, дело в чем-то другом, – Сима поводит плечами.

– Не бери в голову, – нарочито веселым тоном говорит Назарий, и Сима замечает некую неестественность в его эмоциях. – Давай так: завтра утром я отвезу тебя в магазин, и мы вместе выберем для тебя самое красивое платье. Идет?

– Ладно, – бормочет Сима, не глядя на него. – Но мне важно знать, занялся ли ты поисками, как обещал? Мне что-то уже совсем не хочется жить в твоем доме.

– Уже занялся, – Назарий быстро выходит и захлопывает дверь.

Неуверенность охватывает Симу. Ее сковывает не столько замкнутое пространство, сколько мысль о том, что Назарий как будто бы желает ей добра, но не до конца открыт с ней. Не ясно, найдет ли он ее отца. Кажется, он не слишком-то хочет это делать.

32 глава

На следующий день Валерий Романович предложил Симе подняться с ним на второй этаж.

Она с неохотой идет за ним. Ее мысли все утро занимает предстоящая поездка. Если Назарий не обманет и действительно отвезет ее в магазин, уже сегодня у нее будет длинное