Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

В некоторых случаях в этой части своего труда Дарвин резко разделяет употребление органов (т. е. производимую организмами биологическую работу) от действия естественного отбора вплоть до альтернативы между ними. Так, отвечая на вопрос Майварта о возможности происхождения путём естественного отбора млечных желёз млекопитающих, Дарвин утверждает:

«Я не беру на себя решить, в зависимости от чего железы на одном месте стали более специализированными, чем на других местах, – может быть, отчасти как результат употребления или под влиянием естественного отбора» (Там же, с. 228–229).

Это «или» очень существенно. Осознавая взаимодействие биологической работы и естественного отбора, Дарвин тем не менее противопоставляет их и разводит в качестве альтернативных механизмов эволюционных преобразований.

Рассматривая покровительственную окраску камбал, Дарвин пишет, что «мы с полным основанием можем предположить, что отсутствие окраски на одной стороне у камбал вызывается отсутствием света» (Там же, с. 227). И хотя он принимает во внимание «недавно доказанную Пуше способность некоторых видов изменять свою окраску в зависимости от окружающей поверхности» (Там же), при объяснении причин возникновения покровительственной окраски он склонен её происхождение во многих случаях приписывать исключительно действию отбора. В определённых случаях конечно, возникновение адаптаций может происходить только под действием отбора, но здесь нужно быть очень осторожным в выводах, чтобы не упустить действие таких скрытых форм биологической работы, о которых мы пока ещё не имеем сколько-нибудь надёжных сведений.

Обращаясь к растениям, Дарвин показывает, что в основе употребления ими своих органов лежит раздражимость. Дарвин отмечает, в частности, что некоторые «растения сделались вьющимися благодаря усилению способности к слабым и неправильным вращательным движениям, первоначально не представлявшим для них никакой пользы» (Там же, с. 237).

При этом Дарвин вновь разделяет и противопоставляет два основных фактора направленности эволюции: «Не берусь решить вопроса, происходило ли постепенное развитие лазящих растений путём естественного отбора или при содействии унаследованных результатов упражнения» (Там же, с. 238). Однако сама нерасчленимость действия отбора и работы показывает постоянство из взаимодействия.

Переходя в восьмой главе своего труда к характеристике инстинктов и затруднений теории естественного отбора инстинктов, Дарвин утверждает, что инстинкты подобны привычкам, но отличны от них по происхождению. Дарвин признаёт, что во многих случаях инстинкт возникает, когда какое-либо привычное действие становится наследственным.

По этому поводу можно напомнить, что в XX веке теолог-эволюционист Тейяр де Шарден утверждал, что если приобретённые признаки не наследуются, то уж во всяком случае приобретённые инстинкты явно наследуются. Что касается современной этологии, науки о поведении животных, то она сузила роль и значение инстинктов в поведении животных, показала их зависимость от потребностей тела и неразрывную связь в инстинктивных действиях наследственной предрасположенности и самообучения. Тем самым инстинкты выступили фактически как формы стереотипной биологической работы, управляемой мобилизационными структурами психики и направляемой ощущениями тех или иных потребностей.

Наследственное в инстинктах было поставлено в связь с наследованием того или иного типа нервной системы. Но наследственные стереотипы инстинктивных действий с самого рождения особи любого вида корректируются и уточняются поведением особей того же вида, направляются обучением и самообучением, то есть стереотипно отлаженной биологической работой.

Поэтому представления XIX – первой половины XX веков о чисто наследственной природе инстинктов являются наивными и не отражающими сложного характера обусловленности инстинктивных действий. Вместе с тем Тейяр по существу прав: наследственное в инстинктах является конкретным примером наследственного усвоения и закрепления действий предшествующих поколений, приобретённых ими в борьбе за существование и поддержанных отбором, то есть осуществлявшейся в череде поколений биологической работы (а не просто употребления или неупотребления органов, как у Ламарка и отчасти у Дарвина). Преемственность биологической работы в череде поколений – вот что выражает глубинную сущность инстинктов.

Дарвин фактически закладывает основания такого подхода к инстинктам, делая упор на изменчивость инстинктов. «Подобно тому, как изменения в строении тела, – пишет он, − происходят и развиваются от употребления или привычки и ослабевают или исчезают от неупотребления, так точно, не сомневаюсь, было и с инстинктами. Но я думаю, что воздействие привычки во многих случаях имеет второстепенное значение сравнительно с естественным отбором того, что можно назвать самопроизвольными вариациями инстинктов, т. е. изменениями, вызываемыми теми же самыми неизвестными причинами, которые обусловливают и слабые уклонения в строении тела» (Там же, с. 247).

Здесь Дарвин снова пытается отделить действие естественного отбора от биологической работы и даже противопоставить их. Ведь то, что с подачи Ламарка называли во времена Дарвина употреблением-неупотреблением органов и привычками животных, есть не что иное, как характеристики частных проявлений биологической работы, не охватывающие всех аспектов и направлений биологической работы.

Эти характеристики охватывают лишь механические аспекты в духе господствовавшей в то время механистической картины мира. Привычки, например, суть не что иное как стереотипные действия, повторяющиеся при осуществлении работы организма. Кроме употребления органов биологическая работа включает все формы поведения и отражения действительности, работу мобилизационной структуры мозга, нервной, кровеносной, дыхательной, пищеварительной, выделительной, половой и других систем, покровов тела, миллиардов клеточных структур и их взаимодействия, миллиардов микроорганизмов, живущих в теле и участвующих в его работе на правах симбиотиков и т. д. Внутри каждого живого существа целая Вселенная, которая развивается, эволюционирует и работает на него.

Медленное и постепенное накопление слабых, но полезных изменений, которое, по Дарвину, обусловливает развитие сложных инстинктов под влиянием естественного отбора, направляется не только отбором, но и биологической работой, с которой отбор находится в подвижном единстве и взаимообусловленности.

Это подтверждается и наблюдениями Дарвина, касающимися изменчивости инстинктов. Эту изменчивость Дарвин рассматривает по аналогии с мелкими ненаправленными наследственными изменениями строения телесных форм животных и растений. Он отмечает, что «изменения в инстинкте иногда могут быть облегчены тем, что один и тот же вид имеет различные инстинкты в течение разных периодов своей жизни, в разные времена года, находясь в разных условиях существования и т. д., в таком случае естественный отбор может сохранить то тот, то другой инстинкт» (Там же, с. 247).

Употребление и тренировка органов оказываются здесь, как и в случаях с мелкими изменениями строения, явно ни причём. Кажется, что здесь-то уж ни при чём какая бы то ни было иная направленность развития, кроме как со стороны естественного отбора. Эту кажимость и подхватили неодарвинисты, приняв её за истину в последней инстанции.

Но в таких случаях наиболее ярко как раз и проявляется несводимость биологической работы к ламарковско-дарвиновским характеристикам употребления-неупотребления органов. Полезные инстинкты, как и полезные изменения телесного строения, сохраняются отбором именно потому, что они предрасполагают растения и животных к полезной биологической работе, необходимой для успешной борьбы за существование.

Наследственность не так слепа, не настолько хаотически разнонаправлена, как это представляют себе наблюдатели абсолютно случайных мутаций и флуктуаций наследственных признаков. Генетические структуры также выполняют определённую биологическую работу, отшлифованную миллиардами лет естественного отбора.

Направленность их работы у каждого вида заключается в том, чтобы дать этому виду самые различные варианты строения и инстинктивного поведения, но в тех рамках, которые предопределены общим планом строения этого вида, сложившимся в процессе однотипной биологической работы огромного числа поколений и отшлифованным отбором.

Эти варианты служат как бы экспериментальным материалом для выбора путей дальнейшего развития. Если бы не было разброса вариантов, не было бы и возможности отбора наиболее конкурентоспособных вариантов, приспособленных к биологической работе в постоянно изменяющихся условиях. Полезность инстинктов и особенностей строения проявляется именно в биологической работе, в возможностях, которые она открывает в конкуренции и борьбе за существование.