Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов

уйти куда-то от своего нажитого опыт жизни тоже не позволял. Померзнув час, начали жечь костры, налетели толпой на шашлычку, растащили дрова. «Крышевые» отказались что-нибудь с них вымогать, а прикормленный мент сам еле ноги унес, когда попытался убедить людей в толерантности и неприкосновенности частной собственности. Шашлычный грузовик с раннего утра рыскал по лесопилкам, но там ни бревна не давали, все распускали на доски, гробы колотить. А в городе – революционная ситуация, власти что-то исполняли, но этого было явно недостаточно. Завтра, вроде как, будет митинг, и обещают какие-то важные решения озвучить.

Продуманный Павлик, конечно, не оставил свой диплом в квартире, где и дверь толком не закрывалась. Свою зеленую папку он сохранял в библиотеке техникума, куда сейчас и спешил. Как он и думал, деревянное здание техникума никак не пострадало, как и его две деревянные общаги. Завтра защищать диплом – момент истины в его жизни и преодоление эволюционного порога в его героически-трудовое будущее.

Повариха заявила, что намедни тут напился офицер военной комендатуры и разболтал, что всех выпускников местного техникума заберут спецнабором. У страны были вопросы на Северном Кавказе, которые надо было решать в срочном порядке. Он еще что-то болтал, запивая водку пивом, но понять его уже было невозможно. У поварихи в отношении Павлика планы не изменились, но картинка расплывалась по ряду причин. К Паше срочно нужно было кого-то прописать, ведь он на два года уйдет в армию, и надо было оставить приглядывающую за хатой. Женить его на своей племяннице явно не получалось, и времени не хватит, да и эта дура на сегодняшний день с огромным животом, явно бородатые земляки постарались, хотя она ей читала лекции на эту тему каждый день, и та ей клялась, что если и будет давать, то только в жопу. Но получилось, как получилось, эту дуру на днях вышлют на большую родину. Повариху это землетрясение обрадовало: дом Павлика был одним из первых в списке безнадежно искалеченных, и потому что-то будут предлагать, и ей надо было быть в тех предложениях не посторонней. Завтра уже власти что-то проговорят, а сегодня в городе наступила пауза, не сулящая ничего хорошего для мирного разрешения вопроса.

Павлик переночевал в общаге, в обществе таких же волнующихся дипломников-выпускников. Назначенная на 9 часов защита началась только в 11. В кабинет запустили первую тройку, в нее попал и Павлик, а кабинет был как проходной двор, кто-то заходил, кто-то выходил, непрерывно приглашали директора к телефону, требуя от него людей на распиловку досок и погрузку гробов. На ватманские листы – чертежи, которые прицепил к стенке Павлик, казалось, никто и не посмотрел. Объявили ему оценку «4» и сказали ждать в коридоре. Их первая тройка там ждала не больше пятнадцати минут; уже в соседнем кабинете вручили синие дипломы, пахнущие еще не просохшей тушью, и в придачу – поплавки в коробочках. А в дипломе лежала бумажка, которая оказалась повесткой в армию. Завтра он должен прибыть в военкомат для призыва на действительную военную службу. У Павлика сжалось в груди и не разжималось, он совсем не учитывал такой ситуации. Его, птицу вольного труда, погружали в клетку армейского устава. С дипломом в кармане грязных, помятых брюк, он побрел в шашлычку. Дров так и не привезли, сегодня топили какими-то старыми досками, которые и рубить было не надо. Повариха его встретила добрым маслянистым взглядом укротительницы кобр и тарелкой макарон.

***

Первое, что он ей сообщил – новость, потрясшую его трудовую натуру, потом показал синий картонный диплом. Повариха была оживлена и очень энергична. Она, конечно, посетила митинг на площади, где руководство города предлагало меры по выходу из кризисной ситуации. На стенах были развешаны красочные полутораэтажные чертежи и фотографии быстровозводимых канадских модулей (БКМ) на три, две и даже одну семью. Выглядело это очень стильно и современно, вроде как городская администрация уже вопросы согласовала, и чуть ли не сегодня их уже отгружают. Правительство полностью контролирует ситуацию и насчет переселения самых пострадавших пятиэтажек. Уже сегодня прибудут два самолета со специалистами – сборщиками домиков, что звучало убедительно. Там, на площади, она встретилась со своим хозяином, тот тоже был рад всему происходящему, ибо ожидал притока народа и, конечно, инвестиций. Он смачно облизывался, глядя на рисунки и фотографии домиков. Не для жизни, конечно, а вот поставить его, где надо, и использовать как магазин – просто мечта. Повариха поведала ему о своих планах на Павлика и была очень даже понята. А план был таков: сегодня она любым способом должна Павлушку потащить к нотариусу, куда она уже, кстати, и записалась. Отправив его служить, она останется с его доверенностью на квартиру, и по ней будет заниматься переоформлением нового жилья. Далее, привозит дочку уважаемого человека, которая сейчас шлюхается где-то в Москве, поселяет в БКМ, Павлик возвращается, она их женит, и хозяин официально открывает там магазин. С Павликом она начала издалека: что уйдет он в армию, а за квартирой кто присмотрит? Заселятся бомжи, а их потом и не выгонишь, про выселение и БКМ ему было не сказано ни слова. Если он сегодня подпишет ей доверенность на управление жилплощадью, она все сохранит и даже приумножит хоть каким-то ремонтом. Павлик съел еще тарелку макарон и согласился.

В 16 часов они уже у нотариуса, женщины хрупкой и седой, которая сразу не понравилась поварихе. Она, пытаясь мило улыбаться, объясняла нотариусу трудную ситуацию молодого гражданина. Нотариус, немного подумав, высказалась следующим образом:

– По той доверенности, которую хочет оформить эта гражданка, вы, Ломов, практически потеряете свои права на квартиру в пользу этой гражданки.

Поэтому она не будет оформлять такой документ из собственных внутренних убеждений, но готова дать доверенность сроком действия не больше года, с ограничениями права перепродажи, отчуждения и дарения. Повариха злобно согласилась, и Павлик тоже, мало что поняв из разговора.

Вечером провожали Павлика в армию жареной картошкой и шашлыками. Он обреченно пил водку и слушал сторожа, который когда-то служил в Советской армии, в артиллерии. Даже хозяин зашел на дальнюю кухню и, внимательно осмотрев Павлика, пообещал ему всех благ и свалил. Про Лену Павел уже как бы и не вспоминал, она осталась в какой-то далекой стороне. От имени хозяина подогнали еще бутылку, повариха подложила картошки, тут Павлик и вырубился, вытянувшись, как в гробу, на не струганой деревянной лавке, а повариха побежала ламинировать доверенность броней от своих вечно жирных и липких рук. И снилась Павлику его родная речка Нефтянка с прибрежной