Школа выживания - Джеймс Паттерсон

Сказанное Ангелом производит эффект разорвавшейся бомбы. Воцаряется гробовое молчание. Мы все на нее уставились.

— А-а-а где ты это услышала, моя хорошая?

Ангел снова села на колени и водит пальцем по прохладному мокрому песку.

— В Школе. Я не должна была слышать, но ты же знаешь… Они все так думали. — Она, очевидно, не придает своим новостям особого значения и начинает копать ров для песочного замка.

— А кто это собирается мир взрывать? — с негодованием спрашивает Газ.

Ангел пожимает плечами:

— Ой, многие могут. Страны разные и тому подобное. У них есть большие бомбы. Но белохалатники в Школе думали, что взорвет по-настоящему только одна компания. Бизнес-компания. Они думают, что она почти весь мир взорвет. Но только случайно.

Очень интересный поворот событий.

— И что же это за компания? — осторожно спрашиваю Ангела.

Она напряженно всматривается вдаль и сводит брови.

— Нет, не помню. Что-то похожее на название оленя. Или газели. Можно, я пойду купаться?

Даже не понимая, о чем она просит, рассеянно разрешаю:

— Иди, иди.

Она довольно достает из рюкзака купальник и бежит за Тоталом в воду. Не проходит и двух секунд, а он уже вернулся и отряхивается, обрызгав всех нас:

— Вода холоднющая. — Он поднимает нос, нюхает воздух и идет исследовать прибрежные камни.

Газ, вопросительно посмотрев на меня и получив ответный кивок, рванулся к воде, на ходу сбрасывая одежду. Игги и Надж ушли подальше и сели на большой валун у самой воды. Покопавшись в рюкзаке, они выудили оттуда по паре протеиновых брикетов.

— Ну, и как тебе это нравится? — спрашиваю я Клыка, когда мы остались одни.

Он недоуменно трясет головой, запихивая остатки бинтов обратно в рюкзак.

— Да, это сюрприз!

— Интересно, как долго она про это молчала? И почему вся эта история не всплыла раньше?

— Потому что ей всего шесть лет, и ее главная забота — это ее плюшевый мишка и ее собака. Плюс, мы даже не можем точно сказать, понимает она вообще, что именно она там услышала. Велика вероятность, что она все напутала.

Я задумываюсь.

— Даже если она перепутала детали, сама идея, что мир может взлететь на воздух, вполне правдоподобна. И то, что нас создали как образец генотипа, способного пережить катастрофу. Все вполне сходится с тем, что твердит мне Джеб.

Клык глубоко вздыхает:

— И что нам теперь делать?

— Не знаю. Надо подумать.

Мы какое-то время молчим. Руку ужасно дергает.

— Ну а это ты с чего затеяла? — спрашивает наконец Клык.

Притворяться, что я не понимаю, о чем он, бесполезно:

— Я просто страшно устала. Голос мой совершенно меня достал. Трендел без конца про мою судьбу да про рок, и как я должна мир спасать. Вот меня и зашкалило.

Никому другому я бы ни за что в этом не призналась. Я стае все рассказываю. И про Голос, и про все. Но то, что я не знаю, как со всем этим справиться, — ни-за-что и ни-ко-му! Только Клыку.

— Я на одном адреналине, на одном возбуждении живу. У меня никакого плана и в помине нет. Каждый день только одна задача, чтобы мы все живы были и все вместе. А теперь на меня все эта обрывочная информация навалилась, все эти обрывки и обломки. И ничто не складывается. Никакой общей картины не получается. Мне одной все это не по силам.

— Ари, Джеб и Анна, и Голос? Их ты называешь обрывки и обломки?

— Вот именно. Их и все-все, что с нами случилось с тех пор, как мы оставили наш дом в горах. Я совсем не знаю, что делать. Совсем. И даже притворяться больше не могу.

— Давай бросим все к черту. Найдем остров. Отгородимся от мира.

— Звучит, конечно, заманчиво. Но ведь надо и остальных убедить. Младшие, скорее всего, все еще надеются родителей найти. А я теперь еще думаю, что это за компания такая, про которую Ангел слышала. Давай так: ты нам будешь остров подыскивать, справки наведешь, а я сосредоточусь на всем остальном?

Никогда я еще ни с кем не делила свои лидерские обязанности до такой степени. Но, знаешь что, дорогой читатель, мне такое разделение очень даже понравилось.

— Ладно, давай.

Потом мы смотрели, как Ангел и Газзи играют в прибое. Удивительно, как им только не холодно. Но они даже мурашками не покрылись. Игги и Надж бродят вдоль берега. Надж собирает разные ракушки и дает их Игги — потрогать и понять, какой они разной формы. Мне хочется, чтобы время замерло. Здесь и навсегда.

Мне еще кое-что надо сказать Клыку:

— Прости меня за это и за то, что раньше…

Он смотрит на меня исподлобья. Глаза у него такие же темные и такие же непроницаемые, как и всегда. … И отворачивается к воде. Никакой другой реакции я от него и не ожидаю. Клык никогда…

— У меня чуть инфаркт не случился, — говорит он тихо. — Когда я тебя увидел, всю в крови…

И он запустил камнем далеко-далеко вдоль берега.

— Я больше не буду.

— Пожалуйста, не делай никогда никаких глупостей.

— Не буду, не бойся.

Что-то резко изменилось в это мгновение. Только я еще не знаю, что.

— Эй, — кричит нам Ангел, стоя по колено в воде. — Я могу разговаривать с рыбами.

Еще и с рыбами? Это что-то новенькое.

105

— Ты можешь что? — Я поднимаюсь на ноги и иду к воде.

— Я могу разговаривать с рыбами! — Вода ручьями стекает с ее длинного тощего тела, и она радостно смеется.

К нам присоединяется Клык:

— Тогда пригласи парочку нам на обед.

А Газзи, как пес, трясет мокрой башкой:

— Врешь! Заливаешь!

— И ничего я не вру. Я вам всем сейчас покажу. Смотрите! — и она ныряет обратно в воду.

Тем временем подгребают и Надж с Игги. Так что мы все в сборе для демонстрации.

— Я издалека не ослышался? — переспрашивает Игги. — Она теперь и с рыбами еще что ли разговаривает?

Вдруг на поверхность воды у самого берега всплывает шестифутовая акула. Пасть разинута, и от Газа она — на расстоянии вытянутой руки. Никто из нас не издал ни звука — так уж мы запрограммированы, не вопить в опасности. Но в глазах у всех застыл ужас.

Прыгаю в воду, хватаю Газзи и тащу на берег. Он окаменел от страха и еле волочится. Меня преследует мысль, что мою ногу вот-вот оттяпают смертоносные челюсти.

Тут и Ангел выныривает. Там не глубоко — всего только по грудь — она вполне сможет взлететь. Сигналю ей молча, давай немедленно вверх. Но она только хохочет.

— Не бойтесь, мы с ней уже подружились. Она просто приплыла поздороваться.

Акула сделала круг и уже совсем близко к Ангелу. Сердце у меня в пятках. А вдруг она только думает, что может разговаривать с рыбами.

— Давай, покажи им! Помаши им плавником! — говорит Ангел акуле, и я готовлюсь взлететь и вырвать ее прямо из страшной зубастой пасти.

Но тут, прямо у нас на глазах, акула буквально ложится на бок, высовывается из воды и слегка шевелит плавником.

— Ни хрена себе! — выдыхает Газман. Решаю признать это выражение восторга вполне допустимым. На сей раз ради исключения.

— Будьте любезны, нельзя ли и меня посвятить в то, что там происходит? — сердится Игги.

— Ангел только что заставила акулу помахать нам плавником, — все еще задыхаясь, объясняет ему Надж.

— А… ка…?

Еще три акулы выплывают к Ангелу на мелководье. И все четыре разом встают на хвост и трясут плавниками.

Ангел веселится:

— Что, здорово? Поверили мне теперь?

Тотал скачет у моих ног, взрывая песок маленькими коготками:

— Ништяк! Клево! Пусть еще разок подпрыгнут.

Колени у меня ватные. Мне бы сесть.

— Очень даже интересно, моя девочка, — говорю я заплетающимся языком. Но стараясь казаться спокойной. — Только лучше попроси их теперь уплыть поскорее.

Ангел наклоняется, что-то говорит акулам, и они медленно разворачиваются мордами в океан.

— Ты гений, — говорит Тотал Ангелу. Она выходит из воды, он лижет ее коленку и тут же плюется:

— Фу, соленое.

— Значит, Ангел может разговаривать с рыбами, — подытоживает Игги. — Только скажите мне, какой в этом прок?

106

Пора двигаться дальше. Скоро уже стемнеет, а нам еще надо найти пристанище на ночлег. Большинство моих сверстников суетятся по поводу очередной контрольной по математике или из-за того, что папаша с мамашей не дают им вволю потрепаться по телефону. У меня другие заботы: пропитание да крыша над головой. Должен же кто-то обеспечивать стае маленькие радости жизни.

Летим над северной Флоридой. Вдоль всего побережья миллион мерцающих огоньков домов, магазинов, машин, движущихся по дорогам, как по венам красные кровяные тельца.

Но прямо под нами огромная неосвещенная территория. Общее золотое правило: где нет огней — нет людей. А значит, и опасности меньше. Переглядываюсь с Клыком — мы с полувзгляда понимаем друг друга, и я иду на снижение.

В результате недолгих изысканий обнаруживаем, что мы в Национальном лесном заповеднике Окала.[11] Похоже, место для ночевки подходящее, и в предзакатных сумерках мы осторожно спускаемся в проемы между густыми кронами громадных сосен. Думала, скажу «приземляемся», но на самом деле мы приводняемся.