Розалина снимает сливки - Алексис Холл

Вулверкот – нет. Ни единого гребаного раза.

Затем она сжала кулаком головку часовой башни и решительно отпилила ее ножом. Рики поморщился и скрестил ноги.

Взяв в руки округлую вершину того, что все старательно принимали за Биг-Бен, Уилфед Хани начал внимательно ее изучать.

– Надо сказать, – начал он, сжимая хлеб, – он хорошо пружинит. И в руке лежит прекрасно. Но, конечно, что важнее – какой у него вкус.

Взгляд Анвиты был очень выразителен, пока дедуля всея нации ласкал головку гигантского хлебного пениса, который она испекла.

– Я в некоторой степени вернулся в прошлое, – продолжил Уилфред Хани, жуя, – потому что, когда я был юношей, можно было достать только такие булки. К дому подъезжал пекарский мальчишка и продавал их горячими. Добавлю, что на мой вкус он слишком хрустящий. Но мне нравится вкус. Он нежный, и чувствуется соль.

– Здорово, – еле проговорила Анвита. – Спасибо.

После Анвиты шел Рики, который робко поставил на судейский стол гору крошек, которая представляла его выпечку.

– Ох, боже. – Марианна Вулверкот осмотрела останки взглядом страхового инспектора возле места аварии. – Что с ним случилось?

Рики вздохнул.

– Что с ним только не случилось, сестра. Это должен был быть великий дракон Смауг в полчищах из булочек с изюмом. Но булочки не пропеклись, крыло я уронил на пол, а голова взорвалась в духовке. Так что теперь это великий дракон Смауг после того, как столкнулся с Бардом-лучником.

– Да. – Грейс Форсайт с грустью посмотрела на останки ужасного дракона. – Он и впрямь будто упал в Эсгарот, правда?

Не стоит и говорить, что хороших отзывов Рики не получил. Следом за ним шла Нора, которая представила свой откровенно эффектный сад с видом женщины, знающей, что всех сделала. Хоть и неправильно было желать пожилой даме провалиться на конкурсе, Розалина таила слабую надежду, что на вкус он окажется ужасным.

– Черт возьми, – вскрикнул Уилфред Хани. – Он великолепный.

Получается, на этой неделе победила Нора.

Это означало, что Розалина с негодованием напоказ несла свою выпечку.

– Что ж, очень умно, – заметила Марианна Вулверкот со смесью похвалы и подозрения. – От тебя подобного не ждешь, но это иногда хорошо.

Уилфред вскрыл сердечные камеры и начал их разрезать, выливая на тарелку красную и синюю начинку.

– Боюсь, для меня это отдает Хеллоуином. Я человек простой, и мне нравятся сердца на День святого Валентина или в хорошем рагу. Но не анатомически верные и сочащиеся.

– Оно на любителя, – признала Марианна Вулверкот, что ближе всего было к несогласию тогда, когда судьи расходились во взглядах, – но, не отрицаю, вкус превосходный. И мне понравилась идея.

Она смотрела на Розалину холодными голубыми глазами.

– Приятно видеть, что ты начинаешь выходить из раковины.

– Ох. – Розалина, на мгновение забыла, что ее снимают, и удивленно уставилась на Марианну Вулверкот. – В самом деле? Спасибо.

Она все равно не выиграла. Естественно, не выиграла. Потому что, хоть судьям и понравилась идея, Нора создала целый хренов сад, со внуками от невестки и качелькой. Рики тем временем никак не мог прийти в себя от падения Смауга и утопал в объятиях, похлопываниях по спине и искренних слезах.

От этого Розалина как никогда чувствовала себя середнячком, но теперь это почему-то было иначе. В конце концов, она получила молчаливый одобрительный взгляд от Марианны Вулверкот, а этого добивались немногие. И впервые почти позволила себе думать, что может кому-то составить конкуренцию. Что бы там ни думала Дженнифер Халлет, Розалина умеет не только красиво стоять в фартучке.

Она умела ставить конкурентоспособную опару вслепую и почти без рецепта.

Она умела лепить анатомически правильное сердце из хлеба и черники.

Она умела дружески флиртовать с гетеросексуальной девушкой-оптиком и заставить электрика перестать называть ее милой.

А еще у нее был горячий архитектор, который всеми действиями показывал, что считает ее потрясающей.

Так почему бы ей не вернуться в медицину? Не стать врачом? Не жить той жизнью, которой она всегда хотела?

* * *

Она закончила подведение итогов («На самом деле чувствую себя очень уверенно. Я пошла на риск, и на этот раз он окупился»), взяла сумку из комнаты и присоединилась к общей толпе прощавшихся с Рики. Затем направилась на парковку, чтобы дождаться отца и, надеялась, попрощаться с Аленом, прежде чем его заберут.

– У меня есть для тебя кое-что, друг.

Позади нее хрустнул гравий, и появился Гарри, с сумкой через плечо и контейнером для еды в руке.

– Да? Эм, а зачем? Что там?

– Да уж, я только что понял, что это, наверно, странновато. Но когда ты в прошлый раз разговаривала с дочкой, она сказала, что сейчас любит рыб, и я подумал, что ей может понравиться.

Он протянул ей контейнер, и она заглянула внутрь. Под защитным слоем кухонного полотенца был краб из его каменной запруды.

– Стянул, пока съемочная группа до него не добралась. – Гарри пожал плечами. – Это булочка, и она, ну, это, вроде миленькая, да?

На самом деле она и впрямь вышла милая. Как и сам жест. Как и он сам, но нет. У них ничего не выйдет. Такие, как Розалина, на интересовались такими, как Гарри.

– В смысле, – продолжил он, – ей бы, наверно, больше понравилась рыба-удильщик или акула-домовой, но я не знаю, получилось бы у меня их сделать или нет.

Розалина не знала, что сказать.

– Спасибо. Ты очень заботливый.

– Ладно, мне пора. Надо подвезти Рики. – Он тоскливо пнул ногой тропинку. – Я обещал, что если его отсеют, позволю ему взять меня с собой в «Эмираты».

– Куда?

– «Эмирейтс». Это стадион. Мы пойдем на матч проклятого «Арсенала». Я был пьяный, когда на это согласился, а он был грустный. Только не рассказывай моим друзьям.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

– Да ладно, это же всего лишь футбольный матч.

– Друг, ты не сечешь. Лучше быть мертвым, чем «красным».

Со вздохом в духе Сидни Картона Гарри поплелся назад. Уложив краба в свой багаж, Розалина осмотрела горизонт на признак Сент-Джона Палмера.

Она ждала уже десять минут из ожидаемых двадцати, когда завибрировал телефон.

«Мы, похоже, разминулись, – прислал ей сообщение Ален. – Мне очень понравились наши выходные».

Раз они ему так понравились, почему он не соизволил увидеться с ней перед отъездом? Только вот спросить об этом было невозможно, чтобы не показаться требовательной, пассивно-агрессивной или сварливой. Так что, в конце концов, она написала: «Мне тоже». Что, хоть и было простовато, невозможно было воспринять негативно.

«Прости, вчера вечером я был не в духе».

Он действительно был не в духе. И если можно судить по