Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

Но откуда берётся, как образуется при этом сходстве колоссальное разнообразие органов с общим планом строения? Дарвин отвечает и на этот вопрос:

«Кости конечностей могут стать короче и толще, одеваясь более толстым покровом, и служить плавником; или же у снабжённой перепонкой передней конечности все или некоторые кости могут до известной степени удлинится, связывающая их перепонка может увеличиться и конечность может стать крылом; но все эти изменения не изменят основного плана строения костей или соотношения частей» (Там же, с. 440).

Все эти органы служат для весьма различных целей и изменяются соответственно служению этим целям. А это и означает, что эти органы изменяются сообразно с мобилизацией их на постоянно, в течение всей жизни повторяющиеся действия, в соответствии с производимой ими биологической работой. Само расхождение, дивергенция признаков осуществляется посредством биологической работы, протекающей на протяжении жизни огромного числа поколений, и никак иначе осуществляться не может.

Дарвин косвенно подтверждает это положение на том же примере:

«Передние конечности, например, которые у отдалённого прародителя служили в качестве ног, путём продолжительных изменений могли приспособиться у одних потомков действовать в качестве руки, у других – ласта, у третьих – крыла… влияние продолжительного употребления или неупотребления на изменение конечностей или других частей какого-либо вида… должно сказаться… в совершенно взрослом состоянии…» (Там же, с. 450).

В том же русле Дарвин рассматривает рудиментарные и атрофированные органы: они суть результаты длительного неупотребления органов в процессе биологической работы организма. «По-видимому, − полагает он, − неупотребление является главным фактором того, что орган становится рудиментарным. Слабые изменения могут вести постепенно всё к большему и большему недоразвитию органа, пока наконец, он не становится рудиментарным…» (Там же, с. 458).

Весьма характерно, что Дарвин здесь чётко и недвусмысленно относит к слабым и самопроизвольным изменениям, подающим материал для действия отбора, те направленные изменения, которые возникают в результате отсутствия биологической работы, а не только те, которые вызываются ненаправленными и случайными отклонениями в функционировании наследственных структур.

По этому поводу Дарвин приводит классические примеры, которые были подхвачены неодарвинистами и истолкованы в духе гипотезы мутационизма, т. е. представления о том, что рудиментарные органы образуются лишь вследствие накопления мутаций в генетическом аппарате, имеющих абсолютно ненаправленный, случайный, «ошибочный» характер.

К числу таких примеров относятся наряду с глазами животных, живущих в темноте и крыльями островных птиц, утративших вследствие неупотребления способность к полёту, также и крылья жуков, живущих на обдуваемых ветрами мелких островах. Этот последний пример – один из немногих примеров, попавших во все учебники по синтетической теории эволюции в качестве доказательства прямого действия отбора на результаты мутагенеза.

Дарвин действительно полагает, что «в этом случае естественный отбор помогает редукции органа, пока не сделает его безопасным и рудиментарным» (Там же). Но только помогает. Материал для отбора поставляется направленной биологической работой организма по самоустранению энергозатрат на снабжение неработающего органа вещественно-энергетическими ресурсами, а не хаотическими, случайными ошибками генетического аппарата.

Огромная разница существует не только в подходах к объяснению происхождения неспособных к полёту крыльев нелетающих жуков, но и в самой картине эволюционных процессов, в принципах объяснения эволюции. Неодарвинистское объяснение коренным образом противоречит дарвиновскому. С точки зрения неодарвинистов нелетающие жуки продуваемых ветрами островов – потомки жуков-мутантов, которые уцелели благодаря тому, что ошибки генетического аппарата привели к утрате дееспособных крыльев и эта неспособность закрепилась наследственно. Жуки же с полноценными крыльями постоянно уносились ветрами в океан и там погибали.

Эта гипотеза настолько наивна, что даже не поднимает вопроса о том, каким образом в течение многих поколений на тех же островах выживали летающие жуки, которые в свою очередь были предками этих жуков-мутантов. Дарвин придерживается совершенно иного объяснения, и, соответственно, предлагает совершенно иную картину эволюции.

Естественный отбор, согласно Дарвину, лишь помогает сохранить те мелкие направленные изменения, которые образуются особенностями биологической работы организма и являются результатами как усиленного употребления в определённом направлении интенсивно работающих органов, так и результатами неупотребления неработающих органов, постепенно становящихся рудиментарными. Отмирание неработающих органов происходит у здоровых и генетически полноценных, получающих вследствие этого отмирания эволюционно значимые преимущества в выживании и оставлении потомства.

Жуки на этих островах выжили, согласно дарвиновской картине эволюции, не потому, что явились пассивными жертвами генетических ошибок и были искалечены мутациями, а потому, что активно действовали для своего выживания, проявляли осторожность в полётах и в конечном счёте вообще перестали летать, ощущая постоянную опасность быть подхваченными ветрами и унесёнными в сторону моря вдаль от берега.

Жуки, не проявлявшие такой осторожности, были сметены отбором и не оставили потомства, то есть тех мелких наследственных изменений ненаправленного характера, которые выступают как вторичный материал для отбора. Первичный же материал определяется наследственными качествами эффективно работающих особей. В такой и именно такой картине эволюции состоит сущность подлинного дарвинизма.

Он предполагает совершенно чёткий и недвусмысленный подход к проблеме направленности эволюции. Естественный отбор действительно отбирает среди огромного множества ненаправленных наследственных изменений, поддерживая наиболее полезные из них в тех или иных обстоятельствах и отсеивая вредные. Но образуются эти разнообразные изменения опять-таки выжившими при отборе и оставившими потомство организмами, наиболее приспособленными к жизни в данных обстоятельствах. Наиболее приспособленными биологической работой и развивающими в этой работе наиболее полезные качества.

Именно поэтому в развитии жизни наблюдается закономерный и поступательный прогресс, создаётся устойчивая направленность к градации и её превосходству над деградацией. В этом же – ключ к пониманию макроэволюции, то есть эволюции надвидовых морфологических типов животных и растений. Они представляют собой типы мобилизационных структур, осуществляющих однотипную биологическую работу на основе достигнутых в этой работе мобилизационных инноваций.

Дарвин показывает и каким путём деградирует неработающие органы. Не будучи задействованы и развиты в процессе постоянной биологической работы, «рудиментарные органы у взрослого животного сохраняют своё эмбриональное строение» (Там же, с. 457). Они относительно нормально развиваются у зародыша, то есть передаются наследственностью, а затем задерживаются и в конечном счёте останавливаются в развитии. В результате у взрослого организма остаются неразвитые, неработающие органы либо только следы их (например, зубы у китов), либо даже не остаётся и следов (отсутствие конечностей у змей).

Сведение биологической работы во времена Дарвина к механическому употреблению и неупотреблению органов приводило к парадоксу, который неразрешим даже для великого эволюциониста. Вот что он сам пишет об этом:

«Остаётся, однако, следующее затруднение. После того, как употребление органа прекратилось, и в связи с этим он в значительной мере подвергся редукции, в силу каких причин он продолжает и дальше сокращаться в размерах, пока от него не остаются лишь ничтожные следы, и что приводит его, в конце концов, к полному уничтожению? Вряд ли возможно, что неупотребление может производить какое-либо дальнейшее влияние после того, как орган уже перестал функционировать. Здесь необходимо некоторое дополнительное объяснение, которое я не в состоянии дать.» (Там же, с. 459).

Теория естественного отбора здесь явно не работает, поскольку отбор совершенно безразличен к наличию или отсутствию каких-то жалких остатков ранее работоспособных органов, сохраняющихся, как отмечает Дарвин, исключительно вследствие наследственности. Отбор начинает действовать, отсеивая ненужные органы вместе с их обладателями, лишь тогда, когда эти остатки мешают осуществлению других функций в биологической работе органов и организма в целом.

Понимая это, Дарвин вынужден в объяснение этого феномена ограничиться догадкой о наличии некоего принципа экономии роста, «благодаря которому материалы, образующие какой-нибудь орган, в случае его бесполезности для владельца экономятся насколько возможно» (Там же, с. 459). И хотя Дарвин и здесь недалек от истины, дело здесь не только в экономии ресурсов, но и в перераспределении вещественно-энергетических ресурсов в процессе биологической работы к работающим органам.