Пьесы - Николай Гуриевич Кулиш

время забеспокоилась). Боже мой! Девочки! Смотрите, кто пришел…

Д е в у ш к и (новому гостю). А-а! Наше «Некогда» пришло.

Г о с т ь (посмотрел на часы). Ого! Четверть второго. Поезд в два. Еще нужно телеграмму хватить… Так! Бутылку пива мне, две бутылки вина и конфет девочкам скорей!

А п о л л и н а р и я. Может, поужинали бы, милый…

Г о с т ь. Некогда! Некогда! Где Мирра?

Д е в у ш к и. Мирра! Мирра! К тебе «Некогда» пришел.

А п о л л и н а р и я (еще больше забеспокоилась). Шш! Пиано, девушки… (Гостю, умоляюще.) Может быть, вы сегодня выбрали бы себе другую подружку?

Г о с т ь. Некогда, контрреволюция! Я на пять минут.

А п о л л и н а р и я. Она больна.

Г о с т ь. Чем?

А п о л л и н а р и я. У нее голова болит.

Г о с т ь. Глупости!

А п о л л и н а р и я. Милый, будет драма…

Г о с т ь. Некогда!.. Мирра! Можно? (Ушел в каморку.)

М а л а х и й (Аполлинарии). Кто он такой?

А п о л л и н а р и я. Знакомый наш… Такой веселый и добрый…

М а л а х и й. К кому он пошел?

А п о л л и н а р и я. Я и сама не знаю… Видите, я содержу их, то есть они приходят кушать, тут же и отдыхают, а некоторые и с гостем… Разве доглядишь? Столько хлопот с ними, столько хлопот… Может, водочки после дождя или пива?

М а л а х и й. Я запрещаю вам продавать любовь в коробках!

А п о л л и н а р и я. Какую любовь?

М а л а х и й. Говорю — в коробках! Разве я не вижу — нагородили коробок для любви, точно клозетики. Где луна? Где звезды, спрашиваю? Где цветы? (Вынул из кармана какую-то самодельную дудку, задудел.) Всем, всем, всем декрет! Отныне запрещаем покупать и продавать законсервированную в деревянных, а тем паче в фанерных коробках любовь!.. Нет, не так. Чтобы не ломать принципов нашей экономполитики, временно разрешаем покупать и продавать любовь, только не в коробках, не законсервированную, а при луне, при звездах ночью, на траве, на цветах. Если же не терпится кому-либо днем, то преимущественно там, где звенит в разгонах солнце и гудят золотые пчелки так: д-з-е… Нармахнар (подумал) Первый.

7

Вбежала  Л ю б у н я. За нею — г о с т ь.

Г о с т ь. Куда ты? Мне же некогда, Миррка!

Л ю б у н я. Папенькин голос! Пустите!.. Папенька, милый мой, любимый, дорогой, золотой!.. (Поцеловала ему руки.) Насилу, насилу я вас нашла.

8

Примчалась  О л я, прибежали  д е в у ш к и, пошатываясь, подошли  г о с т и.

О л я. Это я тебе его нашла.

А г а ф ь я. А мне приснилось — ангел в золотую дудочку дудит… Глядь — а это Любочкин отец.

Д е в у ш к и. Правда отец?

— Мирра! Это твой отец?

М а л а х и й. Я не отец. Я народный Малахий. Да неужели же вы не читали первого декрета? Отрекся от семьи…

Г о с т ь  посмотрел на часы, махнул рукой и убежал.

Л ю б у н я. Папенька любимый! Вы не смотрите, что я такая, что и я в таких нарядах.

М а л а х и й. Отрекся от семьи, говорю!

Л ю б у н я. Простите меня, папенька! Это я не для чего-нибудь. Это я, чтобы вас отыскать, копейку зарабатывала…

А г а ф ь я. Простите ее за блуд, и бог вам еще не такие грехи отпустит…

Оля не спускала с Малахия глаз.

Л ю б у н я. Сейчас приедет Ванька, мы сядем, папенька, и на вокзал… У меня есть деньги, целых пятьдесят три рубля. Билеты я куплю с плацкартами, ситра в дорогу, апельсинов. Вы ляжете, папенька, отдохнете, любимый мой, уже седенький.

М а л а х и й (отойдя). Говорю — нет папеньки!.. И кума! Есть народный Малахий нарком! Нармахнар! Первый!

Л ю б у н я. Что ж мне-то теперь?

О л я (Малахию). Что же она теперь будет делать, эй вы, горе, скорбь народная?

М а л а х и й. Зажигайте костры универсальной любви на улицах ваших городов, грейте истомленных, — в голубых моих землях вам выстроят за это памятники…

Л ю б у н я. Как же мне-то теперь?

О л я. Попросим, чтобы еще одну голубую сказочку рассказал. И знаешь про кого? Про милых, что вернутся к нам ночью зимой. Ха-ха-ха! Сколько их, милых, уже спало со мной, — если придется принимать и ласкать из похода, то еще задавят… Музыка! «Колечко»!

Любуня как больная побрела в каморку.

Девушки и гости поддержали Олю:

— Браво, браво!

— «Колечко»!

— Оля поет «Колечко»!

Оля запела в сопровождении музыки.

«Потеряла я колечко,

Потеряла я любовь,

Через это я колечко

Буду плакать день и ночь.

Мил уехал, меня бросил

И малютку на руках,

Как взгляну я на малютку,

Так слезами и зальюсь. —

Чрез тебя, моя малютка,

Пойду в море утоплюсь».

М а л а х и й (взошел на лестницу). Алло, алло!.. Передайте по радио всем, всем, всем сущим — людям, тополям, вербам нашим, степям и оврагам и звездам на небе.

О л я.

«Долго русою косою

Трепетала по волне,

Правой рученькой махала,

Прощай, миленький, прощай!»

М а л а х и й (одиноко). Передайте, что народный Малахий уже скорбит, и серебряная слеза ползет с седых усов и капает в голубое море. Как это трагично: в голубых мечтах скорбит.

Его окружили девушки и гости. Смеялись. Танцевали.

Вдруг крикнула Агафья:

— Любовь повесилась!

А п о л л и н а р и я. Повесилась!

Д е в у ш к и (заглянули в каморку). Повесилась!

— Повесилась!.. Миррка!.. Ей-богу!..

Поднялась тревога. Г о с т и  и  д е в у ш к и  бросились врассыпную по лестнице к дверям.

А г а ф ь я (Малахию). Ваша дочь повесилась!

М а л а х и й. Не тревожьтесь, верноподданная, она не повесилась, а утонула в море… более точно — в голубом море.

9

О л я (вышла из чуланчика). Сняла… Она уже мертва… (Малахию.) Слышите? Ведь это вы ее довели… до смерти!

М а л а х и й. Вы лучше ловите молодой месяц — он мочится в море.

О л я. Он окончательно потерял рассудок… Куда же теперь, после голубых идеалов? (Сама себе, убежденно.) Чего ж еще думаешь!.. Туда!.. Назад. На службу! (Повязалась платком и вышла твердой походкой.)

10

Вбежала  А п о л л и н а р и я  с небольшим сундучком, в который засунула ожерелье, золотые кольца, отрез шелковой материи и тому подобное.

А п о л л и н а р и я. Я уж какая, а все ж не такая, как этот вот… (Плюнула на Малахия и убежала.)

М а л а х и й. И плевали, и били его по ланитам. Тогда он, взяв золотую трубу, подул в нее… (Вынул дудку.) И заиграл мировую голубую симфонию. (Заиграл на дудке.) Я — пастух мира. Пасу стада мои. Пасу, пасу и играю.

Агафья зажгла свечку. Малахий играл. Ему казалось, что он действительно творит какую-то прекрасную голубую симфонию, а дудка гнусавила и звучала диким диссонансом.

З а н а в е с.

Перевод П. Зенкевича и С. Свободиной.

ПАТЕТИЧЕСКАЯ СОНАТА

I

Из воспоминаний моего романтического ныне покойного друга и поэта Илько Юги на Октябрьской годовщине в клубе ЛКСМ о своем незавидном, как он сказал, но зато поучительном революционном маршруте.

1

— Представьте себе, друзья, — так начал он, — первое — улицу старого провинциального города; второе — двухэтажный дом с дощечкой: «Дом генерал-майора Пероцкого»; третье — революционную весну; четвертое —