Его запретная малышка - Ольга Дашкова

в поисках себя жены, а еще планы о переезде и новой работе.

Снова набираю Машу, но в ответ лишь гудки.

— Давай, Маня, возьми трубку, для чего тебе такой дорогой телефон? Завтра куплю шнурок и повешу его на шею, чтоб не теряла.

А может, с ней, что случилось?

Нет, не может быть. В офисе отца сказали, что она была, но ушла буквально за сорок минут, как приехал я. В центре была авария, застрял в жуткой пробке.

Звонит телефон, дергаясь в испуге, роняю его из рук, ищу под ногами.

Маша, это точно она.

Но найдя трубку, с силой сжимаю в руке.

Ева.

— Да.

— Денис, шесть утра, ты вообще где?

Тяжело вздыхаю, смотрю в небо, скоро рассвет, но яркие звезды еще отчетливо видны.

Сдерживаю себя, чтоб не нагрубить почти бывшей жене.

— Ты все еще у меня?

— Да.

— Я ведь сказал, как приведешь себя в порядок, чтоб нашла гостиницу, вызвала такси и ехала туда. Нужно было просто выйти и захлопнуть дверь.

— Но ты так внезапно ушел, я волновалась.

— Ева, сука, вот не беси меня своим волнением. Я не посмотрю, что ты беременная не пойми от кого, хотя это надо еще проверить.

Сбрасываю звонок, выхожу из машины, несколько минут дышу прохладным воздухом. Надо успокоиться, но, черт, не могу, наверное, себя так чувствуют наркоманы в поисках дозы: волнение, тревога, страх. А еще острое предчувствие чего-то нехорошего.

Захожу в квартиру, Ева на кухне в моем банном халате, плечи вздрагивают, она тихо плачет.

Разувшись, иду в ванную, снимаю рубашку, брюки, бросаю все в стиральную машинку, умываюсь холодной водой. В спальне, где все еще стоят Манины розы, а под потолком радуга из разноцветных шаров, надеваю джинсы и футболку.

На кухне варю кофе, не обращая внимание на слезы Евы, меня сейчас абсолютно ничего не трогает в ней. Нет ни жалости, ни сочувствия, лишь горечь, оттого что я жил с этой женщиной, думал, что люблю. Делал все, а в итоге вот что вышло.

Но сейчас волнует не она, а моя Маня. Моя милая, славная, но такая дерзкая и красивая малышка. Надо будет еще раз съездить к ее дому, у которого я сидел в машине как в окопе несколько часов, после того как охрана сказала, что Марии Владимировны дома нет.

Даже позвонил Серафиме, которая удивилась моему вопросу, но ответила, что не знает, где Маша. Фоном играла музыка, слышался женский смех, звон бокалов.

Горячий кофе обжег губы и язык.

— Ева, сядь.

Не двигается с места, продолжая тихо плакать.

— Я сказал, сядь, меня абсолютно не трогают твои театральные способности и лживые слезы. Я уже не тот Денис, что был с тобой раньше, не тот наивный дурак, смотрящий с обожанием на свою жену, которая совсем не ценила ничего, что я для нее делал.

— Это неправда. Я любила тебя и сейчас очень люблю. Я очень тебя люблю, Денис.

Поворачивается, глаза лишь немного красные, садится за стол.

— Ты себя слышишь? Ты трахалась с моим отцом, ты от него беременна — и говоришь о любви? Это даже не смешно, это страшно, у тебя, случаем, не осеннее обострение?

Ева кусает губы, отворачивается, но тут же смотрит уверенно. Как я жил и не замечал в ней этого двуличия?

— Рассказывай.

— Что?

— Все. Если ты будешь молчать, я выгоню тебя прямо сейчас.

— Ты влюбился?

Смотрю в лицо девушки: да, Ева красивая, может быть трогательной, нежной, а еще уверенной и наглой. Не зря ходила на театральные курсы, которые я же и оплачивал.

— Ева, не раздражай меня.

— Влюбился, вижу, меня считаешь подлой, а сам буквально сразу нашел себе бабу. Кто она, студентка, да? Их много около тебя кружило всегда.

— Хватит, сука! — Ударяю кулаком по столу, так что подпрыгивает чашка с кофе, Ева испуганно вскакивает со стула. — Я тебя, блядь, придушу сейчас, если ты еще хоть слово скажешь. Спрашиваю, чей ребенок?

— Не знаю.

Это становится любопытно.

— Что значит “не знаю”? Ты не помнишь, с кем трахалась? Каким образом в этом всем замешал мой отец? Какой срок?

Ева мнется, сжимает на груди ткань халата.

— То и значит, что не знаю, мы были с Олегом, то есть с Олегом Игоревичем в июле, я не знаю, как так получилось, он очень интересный мужчина.

— Этому интересному мужчине пятьдесят восемь лет, у него больное сердце. Это в момент вашего секса ему стало плохо, так?

— Да, — отвечает тихо, опускает глаза.

А у меня в голове все еще не может сложиться картинка, где Ева и мой отец в одной постели. Но что было, уже не вернуть.

— Что потом? Сколько вы с ним были?

— Две неделе до приступа и потом я была рядом, но…

— Что но?

— Я так волновалась, правда, места себе не находила.

— И легла от великого расстройства под другого мужика?

Мне не надо ее спрашивать, все видно по лицу.

— Ты так и в нашем браке волновалась? Часто расстраивалась?

— Нет, нет, никогда, Денис, правда, никогда, я была верной.

— А сейчас что случилось? Шлюший инстинкт проснулся?

Грош цена ее словам, но сейчас не об этом.

— Так, ты волновалась и переспала с другим мужиком, считая моего отца очень интересным мужиком. Кто он?

— Арсен.

Я засмеялся так, что, кажется, затряслись стекла на окнах. Сука, как же я забыл о нашем шустром и незаменимом управляющем отцовского отеля?

— А то, что у Арсена жена в Абхазии и двое детей, тебя никак не смутило?

— Как — жена? Он говорил, что развелся.

— Господи, я сейчас умру от смеха. Ева, я не думал, что ты такая беспросветная дура, это край, ниже только осталось дать